Василий Девяткин

Перечитывая главное творение Чарльза Дарвина «Происхождение видов», нельзя не восхищаться истинным гением автора, который, несмотря на практически неоспоримое господство креационизма, сумел развить свои революционные идеи до полноценной теории, получившей многочисленные доказательства и принятой всем миром. Главная заслуга Дарвина состоит в том, что, опираясь не только на свои результаты, но и на исследования других ученых в различных областях, он рассматривал вопрос развития одних видов в другие с разных сторон, как в пространстве, так и во времени, учитывая все аспекты этого процесса.

Так, в главах XII-XIII Дарвин размышляет над странностями в географическом расселении видов, будь это сделано по замыслу разумного создателя. Спустя годы исследований автор отрицает теорию моментального полицентрического творения видов, и находит все больше доказательств единого центра творения. В общем-то, за последние полтора века ученые открыли не так уж много нового - практически все идеи Чарльза Дарвина верны и в наши дни, найдя многочисленные подтверждения с использованием современных методов.

Основная идея, на которой делает акцент автор, состоит в том, что современное распространение не может быть объяснено разницей в физических условиях. Действительно, на планете существуют многочисленные области с практически одинаковым климатом, изначально заселенные, тем не менее, разными видами, хотя занесенные извне человеком виды там могут прекрасно прижиться. Например, при всей похожести условий одинаковых широт Африки, Южной Америки или Австралии, представленные здесь виды, хоть и будучи схожи по внешним признакам в результате адаптаций, кардинально отличаются в более общих чертах. Так, американские плацентарные белка-летяга, муравьед, волк или крот имеют своих сумчатых аналогов в Австралии.

Подобные противоречия или странности в распределении видов Дарвин объясняет их происхождением от общего предка с дальнейшей миграцией и изменением, при сохранении основных черт общего предка. Именно поэтому, хищники, травоядные и грызуны Австралии по главным чертам строения больше похоже друг на друга, чем хищники Австралии на хищников Америки. Дальность распространения Дарвин ограничивает только естественными преградами и способностью вида к адаптации за определенный временной промежуток, длительность которого Дарвин верно полагал крайне масштабной.

К сожалению, во времена Дарвина вопросы о миграции видов были затруднены отсутствием полных представлений о тектонике. Изменение границ океана и суши обсуждались только в аспекте вертикальных перемещений, о теории дрейфа материков тогда разве что догадывались, подмечая сходство очертаний Южной Америки и Африки. Однако, Дарвин, возможно и объясняя это себе несколько по-другому, совершенно верно подмечает, что Британские острова некогда были частью Европы. Сегодняшние наши знания о некогда едином суперконтиненте Пангее и последующем континентальном дрейфе дают нам ответы на многие вопросы, вызывающие затруднения в XIX веке. Как показывают палеонтологические доказательства, первые сумчатые появились в Северной Америке больше 100 млн. лет назад, 40 млн. лет назад их представители уже обитали в Южной Америке, а около 30 млн. лет назад они по тогда ещё принадлежащей единому материку Гондване Антарктиде переселились в Австралию, где и оставались доминирующим видом долгое время, в отличие от остальных частей света, где они, за исключением опоссумов, были вытеснены плацентарными. Подтверждается это найденными на острове Сеймур, недалеко от Антарктиды, ископаемых сумчатых возрастом 35-40 млн. лет. Та же ситуация с африканским страусом, американским нанду и австралийским эму, самые древние останки предков которых найдены в Индии, откуда, во времена её принадлежности Гондване, данные виды и расселились по своим нынешним ареалам.

Дарвин верно подмечает, что островные формы сходны с видом ближайшего к нему материка, по крайней мере настолько, насколько эти формы были едины во времени (то есть, какого общего предка имели до разделения территорий) или в пространстве (то есть, насколько свободно они могли перемещаться через разделяющие их преграды). Так, к птицам понятие географической изоляции слабо применимо, равно как и для прочих летающих существ, вроде насекомых или летучих мышей. Напротив, для большинства млекопитающих и амфибий данные территории будут недоступны. В любом случае, любой организм, случайным образом попав на остров, оказывается в новых условиях, и, имея достаточную приспособленность, может дать новый вид, который займет свою нишу на этой территории. А если учесть, что на островах из-за меньшей заселенности конкуренция была слабее, то материковый вид будет находиться в более выгодном положении, чем коренные. И в этом Дарвин верно определил одно из правил эволюции – на больших территориях эволюционный процесс идет быстрее.

Дарвин принимал активное участие в изучении случайных способов распространения. К таковым относились, например, перенос семян растений птицами в комках земли, приставших к лапкам, или в зобе, плавучим лесом или ледниками. Сюда же относится расселение летающих животных сильными ветрами, рыб – течениями.

Задаваясь вопросом, как географически разделенные территории оказываются населены схожими видами, Дарвин приходит к поразительным выводам. Так, например, для обитателей альпийских областей низменности оказываются непроходимыми. Но если представить, что в эпоху оледенения животные постепенно спускаются с гор и мигрируют по направлению к экватору, оттесняя обитателей умеренных широт, а затем, так же планомерно отступая вслед за холодным климат, могут оказаться уже не на той же самой вершине, то все становится на свои места.

Развивая эту теорию, а также идею Кроулла о чередовании эпох похолодания в северном и южном полушарии, Дарвин объясняет появление схожих видов в разных полушариях. То есть, мигрировавшие во время похолодания животные из северного полушария не обязательно потом отступают туда же, возможно, они осядут на горах экватора, а затем, дождавшись оледенения в южном полушарии, переместятся вслед за ним. Автор отмечает, что обратный эффект встречается значительно реже, объясняя это тем, что большая протяженность земель в северном полушарии позволяла животным свободно перемещаться в пределах своих широт, что способствовало конкуренции и ускорению совершенствования форм.

Делая эти выводы, Дарвин не забывает об одном важном моменте: главным фактором, препятствующим свободной миграции видов (и одновременно стимулирующим видообразование), Дарвин считал не естественные географические преграды, а конкуренцию между организмами. Для многих видов преграды не страшны, многие их могли преодолеть при благоприятных условиях (изменение климата, появление водного/сухопутного перешейка между территориями, перенос семян перелетными птицами и даже животных на вывернутых деревьях посредством течений), но результат этой миграции зависит от наличия на новом месте свободных ниш для организма, или, в противном случае, от того, кто – иммигрант или коренной вид окажется более приспособленным и многочисленным.

Задаваясь вопросом условий, необходимых для развития эндемичных видов, автор пишет, что этого не происходит при совместной миграции многих видов, так как при этом не нарушаются взаимные отношения между ними, а так же, что при регулярной иммиграции видов на новое место вряд ли сформируются эндемичные виды, так как в таком случае генофонд особей регулярно обогащается исходными генами, о чем Дарвин знать не мог, но что он поразительно верно подметил, оперируя другими, более общими понятиями. Так, например, обстоит дело с Галапагосскими островами, на которых из 26 видов наземных птиц 21-23 эндемичны, в то время как среди 11 морских птиц таковыми являются только 2.

На сегодняшний день все выводы, сделанные Дарвином, нашли свое подтверждение. Наблюдая за изначально безжизненными вулканическими островами, постепенно заселяющиеся растениями и животными, можно наблюдать те же механизмы, которые описал Чарльз Дарвин. Заслуга его тем более высока, если учесть скромные по нашим меркам познания об устройстве мира в его времена, что не мешало ему верно трактовать увиденное, правильно описать факторы видообразования. Можно только предполагать, сколько бы ещё он успел сделать, будь в его распоряжении современные представления о геологии и палеонтологии, знания законов генетики, вся точность молекулярных методов, современные средства коммуникации взамен многолетних переписок.