В шестой главе «Происхождении видов» Дарвин сразу же предупреждает возможные возражения, которые могут возникнуть к его теории, давая на них ответ. Но на один вопрос он сам не может дать четкого ответа, этот вопрос, по его словам, «представляет совершенно очевидную трудность для этих взглядов, а именно: обособленность видовых форм и отсутствие между ними бесчисленных связующих звеньев». Но всё же у него готова гипотеза для объяснения и этой трудности, которую он приводит в главе 10.
Главную причину здесь он видит в «крайней неполноте» геологической летописи. Конечно, с данным утверждением можно согласиться лишь частично. Действительно, нахождение в природе формации, переполненной промежуточными звеньями эволюции, скорее редкость и удача счастливого палеонтолога, нежели повседневность. Но в настоящее время благодаря палеонтологической науке, ушедшей со времен Дарвина далеко вперед, выделяются очень дробные биостратиграфические таксоны – зоны, охватывающий временной интервал от полумиллиона лет.
Конечно, мы не можем видеть последовательную смену многих и многих зон в едином разрезе по причине стратиграфических перерывов, «немых» пачек и т. д. Но чудодейственная сила корреляции позволяет объединить геологические разрезы всего мира, выстроить виртуальную последовательность живших когда-то форм без единого пробела во времени – и вот уже наглядно видно, как шаг за шагом, миллион за миллионом, медленно, но неумолимо изменялись живые организмы, исчезали былые виды и возникали новые…
Кроме того, палеонтология не стоит на месте, а совершает всё новые и новые открытия, поэтому можно вообразить, что когда-нибудь «немых» слоев не останется вовсе, в то время как сейчас «геологическими исследованиями еще не обнаружено существование в прежние времена бесчисленных градаций».
И чем больше мы будем приближаться к этому дню, тем сложнее нам будет ответить на вопрос: а что же собой представляет, тот или иной вид? Все видовые границы окажутся стерты, бесчисленные градации развития жизни на Земле сделают невозможной какую бы то ни было классификацию, и палеонтологам придется немало помучиться, прежде чем они изобретут какой-то новый способ обозначения того, что они, собственно, откопали.
Дарвин один из первых осознал те колоссальные, так трудно воспринимаемые человеческим разумом временные интервалы, в течение которых накапливались осадочные породы. И это помогло ему доказать, что, какими бы невероятно медленными не были изменения живых организмов в ходе эволюции, геологического времени хватит на эти изменения, и одноклеточные эукариоты успеют вырасти в человека.
Дарвин совершенно точно заметил, что если в разрезе появляется какое-то ископаемое, то это совсем не значит, что оно возникло именно в этот момент. Вид мог мигрировать из другой области, мог обитать во время накопления слоев, смытых в ходе дальнейших геологических событий… «Положительным указаниям палеонтологии можно вполне доверять, тогда как отрицательные данные не имеют значения»! В свете такого представления теряется смысл возражения критиков о том, что какие-то группы животных появлялись внезапно.
Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов» полтораста лет назад. С тех пор палеонтологи научились различать в породах пыльцу от множества растений, нашли в отложениях чешую рыб, отпечатки мягкотелых животных, точнее определили экологические условия жизни организмов. Накоплен поистине колоссальный объем информации! И всё же, читая Дарвина, не перестаешь удивляться – зная лишь малую часть того, что знает сегодня современная наука, как он точно понимал и как тонко чувствовал устройство мира. Для объяснения основ эволюции его теория по-прежнему не имеет альтернатив.