Елизавета Шин

Это эссе написано в форме ответов на некоторые главные возражения современных креационистов. Забавный момент, что многие, действительно трудные моменты описал сам Дарвин в «Происхождении видов», главах 6 и 7, но многие противники эволюции даже не попытались прочитать этот исходный труд. Я попытаюсь дать объяснения таким образом, чтобы их мог понять даже простой обыватель.

Все мы знаем, как сложно устроены биологические организмы. Или даже их части: органы, клетки, молекулы. Невозможно себе представить, что что-то такой сложности организовалось само в результате случайных изменений. Как невозможно, чтобы ураган, пролетевший над кучей запчастей, собрал самолет, или обезьяна, рандомно нажимая на клавиши печатной машинки, набрала «Войну и мир».

На это есть несколько простых возражений. Самое главное, что ни машины, ни литературные произведения не являются живыми. Разумеется, в буквальном понимании этого слова. Они не размножаются, не мутируют, не подвергаются естественному отбору. Поэтому обобщать таким образом живое и неживое, не очень корректно. Разберемся, в чем же главное отличие. Рассмотрим пример с биологической молекулой, допустим, нам нужно получить белок с определенной функцией. Действительно, если просто перебирать все возможные варианты, ища единственный верный, никакого времени не хватит. Принцип действия совсем иной. Молекула размножается в огромном числе копий, причем некоторые из них из-за мутаций немного отличаются от исходной. Затем выбираем из получившихся вариаций самые удачные, и они снова размножаются с небольшими вариациями. Из этих вариаций снова отбираются самые лучшие, и так далее. Простейшие компьютерные модели показывают, что "создать" молекулу, например гемоглобина, случайным перебором всех возможных вариантов аминокислотных последовательностей практически невозможно даже на самом сверхскоростном компьютере. Однако программа, имитирующая алгоритм естественного отбора, создает такую молекулу очень быстро. Есть и экспериментальные подтверждения, существуют даже методы искусственной эволюции, позволяющие получать белки с нужными функциями.

Если разбирать более сложные системы, например органы, то происхождение любого можно расписать как цепочку маленьких шагов, каждый из которых был чем-то полезен хозяину. Раз изменение было маленьким, то оно могло возникнуть случайно, а поскольку давало своему обладателю преимущество, то подхватывалось отбором. Такие цепочки сейчас расписаны в том числе и для так часто упоминаемого глаза, и для множества других структур. Всегда можно прийти к какой-то элементарной структуре, которая встречается даже у очень простых клеток, например светочувствительный белок. Стоит тут отметить, что когда возникают вопросы, как появился тот самый первый элемент, как произошла первая клетка, теория эволюции действительно не может на них ответить. Но она и не должна. Она объясняет, почему жизнь настолько разнообразна, и как могли возникнуть все эти формы. А как она появилась – это область теории абиогенеза.

Если естественный отбор направлен на сохранение только самых лучших качеств, как и зачем появляются ненужные и бесполезные органы?

Было бы правильнее ставить этот вопрос не как «зачем», а как «почему». Да и вообще у естественных процессов нет цели, есть причины. Эволюция не стремилась что-то конкретное создавать. Живые организмы просто пытались выжить в тех условиях, в которых находились. Они и были причиной. Возвращаясь к вопросу. Факты наличия неидеальных конструкций и бесполезных органов скорее даже свидетельствуют в пользу теории естественного отбора, ибо если все было сотворено неким высшим разумом, сложно себе вообразить, для чего были созданы все эти многочисленные недостатки. Даже «венец творения», человек, устроен крайне нелогично: двойная функция глотки, перегруженность позвоночника, а сочетание узкого таза, нужного для прямохождения, с большим мозгом и значит черепом, сильно осложняет роды. И это только некоторые из недостатков, на деле их куда больше. Вот как это объясняется. Эволюция не «смотрит» далеко вперед, организму важно выжить «здесь и сейчас». Нужно быть не совершенным, а просто немного лучше соседа, чтобы победить его в конкурентной борьбе. Опять же, какова вероятность того, что случайным образом появится и закрепится именно то самое единственное идеальное решение? Гораздо скорее возникнет что-то не самое лучше и самое удобное, но оно поможет выжить. А вторых попыток, сохранений, и «начать заново» этот процесс не имеет. Работа идет с тем, что уже закрепилось, вернуться назад не представляется возможным. Поэтому мы часто наблюдаем совершенно нерациональные инженерные решения, как например подход нервов и кровеносных сосудов к сетчатке с перекрыванием света, или отсутствие механизмов, препятствующих ожирению при избытке пищи. Или существование ненужных органов. Когда-то давно, у предковых форм, эти органы выполняли какие-то важные функции, но со временем утратили свою надобность. Иногда они приобретают другую функцию, как отгон кровососущих насекомых у хвоста жирафа, а иногда со временем и вовсе редуцируются. Так например копчик у человека, непонятно зачем нужная горстка костей, это остаток хвоста, который очень даже был нужен обезьяноподобным предкам для лазания по деревьям. Объяснить эти ненужные структуры разумным дизайном довольно сложно.

Вернемся на уровень видов. Если они происходят друг от друга путем огромного количества маленьких изменений, то мы должны повсюду наблюдать огромное количество переходных форм. Но в реальности мы видим вполне отдельные виды. Почему же так происходит?

Ответ на этот вопрос дается еще в самой книге Дарвина. Объясняется это довольно просто: промежуточные формы оказываются гораздо менее приспособленными, чем те виды, которые они связывают, поэтому они очень быстро отсеиваются отбором. Почему так происходит, почему они хуже выживают? Обычно один вид образуется от другого путем перехода в немного другую экологическую нишу, например, заселение в места с более холодным климатом, или переход на другой корм. При этом обе крайности нормально живут каждая в своем месте и не конкурируют друг с другом. Промежуточная же форма, которая уступает каждому из этих видов в чем-то своем и в результате проигрывает. Например, одни питаются семенами, а другие насекомыми, а средний вариант умеет и то, и другое. Но при этом он оказывается хуже в обоих способах, и ему не достается ни того, ни другого. При географическом разделении наблюдаем то же самое, промежуточная зона обитания, в которой, в результате, вынужден ютиться переходный вид, намного уже, чем ареалы тех двух, куда они его не пускают. Он оказывается меньше численностью, следовательно, меньше возникает новых мутаций, меньше возможностей для отбора. Два больших вида эволюционируют быстрее, накапливают больше полезных признаков и рано или поздно, а намного чаще рано, вытесняют промежуточную форму. Поэтому переходных форм так мало и сейчас, и среди ископаемых останков. Вторых еще потому, что способ консервирования новых экземпляров в палеонтологической летописи довольно хаотичен. Очень редкий организм умудряется удачно умереть: не быть съеденным, остаться красивым, оказаться быстро погребенным, окаменеть и что там еще надо, чтобы люди спустя много лет нашли останки и идентифицировали. Такой чести удостаиваются далеко не все, а, поскольку промежуточных форм, как было сказано выше, и существует меньше, и численность у них невелика, то неудивительно, что многих мы не видим. Ну и опять же, человечество еще не всю земную кору насквозь просеяло, возможно, будут еще интересные находки. А вообще, все не так уж и плохо, некоторых переходных существ мы можем наблюдать и в музеях, хотя бы того же археоптерикса. А некоторые живут и сейчас, например большая и малая синицы, которые не дают гибридов и бухарская синица, которая в зоне интеграции нормально скрещивается и с той, и с другой. Или известный пример с чайками.

В конце хочется добавить, что к настоящему моменту накопилось уже такое гигантское количество свидетельств эволюции, что она перешла из разряда гипотезы и даже теории в научный факт. Регулярно находятся недостающие переходные звенья, живые и палеонтологические, выводятся новые виды, а анализы геномов позволяют точно рассчитывать, кто от кого произошел и когда. Сейчас споры о том, верна ли теория эволюции, уже совершенно ненаучны. А большинство приводимых «аргументов» против обычно свидетельствуют о том, что человек не разобрался в сути этой теории. А иногда и в других научных законах тоже, например, когда заявляют, что второй закон термодинамики противоречит эволюции. Это все, конечно, грустно наблюдать, особенно когда таких людей много, но, возможно, когда-нибудь человечество дойдет до простой мысли, что чтобы что-то грамотно опровергать, нужно для начала в этом разобраться. А пока остается только распространять грамотную аргументацию, в надежде, что до кого-то она достучится.))