розділ-оповідь Миколи Ісаєнка з мемуарів «Вижу противника»
Утром 6 августа 1944 года в штаб полка, располагавшийся в селе Дулибы, поступил приказ командира 236-й ИАД полковника Кудряшова о перебазировании на 3-й Украинский фронт. Нас возвращали в 17-ю ВА генерал-лейтенанта В. А. Судца. Полку предстояло участие в Ясско-Кишиневской операции.
В Дулибы, впервые за время действий полка на 1-м Украинском фронте, По-2 доставил почту. Не было никого, кто бы остался равнодушным к этому событию. Летчики, техники, механики, оружейники, связисты, которые соскучились по газетам и трепетно ждали весточек от родных и близких с разных уголков Отчизны, тут же обступили почтальона. Послышались возгласы:
— Не тяни, тихоход!
— Давай, старина, "расквартировывай" гостей!..
Не помню, кто из ветеранов метко назвал такие послания "неиссякаемыми боеприпасами для ума и сердца". Конечно, письма приходили не всем и не сразу. Именно это обстоятельство и породило в боевой семье традицию читать получаемые письма вслух, сообща. Характерно, что ни один адресат не крылся перед друзьями даже в сокровенном, а друзья воспринимали сказанное так, словно оно предназначалось каждому слушателю в отдельности.
Разбежалось по ячейкам подразделений несколько мешков писем, но ни одного на мое имя не оказалось.
Взгрустнул я наедине. Пошел на коллективную читку в эскадрилью капитана А. П. Чурилина.
"Здравствуй, дорогой Виктор! — читал механик Миганов "треугольник" от жены своего брата. — Шлю тебе пламенный привет и желаю подвигов в боевых делах. Нас постигло большое несчастье: как только ворвались фашисты, они тут же убили маму, а сестричку Реню увезли в лагерь города Люблин... Все деревни вблизи железной дороги оккупанты сожгли. Я живу теперь в Клагишине, в чужой пустой хате, хозяева которой тоже погибли от рук злодеев. Витя, прошу тебя и Чеслава, он сейчас на фронте, отомстите лиходеям за маму, за Реню, за многострадальную Белоруссию, за горе всей Родины! До встречи после Победы. Зина".
Тяжелой печалью легло на плечи воинов известие о гибели матери Миганова, о мученической судьбе его сестры, о злодеяниях гитлеровских головорезов на временно оккупированной ими советской земле. В тот день зачитали десять писем. Каждое из них усиливало нашу ненависть к врагу, звало к мужеству и отваге, к безукоризненному выполнению воинского долга.
Этим эпизодом и завершилось наше пребывание в Дулибах. К утру 9 августа весь летный состав и передовая команда техсостава 611-го ИАП приземлились на аэродроме Цебриково, на том самом аэродроме вблизи Одессы, откуда мы вылетали на 1-й Украинский фронт.
По замыслу Ставки Верховного Главнокомандования к осуществлению Ясско-Кишиневской операции привлекались войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, Черноморский флот и Дунайская военная флотилия. В ходе операции советским войскам надлежало окружить и разгромить в районе Яссы — Кишинев группу вражеских армий "Южная Украина", вывести из войны на стороне фашистской Германии королевскую Румынию и царскую Болгарию.
Группа фашистских армий "Южная Украина" к августу 1944-года упорно удерживала так называемый ясско-кишиневский выступ, прикрывающий путь в глубь Румынии и далее на Балканы. Левый фланг противника упирался в горный массив Карпат, правый — в Черное море. Противник оборудовал три оборонительных полосы, их заняли 47 пехотных и артиллерийских дивизий и 5 пехотных бригад. Наземные войска врага прикрывали соединения 4-го воздушного флота люфтваффе и румынский авиационный корпус. Взломать такую оборону, окружить и разгромить столь сильного врага было очень непростым делом. Поэтому подготовка к Ясско-Кишиневской операции проходила в обстановке глубокой секретности. Даже мы, летчики, непрерывно выполнявшие с 10 августа разведывательные полеты, не могли определить, где будет нанесен решительный удар.
Мы наблюдали с воздуха большие контингенты собственных войск южнее Тирасполя и в районе озера Ботно, то есть там, где их не было до нашего отлета на 1-й Украинский, видели, что в районах Рымаровки, Григориополя и Ташлыка с утра до вечера пылят грузовые автомобили, передвигаются войска, возникают новые макеты танков и артиллерийских орудий, видели много такого, что, несомненно, могли видеть и вражеские летчики, и... ничего не могли определить.
Лишь один пилот нашего полка точно определил в середине августа одно из направлений главного удара советских войск. Но ведь этим пилотом был Батаров! Помню, возвратясь из очередного разведывательного Полета в районы Чимишлии, Тараклии и Каушан и оставшись наедине со мной, Батаров обвел острием карандаша район западнее Слободзеи:
— Начнется здесь, товарищ майор.
— Как вы оказались в районе Слободзеи? Кто вас посылал на тамошний плацдарм?
— Никто не посылал. При возвращении пересек там линию фронта. Я встревожился:
— Говорили кому-нибудь об увиденном?
— Никому, товарищ майор!
— А ваш ведомый?
— Он ничего не заметил.
Я предупредил Батарова о необходимости молчать об увиденном, запретил ему впредь пересекать линию фронта вблизи Слободзеи, сообщил о наблюдениях Батарова командиру дивизии: мало ли что, а вдруг наш разведчик не ошибся? Ведь увидеть то, что увидел он, могли и гитлеровцы.
Батаров не ошибся, но вражеские летчики не сумели заметить то, что заметил он. Во всяком случае, удар с плацдарма западнее Слободзеи враг прозевал. Противник вообще ошибся в определении замыслов советского командования: ожидал наступления на Кишинев, а фашистская оборона была прорвана северо-западнее Ясс и южнее Бендер.
...Приземлившись в Цебриково, полк получил от командира дивизии задачу быть готовым к 18 августа сопровождать штурмовики 305-й ШАД, входящей в состав 9-го ШАК, а также проводить разведку войск и техники противника.
Для этого требовалось срочно восстановить и отремонтировать материальную часть.
В боях на 1-м Украинском фронте из-за сильного зенитного огня противника, крайне тяжелых условий эксплуатации самолетов на полевых аэродромах, а также из-за сложности с материально-техническим обеспечением частей, временно приданных 2-й ВА, материальная часть полка изрядно поизносилась. Случалось, к концу боевого дня' в строю оставалось всего 15-16 истребителей.
Звонит, бывало, командир дивизии:
— Доложите боеготовность!
А что докладывать, если 12 самолетов стоят без хвостовых колес, поскольку камер для них нет; если на двух самолетах необходимо менять моторы, один стоит без обшивки фюзеляжа, у другого поврежден -центроплан, а у третьего пробиты кок и лопасть винта?!
Кудряшов недоволен, а ты приглашаешь инженера полка майора Д. Д. Перминова, старших техников эскадрилий старших лейтенантов Н. Ф. Степанченко, С. А. Сорокина и В. Ф. Богатырева и объясняешь, что нужно совершить невозможное: отремонтировать за ночь минимум 15 истребителей, иначе полк не выполнит боевую задачу, а впереди — Перемышль!
— Сделаете, товарищи?
— Сделаем, товарищ майор.
Ночь спишь плохо. Обещали техники, что к утру будет у полка минимум тридцать самолетов, да одно дело — обещать, а другое — выполнить обещанное. И шагаешь ни свет, ни заря в эскадрильи. И наблюдаешь, как техники звеньев лейтенанты К. И. Прыгун, М. О. Титов, Г. Н. Чехов, Д. Д. Гурьев, И. Д. Головин, Ф. М. Латышев, старшие авиационные механики И. А. Воронецкий, Я. Е. Шушура, П. А. Дяпин, А. Д, Павличенко и Г. Б. Дюбин работают во главе созданных бригад. И видишь, что на двух самолетах стоят новые моторы, на третьем заменена пробитая лопасть винта и заклепан кок винта, на батаровском заделана пробоина, обшивку фюзеляжа на самолете Мордовского заменили и покрасили, только хвостовые колеса многих истребителей, на языке техников — "дутики", остаются в прежнем безнадежном состоянии.
— Как будете выходить из положения, орлы?
— Выйдем, товарищ майор.
И, действительно, выходят: набивают покрышки "дутиков" тряпьем, ветошью, кусочками мелко изрезанных резиновых шлангов, делают хвостовое колесо вполне годным на два-три вылета.
Утром докладывают, что выполнять боевые задания могут не тридцать, а Тридцать два истребителя!
Какой ценой добивались люди этого чуда, знают лишь они сами! Но пара за парой "яки" взмывали в небо, уходили на разведку, на прикрытие штурмовиков, и в нужный момент их пушки и пулеметы открывали губительный для врага огонь!
Самоотверженность и изобретательность техсостава полка поражали. Однако нехватку запчастей ими не компенсируешь, время, необходимое для серьезного ремонта, не растянешь.
Вечером 16 августа прибыл долгожданный железнодорожный эшелон с техсоставом. Мы было обрадовались: наконец-то спадет "ремонтное" напряжение! Но радость оказалась кратковременной. Буквально через час на аэродроме Цебриково приземлился самолет командира дивизии. До захода солнца оставалось минут десять. Направляясь к УТ-1 полковника Кудряшова, я прикидывал, где лучше устроить комдива на ночь, но комдив вылез из кабины, не заглушив мотор. Нетерпеливо выслушав доклад, потребовал:
— Дайте вашу карту.
Я раскрыл планшет. Должен отметить, что аэродром Цебриково находился в шестидесяти километрах от линии фронта. На таком расстоянии от нее базируются лишь штурмовики. Истребителям необходимо быть намного ближе.
Кудряшов указал на карте полевой аэродром возле хутора Важный:
— Завтра к двенадцати ноль-ноль полк должен быть перебазирован сюда. Для передовой команды техников выделяются на один рейс транспортный самолет и три грузовика. Есть вопросы?
Вопросов имелось множество, тем более, что в последнее время мы виделись с командиром дивизии крайне редко, но, уловив нетерпение Кудряшова, я ответил, что вопросов нет.
— Тогда выполняйте приказ,— сказал комдив.— И учтите, что на разведку с аэродрома Важный придется делать по десять — двенадцать вылетов в день.
Спустя несколько минут самолет Кудряшова скрылся из виду. Я медленно вернулся на КП. Что такое один рейс Ли-2 и один рейс трех грузовиков? Капли в море! Большинству авиаспециалистов опять придется добираться до нового аэродрома на "попутных" или на своих двоих! А Важный не под боком, до него по дорогам 70 километров. Значит, в начале боевых действий рискуем остаться без многих механиков, мотористов и оружейниц! Справимся ли?
На КП находились майоры Морозов, Куксин, Фейгин, капитаны Чурилин, Волков, Батаров, инженер-майор Перминов.
— Срочно готовьтесь к перебазированию,— сказал я. — Учтите, новое место необжито. Посадочная полоса минимальных размеров с препятствиями на границах.
Утром 17 августа провели митинг, разъяснили людям задачи полка в предстоящих боях за освобождение Измаильской области Украины и Советской Молдавии.
Парторг полка капитан Греков говорил, что в ходе предстоящей операции наши войска начнут освобождение народов Восточной Европы от гитлеризма и продажных буржуазных правительств, пошедших на сговор с фашистской Германией.
Комсорг полка техник-лейтенант Филиппов призвал личный состав точно выполнять требования командования, отдать все силы делу разгрома гитлеровцев и их сообщников. Выступавшие на митинге летчики клялись, что будут сражаться беззаветно, не уронят чести полка и дивизии, чести воинов Красной Армии.
Времени для подготовки митинга у нас, по существу, не было, тем не менее он прошел организованно и эмоционально, вдохновил людей.
После митинга я отдал приказ на перебазирование, и к 12.00 все самолеты полка и механики, прибывшие на Ли-2, находились па травяном поле близ хутора Важный, приспособленном под полевой аэродром. Несколько позже прибыла сюда передовая команда технического состава на двух "зисах".
В 22 часа 19 августа поступил приказ на ведение боевых действий в течение следующего дня. Полку предстояло прикрывать вылеты штурмовиков. И столь велико было количество этих вылетов, что сомнений не осталось: начинаем!
Шесть часов утра. Яркое солнце, полное безветрие, обещающие зной. И глубокая тишина.
Вот-вот содрогнется от залпа тысяч орудий земля, вот-вот докатится до аэродрома артиллерийский гром передовой, вот-вот покажутся штурмовики, майор Морозов выстрелит в небо зеленой ракетой, взревут моторы наших истребителей, и пара за парой, четверка за четверкой самолеты эскадрилий начнут выруливать на старт и уноситься ввысь... Вот-вот. Но пока тихо. Только жаворонок, набрав "горками" высоту, зависает и начинает звонкую трель, да чего-то пугается и, спикировав, прячется в неподвижной, еще мокрой от росы траве.
Глубокая тишина. Мы стоим на аэродроме и чутко вслушиваемся в нее: капитан Батаров — без привычной улыбки; капитан Чурилин — крепко сжав губы и сведя к переносице черные брови; капитан Волков — щуря глаза. Как струна натянут экспансивный лейтенант Липо Маркарьян. Широко развел плечи, набычился с высоты двухметрового роста лейтенант Павел Беляев. Не рассуждают многословно, вопреки привычке, старший лейтенант Королев и его механик Анатолий Каменчук.
Мы вслушиваемся в тишину. Глядим на запад. Ждем артподготовки. Последние минуты перед боем, в котором может случиться непредвиденное.
Внезапно до слуха доходит слабый, еле различимый гул. Он доносится с востока. Поворачиваю голову в ту сторону. Как по команде, поворачивают головы и другие летчики. А гул все слышней, все явственней, все мощней, теперь это даже не гул, а оглушительный рев многих сотен моторов.
Первыми показываются армады бомбардировщиков. За последней, с минутным интервалом, появляются штурмовики. Зеленая ракета над КП полка взметывается как-то торопливо, словно боясь опоздать. Она не успевает догореть, еще брызжет сноп искр, как на старт выруливают шесть "яков". Шестерку поведет командир 1-й эскадрильи Волков.
Через десять секунд слышим по радио голос ведущего группы штурмовиков:
— "Ласточки", я "дрозд"-восемнадцать! Дайте "крышу"!
Ещё через двадцать секунд "илы" проносятся над нашим аэродромом. Ведущий повторяет просьбу, покачивая машину с крыла на крыло. Группа Волкова взлетает, с ходу занимая свое место в общем боевом порядке. Обычного круга над аэродромом "илы", как обусловлено, не делают. Они прямиком следуют к цели. А цель у них — передний край противника южнее Бендер, в районе Хаджимус— Киркенешти.
Мы еще видим штурмовики и истребители, но рев их моторов вдруг исчезает, потонув в другом, давящем реве — в реве начавшейся артподготовки, слившимся с ревом -бомбового удара. Все дальнейшее происходит на фоне неослабевающего грохота. Вздрагивает почва. Группа за группой проходят над нашим аэродромом "илы". За ними взлетают сначала четверка "яков" замечательного мастера воздушного боя Чурилина, затем — группы истребителей под командованием Клепко, Королева, Черногора, Маркарьяна, Рыжова... Все идет, словно по отработанному сценарию. Бомбардировщики, штурмовики и истребители действуют, как единый, хорошо собранный и на совесть отрегулированный механизм. Волна за волной накатываются они на передний край врага.
Около 10 часов звонок из штаба армии.
— Пошлите группу разведчиков в район Григорьевки, Салкуца, Каушан.
— Слушаюсь. Можно узнать, как на переднем?
— Прорвали!
Поднимаются разведчики. Первый вылет, в паре с Шуваловым, производит Батаров. От его-то глаз не укроется ни одно скопление передвигающихся войск противника!
На часах— 12.00. Эскадрильи начали повторные вылеты. Напряжение не спадает. И вдруг — "осечка". Очередная группа штурмовиков приближается к Важнодму, с КП взлетела ракета, а два самолета из четырех, которым следует идти на прикрытие, еще заправляются горючим.
Решение приходит мгновенно: "Лететь самому!"
Бегу к "яку", запускаю мотор. Краем глаза вижу: мой ведомый, штурман полка капитан Оськин, все понял, он тоже в кабине и уже запустил мотор.
— Клепко! — окликаю по радио командира звена.— Выруливай со мной и Оськиным.
Клепко и его ведомый младший лейтенант Бабков четко выполняют приказ.
Показываются штурмовики. Их восемь. Взлетаем. Клепко с ведомым идут в группе непосредственного прикрытия, мы с Оськиным поднимаемся на 600 метров выше, чтобы прикрыть "илы", Клепко и Бабкова. От сердца отлегло: не сорвали вылет!
Штурмовики пересекают Днестр в районе населенного пункта Глинное на высоте всего 200 метров, и, точно в стену, врезаются в бурое месиво из земли и отходов взрывчатки, висящее над полем боя. Дым поднимается так высоко, что даже в кабинах истребителей ощущается удушливый, кислый запах. Каково же стрелкам, танкистам, артиллеристам?!
Нам понадобилось почти две минуты, чтобы пробить бурое месиво. Вышли из него только вблизи Каушан. Здесь встретили заградительный огонь зенитной артиллерии врага. Прошли и сквозь разрывы зенитных снарядов. Цель находилась западнее Каушан, в лесопосадке и русле высохшей речушки, Штурмовики быстро обнаружили рассредоточенные там фашистские танки и бронетранспортеры, построились на высоте 500 метров в круг и деловито, без спешки и без промаха, словно птицы, обнаружившие личинки вредоносных жуков, принялись "клевать" стальные коробки с крестами на бортах и башнях.
Я внимательно осматривался, чтобы не пропустить момент появления вражеских истребителей, но видел только наши самолеты. И там, и тут плыли, стаи бомбардировщиков и штурмовиков, стрижами проносились "яки" и "лавочкины". Фашистских самолетов не было. Их словно корова языком слизнула! Невольно подумалось: предполагал ли враг, что на его голову обрушится удар такой силы? Предполагал ли, что каждая капля крови, пролитая нашими солдатами в сорок первом, каждая слеза, пролитая нашими женщинами и детьми, около 15 часов. В запыленных, небритых, согнувшихся под вещмешками людях трудно было признать обычно аккуратных, щеголявших выправкой механиков и мотористов.
— Товарищ майор, группа прибыла из Цебриково без происшествий! — доложил техник-лейтенант И. С. Филиппов.
— Это хорошо, а у нас, кажется, без происшествия не обойдется! — громко, чтобы все слышали, ответил я.— Вылет срываем!
Подошел ко вновь прибывшим, поздоровался. Ответили дружно, громко.
— Больных нет?
— Нет, товарищ майор! — за всех ответил Филипппов.— Просим разрешения приступить к работе!
Люди очень устали, даже умыться не успели, но краем глаза каждый тревожно поглядывал на летное поле, отыскивал свой самолет и своего летчика.
— Спасибо за то, что просите работу! — сказал я.— Спасибо, товарищи! Я распоряжусь, обед привезут прямо на аэродром. А сейчас— к самолетам!
Появление основной группы технического состава полка на новом аэродроме в самый напряженный; критический момент не было случайностью. Позже, на досуге И. С. Филиппов, Н. В. Калюжный, А. И. Никишин и другие механики рассказывали, что на марше предельно сокращали время отдыха, старались поддерживать постоянный, достаточно высокий темп ходьбы, чтобы прийти на хутор Важный как можно скорее. Они догадывались, что начало Ясско-Кишиневской операции не за горами, хотели поспеть к ее началу.
Нужно ли говорить, как выручили они полк в первый же день боев?
Утром 21 августа боевое напряжение не уменьшилось, а возросло. Количество групп штурмовиков, направляемых на уничтожение живой силы и техники врага, увеличилось. При этом, естественно, увеличилось количество вылетов истребителей сопровождения.
Основной удар штурмовики наносили по танкам и другой технике противника, действующего в районе Каушан. Тамошнюю группировку гитлеровцев эскадрилья Батарова обнаружила накануне, во время ее выдвижения из района Чимишлии. Удар по этой группировке, нанесенный штурмовиками в первый день операции, желаемых результатов не принес: группировка уцелела, теперь ее приходилось добивать в ходе начавшегося встречного боя восточнее Каушан. Штурмовикам и истребителям сопровождения "работать" стало намного трудней; следовало исключить возможность удара по своим войскам.
Хорошо еще, что в тот день не увеличилось количество вылетов на разведку, и мы смогли привлекать 2-ю эскадрилью к сопровождению штурмовиков чаще, чем это было 20 числа.
На поддержку частей, попытавшихся контратаковать советские войска из района Каушаны — Ермоклия, фашистское командование бросило 21 августа самолеты ФВ-190, прикрытые немногочисленными группами Ме-109. Следует сказать, что на участке южнее Бендер противник в ходе операции так и не сумел нарастить силы истребителей Ме-109. Основная масса их оказалась скованной в районе Ясс, где с "мессерами" вели беспощадную борьбу летчики 5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта. Тем не менее, летчики "мессеров" и в районе южнее Бендер попытались действовать в привычном для них "ключе": нападать на "илы" в момент отхода штурмовиков от цели и вступать в схватки с нашими истребителями. Мы быстро отбили у гитлеровцев охоту "активничать", заставили их поджать хвост.
Во второй половине дня четверо истребителей 611-го ИАП сопровождали группу штурмовиков, уничтожавших танки врага вблизи Ермоклии. Ведущим четверки был старший лейтенант К. Л. Черногор. Ведомым у него летел младший лейтенант Г. П. Черевко. Ведущим второй пары был младший лейтенант А. В. Бабков, а ведомым — младший лейтенант П. Я. Дымов.
Возвращаясь с задания, истребители встретили на пересекающихся курсах 14 "фоккеров". Самолеты противника шли выше наших штурмовиков, летевших на бреющем, но ниже "яков".
Младший лейтенант Черевко с комсомольским задором атаковал левофланговый ФВ-190 и сбил его в первой же атаке. Следом за Черевко пошел в атаку Черногор. Он поджег второй ФВ-190. В этот самый момент младший лейтенант Бабков снизу атаковал замыкающий ФВ-190. От длинной очереди пулеметов "яка" замыкающий "фоккер" взорвался в воздухе.
Действия группы Черногора облегчались отсутствием "мессершмиттов", а вот группа капитана Чурилина вступила в бой с ФВ-190 и с Ме-109 и, как всегда, вышла победительницей. Чурилин обладал твердым характером и боевым мастерством. Я уже писал о нем, но не могу не вспомнить снова. Молчаливый, легковоспламеняющийся, он ненавидел гитлеровцев ненавистью, которой хватило бы на десятерых бойцов. Чурилин постоянно рвался в бой. Пребывание на земле было для него мучением. Лишь огромная сила воли позволяла капитану при сопровождении штурмовиков удерживаться от немедленной атаки обнаруженных истребителей врага. Но уж если противник лез на рожон — минуты его жизни были сочтены. Верный принципу: "Ищи противника, первым замечай и первым атакуй!", Чурилин нападал молниеносно, неожиданно и неотвратимо.
В тот день группа, ведомая Чурилиным, встретила 16 ФВ-190, прикрытых четырьмя Ме-109. Четверка Чурилина сначала сбила два "мессера", затем уничтожила три "фоккера", а остальные обратила в бегство. У Чурилина не получил повреждения ни Один "як"!
21 августа удалось выполнить два боевых полета и мне. Первый — утром, на сопровождение штурмовиков, второй — к вечеру, на разведку. О втором вылете хочется рассказать подробней.
Командир дивизии поставил задачу разведать движение войск противника на дорогах Лесное — Тарутино и Лесное — Комрат. Все летчики полка ко времени получения приказа уже сделали по два "боевых вылета, один вылет был только у меня и моего постоянного ведомого капитана Оськина. С ним и пошли мы на задание.
Глазам открылась картина беспорядочного отступления и отчаянного метания врага.
Ошеломленные нашим наступлением, находившиеся явно в состоянии шока, наверняка утратившие связь и реальное представление о происходящем, отступающие войска противника двигались навстречу друг другу: одни — из Лесного в направлении на Тарутино, другие — из Комрата, тоже в направлении на Тарутино. Легковые и грузовые автомашины, штабные автобусы, танки, бронетранспортеры с пехотой, конные упряжки, артиллерия, пехотинцы — все это в беспорядке текло где дорогами, а где по бездорожью, по полям и оврагам, в глубину мешка, который собиралось затянуть советское командование.
Передав данные разведки на КП 17-й ВА и пользуясь отсутствием воздушного противника, мы с капитаном Оськиным решили в ходе полета штурмовать технику противника. Выбор был большой! Восточнее высоты 194,0 пытался одолеть крутой склон оврага штабной автобус гитлеровцев. Солдат и ефрейторов в таких не возили.
— Прикрой, атакую! — сказал я Оськину, Первые пушечные снаряды легли у передних колес автобуса, следующие врезались в салон. Задымив, автобус покатился вниз, столкнулся с идущим грузовиком, опрокинулся, грузовик загорелся...
— Разрешите атаковать бензовоз? — спросил Оськин.
— Добро, прикрою!
Оськин атаковал бензовоз, пытавшийся укрыться в овраге. Сначала снаряды и пули угодили в мотор машины, и та развернулась поперек дороги, а следующая очередь пуль и снарядов пришлась точно в цистерну. В момент взрыва Оськина угораздило оказаться строго над бензовозом. "Як" капитана подбросило, самолет "клюнул" носом, потерял скорость, стал плохо слушаться рулей, однако Оськину удалось справиться с машиной. Следуя вдоль шоссе, мы уничтожили еще по одному вражескому автомобилю.
Удар по целям, обнаруженным нами с Оськиным, наносили две группы "илов" 136-й ШАД. Сопровождали их две четверки Як-1 нашего полка. По самым скромным данным, штурмовики уничтожили и сожгли 10 танков, 12 бронетранспортеров, 8 грузовых и легковых автомобилей противника, до 15 повозок, уничтожили до 200 гитлеровских пехотинцев, рассеяли полк королевских румынских войск.
Кульминационным днем в ходе Ясско-Кишиневской операции стало 22 августа. В этот день 611-й ИАП совершил свыше 100 боевых вылетов и в каждом вел бои с истребителями врага.
Ведущий группы лейтенант В. П. Рыжов с ведомым младшим лейтенантом А. А. Алешкиным и ведущий пары лейтенант П. А. Гришин с ведомым младшим лейтенантом Н. В. Пахомовым, сопровождая 8 "илов" в район Малул-Маре, обнаружили при подходе к цели десять ФВ-190. Самолеты противника находились выше наших истребителей, маскировались облачностью и, как только штурмовики начали обрабатывать войска врага, попытались прорваться к "илам". Четыре попытки "фоккеров" отбили Рыжов и Алешкин, но в пятой попытке паре ФВ-190 удалось прорваться к штурмовикам. Однако здесь их атаковали Гришин с Пахомовым. Гришин тремя снарядами сбил ведущего ФВ-190. Противник немедленно покинул поле боя, исчез в западном направлении. Кстати сказать, летали гитлеровцы 22 августа исключительно с аэродромов, расположенных на территории Румынии: на молдавской земле места для фашистских аэродромов уже не оставалось.
Наше господство в воздухе было безраздельным. Но не все проходило гладко. Противник огрызался, использовал каждую нашу ошибку. Поэтому 22 августа мы потеряли двух летчиков. Случилось это так.
Во втором вылете на сопровождение штурмовиков ведущий четверки наших истребителей старший лейтенант Черного в азарте боя забыл, что его Як-9Т развивает при пикировании скорость гораздо больше, чем самолет его ведомого Як-1. Старший лейтенант резко спикировал в "окно", в котором заметил "мессер", и ведомый младший лейтенант Бабков отстал от Як-9Т еще за облаками. Больше Бабкова никто не видел. Нет сомнений, что младшего лейтенанта сбили "мессеры". А ведь на счету Бабкова было уже несколько сбитых вражеских самолетов, боевую летную жизнь он начинал хорошо, ярко!
Не повезло и младшему лейтенанту А. Р. Рзаеву, ведомому старшего лейтенанта Королева. Группа Королева из четырех Як-1 при сопровождении десяти "илов" в район Чимишлии не уделила должного внимания одинокому ФВ-190, обнаруженному в разрыве облаков. Все внимание летчиков с начала штурмовки было приковано к сильно растянувшимся над целью "илам". Этим и воспользовался одиночный "фоккер": атаковал из-за облаков самолет Рзаева, ослабившего, видимо, наблюдение за хвостом истребителя, и поджег его. Старший лейтенант Королев не успел развернуться и отразить нападение противника: фашист немедленно убрался в облака.
Увидев, что горящий самолет Рзаева резко пошел на снижение, и убедившись, что младший лейтенант не отвечает на вызовы, наши летчики сочли Абаса Рзаева погибшим. К счастью, они ошиблись. На горящем самолете Рзаев сумел произвести посадку на западной окраине селения Тараклия, в расположении советских войск. Он успел выбраться из кабины и откатиться по земле на десяток метров от самолета прежде, чем тот взорвался. Рзаев получил тяжелые ожоги лица, рук и спины, кроме того, он был тяжело ранен в левую руку, которую пришлось ампутировать, но остался жив. Рзаева подобрали и отправили в госпиталь танкисты из 4-го гвардейского механизированного корпуса.
На состоявшемся вечером разборе боевых вылетов мы проанализировали случившееся, установили причины понесенных потерь. Старшие лейтенанты Черногор и Королев сидели, низко опустив головы. Оба тяжело переживали потерю ведомых.
Мы еще продолжали разбор боевых вылетов, когда прибежал начальник связи полка капитан В. К. Семин. В поднятой руке капитана белел лист бумаги — запись сообщения Совинформбюро. В нем говорилось, что войска 3-го Украинского фронта прорвали сильно укрепленную, развитую в глубину оборону противника в районе Бендер, за три дня боев расширили прорыв до 130 километров по фронту, продвинулись вперед до 70 километров, освободили более 150 населенных пунктов.
В числе частей и соединений 3-го Украинского фронта, отличившихся в боях, Совинформбюро упоминало и летчиков генерала В. А. Судца.
От сознания того, что о нас помнит Москва, было радостно на душе.
23 августа войска 3-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина перерезали пути отхода 6-й фашистской армии за Прут, а на следующий день завершили окружение ясско-кишиневской группировки противника в составе пяти армейских корпусов.
Авиации противника с 23 числа в воздухе уже не было: лишившись аэродромов на территории Молдавии, потеряв огромное количество бомбардировщиков и истребителей, вынужденный перекидывать поредевшие силы люфтваффе с одного фронта на другой, противник фактически оставил свои окруженные части и соединения на произвол судьбы... Нам приказали в отсутствие воздушного врага не только сопровождать "илы", но и штурмовать вместе с ними наземные войска гитлеровцев.
Мы штурмовали фашистов в районах Леово и Комрат, в районах высоты 349,0, Бачой и Котовское. Специальный вылет на штурмовку железнодорожного узла Кишинева выполнила эскадрилья капитана Чурилина. На путях были уничтожены паровоз и четыре вагона с боеприпасами.
Помню и другой вылет эскадрильи Чурилина, тот, в котором участвовали мы с капитаном Оськиным. Северо-западнее села Бачой эскадрилья штурмовала засевшие в оврагах части врага. Произвели четыре захода, сделали минимум сорок прицельных залпов и очередей. Видели, как рвутся в машинах и повозках врага боеприпасы. Видели, как давят друг друга, мечутся в гуще обезумевших людей кони. Каждый летчик был предупрежден: если противник выкинет белые флаги — огонь прекратить. Но гитлеровцы белых флагов не выкинули. А врага, если он не сдается, уничтожают! Жалости к сопротивлявшейся фашистской армии никто из нас не испытывал. Мы помнили, как истерзана гитлеровской ордой родная страна!
Скопление гитлеровских войск за селом Бачой было огромным. Такого я прежде не видел. Поэтому вслед за эскадрильей Чурилина врага штурмовали в этом районе эскадрильи Батарова и Волкова. Они нанесли фашистам огромный урон в живой силе и технике, подавили противника морально.
Во второй половине дня 24 августа, возвратись из разведки, капитан Ватаров крикнул встречавшим товарищам:
— Хлопцы, Кишинев-то уже наш!
В воскресенье 27 августа, в день освобождения Галаца, Фокшан, Рымникула и Тулчи, в день полного очищения земли Советской Молдавии от гитлеровцев и их пособников, штурман 611-го ИАП капитан Оськин был срочно вызван в штаб дивизии. Оттуда он вернулся с картами Болгарии и Румынии.
Все было ясно. Понимая, что скоро поступит приказ об очередном перебазировании, мы принялись восстанавливать и ремонтировать материальную часть. Возможность для этого была: полк хотя и сопровождал штурмовики 136-й ШАД, добивавшие противника, но напряжение спало, интенсивность вылетов стала не той.
Можно было подвести кое-какие итоги. За 7 дней, с 22 по 29 августа 1944 года, полк совершил 512 боевых вылетов, проводил до цели 130 групп штурмовиков, не позволил вражеским истребителям ни разу приблизиться к "илам" для атаки. Кроме этого, полк совершил 76 вылетов на разведку войск и техники противника, произвел 40 вылетов на самостоятельную штурмовку врага, уничтожив при этом 97 автомашин, 47 повозок с боеприпасами и имуществом, 2 штабных автобуса, 4 бензовоза, паровоз., 4 вагона с боеприпасами, 2 батареи зенитной артиллерии, 350 солдат и офицеров. В воздушных боях полк сбил 10 вражеских самолетов из тех 33-х, которые были уничтожены летчиками 17-й ВА в ходе Ясско-Кишиневской операции. Ратный труд воинов 611-го ИАП высоко оценен Верховным Главнокомандующим советских войск. Его приказами личному составу 611-го ИАП были объявлены благодарности за овладение Каушанами — Тарутиным, за взятие Измаила, за взятие Браилова и за овладение городом и портом Констанца. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 сентября 1944 года 611-й Перемышльский истребительный авиационный полк за образцовое выполнение заданий командования, за овладение городами Браилов и Констанца и проявленные при этом доблесть и мужество был награжден орденом Суворова 3-й степени.