«Уважаемый мистер Дарвин,
Ваш труд, прочитанный мною на данный момент не целиком, но отрывочно, приятно поразил легкостью своего изложения и при этом имел немало занятных наблюдений и доселе неизвестных мне фактов, таких, как рабовладельческий инстинкт муравьев или же некоторые особенности строительного инстинкта пчел. Поискав более детальную и известную на данный момент информацию об этих уникальных природных явлениях, я натолкнулась на множество не менее интересных фактов об этих насекомых, об их повадках, и меня поразило то, насколько разнообразны адаптации данных насекомых к внешним условиям и насколько широко разнятся повадки различных особей в пределах одного семейства и даже рода. В своем труде вы обращаете внимание читателя на одни из немногих инстинктов этих насекомых, но ваше стремление понятно и обусловлено наибольшей необычностью последних и, кроме того, естественным желанием найти в них подтверждение или хотя бы «непротиворечие» вашей теории.
Новые сведения, узнанные мной, даже без привязки к эволюционному процессу заставляют не в первый раз осознать, насколько же всё в природе гармонично и слажено, и насколько тщательно, будь то процесс естественного отбора или какие-то иные механизмы, протекает выборка наиболее удобных и необходимых адаптаций и приобретений, направленных на оптимальную приспособленность организмов к жизни во внешней среде.
Не могу с вами не согласиться по поводу того, что вводить какое-то строгое определение понятия инстинкт не особо логично, поскольку для различных видов организмов, имеющих свои инстинкты, это обобщенное понятие может работать с определенной оговоркой. Сравнивать инстинкты насекомых и гораздо более сложно устроенных в плане нервной системы млекопитающих возможно и даже очень интересно, поскольку некоторые, например, описанные вами инстинкты пчел, муравьев на самом деле удивительны. Но всё же понятие инстинкт связано с деятельностью нервной системы, а она претерпевает разительные изменения на протяжении эволюционного шага от насекомых до млекопитающих. Поэтому, какими бы сложными не были строительные инстинкты пчел или же рабовладельческие инстинкты муравьев, мы, имея современные знания о клеточных процессах, протекающих, в частности, в головном мозге, не можем не признать, что всё же внутренняя часть осуществления таких инстинктов (я имею ввиду клеточный уровень) гораздо проще, нежели инстинктов млекопитающих.
Вы в своей работе не приводите строго определения понятия инстинкт, но при этом даете достаточно точно понять, что за смысл за ним кроется. Но со времени издания вашего труда прошло не так мало времени, и никак нельзя игнорировать новые знания, полученные в области физиологии (я говорю об открытии нейронов, нейронных цепей; физиологической обусловленности таких процессов, как обучение, внимание, память). Потому я, в свою очередь, использую некоторую словесную конструкцию, скорее даже для собственного, более глубокого понимания и осознания употребляемого термина.
Итак, инстинкт (по Даниловой Н.Н., Крыловой А.Л. «Физиология высшей нервной деятельности») – это комплекс двигательных актов или последовательность действий, свойственных организму данного вида, реализация которых зависит от функционального состояния животного (определяемого доминирующей потребностью) и сложившейся в данный момент ситуации. Инстинктивные реакции носят врожденный характер, и их высокая видовая специфичность часто используется как таксономический признак наряду с морфологическими особенностями данного вида животных. Более просто и ясно (гласит Большой энциклопедический словарь)- совокупность сложных наследственно обусловленных актов поведения, характерных для особей данного вида при определённых условиях. Как в первом, так и во втором определении можно заметить, уточнение по поводу среды и определенных внешних условий. Следовательно, исторически проявление того или иного инстинкта, как и любой другой реакции организма на внешнее воздействие, обусловлено именно окружающей средой, какими-либо периодически наносимыми раздражениями, в ответ на которые организм проявляет себя тем или иным образом. Причем, так уж сложилось, что инстинкт, коль он закрепился и проявляется в целом ряду поколений, является наиболее оптимальной ответной реакцией. Но ответной реакцией организма на воздействия окружающей среды принято называть рефлекс. Инстинкт в отличие от рефлекса более генерализован, более направлен и более сложен, но при этом и тот, и другой осуществляются без участия осознания и желания. К примеру, молодой самец лосося, плывущий на нерест через опасные горные реки, по заданному много поколений назад маршруту, подвергая себя смертельным испытаниям, совсем не хочет погибать в пути, но инстинктивное чувство размножения сильнее чувства опасности (борьба двух рефлексов, один из которых обладает неприкасаемым преимуществом).
Рефлекс – это отдергивание лапки при болевом ощущении, а инстинкт (например, инстинкт самосохранения) включает в себя этот рефлекс и позволяет избежать встречи с источником боли (действует более глобально). То есть, если мы заговорили непосредственно про инстинкт самосохранения, то это комплекс рефлексов в сумме с анализирующими и синтетическими процессами в головном мозге, позволяющий избежать опасности не в одной конкретной ситуации, а во множестве различных. Исходя из физиологического проявления инстинкта, сложный безусловный рефлекс можно назвать инстинктом (по И. П. Павлову). Инстинкт на генетическом уровне закладывается в организм (вполне конкретное действие, которое должно происходить при воздействии на организм определенного стимула, причем совсем не обязательно, чтобы стимул был только один и тот же), можно лишь осуществлять корригирующее влияние, но прекратить его работу нельзя (если это не фатальная мутация или какое-то иное воздействие). При этом именно корригирующее влияние обуславливает совершенствование инстинктов. Полностью инстинкт исчезает лишь в том случае, когда исчезает внешний раздражитель (как исчезает чувство опасности при одомашнивании у животных).
В своем очерке Вы, ссылаясь на ранние труды Фредерика Кювье и некоторых других метафизиков, проводите параллель между привычкой и состоянием ума во время действия инстинкта. Всё же мне кажется это не совсем корректно, поскольку, как я писала чуть ранее, инстинкт осуществляется независимо от осознания и желания и, следовательно, без участия коры больших полушарий. То есть, по большому счету, мы не можем говорить о каком бы то ни было состоянии ума в этот момент (так как процесс мышления, синтеза и анализа информации происходит именно в коре больших полушарий).
Хочется поделиться с вами одним, довольно забавным личным наблюдением, которое мне бы очень хотелось причислить к числу инстинктов, но я пока не уверена, насколько имею на это право. Оно касается непосредственно человеческого индивида, поэтому заранее прошу прощения за столь дерзкий пример, но, как мы оба знаем, человеку инстинкт самосохранения отнюдь не чужд. Да и вообще, человеческие инстинкты (если речь идет действительно об инстинктах) очень схожи с инстинктами животных, и даже присутствие способности мыслить, анализировать, принимать решения далеко не всегда дает возможность сопротивляться природным инстинктам. Наблюдение, собственно, заключается вот в чем. Очень часто в процессе усердного обучения у студента начинают возникать различные очень сильные желания, которые, учитывая недавно происходящие события, возникать не должны. Я говорю о таких сильных и нестерпимых желаниях, как сон и потребность в пище. Всё было бы понятно и логично, если бы студент мало спал или же давно употреблял пищу и был голоден. Но нет же, потребность и в пище, и в здоровом сне была удовлетворена сполна совсем недавно, и чем обусловлено повторное желание – непонятно. Было бы, согласитесь, забавно приписать данные потребности к инстинкту самосохранения, который, оберегая мозг от переизбытка поступающей информации, запускает желания и мотивации, более сильные, нежели стремление к знанию, тем самым стараясь воспрепятствовать усвоению новой информации. В любом случае, чем бы ни объяснялся данный факт, он имеет место быть в реальной жизни.
Определив сполна основной предмет, о котором пойдет речь, можно перейти к различным его модификациям, а именно к домашним инстинктам. Кошки, собаки, домашние попугайчики, морские свинки – все эти многочисленные домашние любимцы когда-то были дикими зверями. Каких же трудов и усилий стоило нашим предкам от поколения к поколению методично отбирать наиболее быстрых, ловких, покладистых, дружелюбных особей? И каким образом протекал этот процесс? После прочтения вашего труда ответ забирается в голову сам собой: конечно никого намерено не выбирали, просто слабые и медлительные погибали на охоте, злобные и кусачие отстреливались, чтобы уберечь детей от беды… Получается, что человек, сам того не осознавая, но руководствуясь своими инстинктами (как раз тот самый инстинкт самосохранения и сохранения своего рода) методично отбирал наиболее подходящих для него животных. Собака была первым животным, присоединившимся к человеку, причем добровольно присоединившимся. Совместная жизнь, своего рода симбиоз человека и собаки, началась едва ли не сотни тысячелетий тому назад, более или менее одновременно и независимо во многих местах планеты. За пять тысяч лет до наших дней в Древнем Египте насчитывалось уже не менее 15 различных пород собак, начиная от огро-о-о-омных догов и заканчивая миниатюрными мопсами. Использовали их довольно разнообразно: для охоты, для приведения в движение водяных колес, в целях служения богу Анубису. И, следовательно, отбор происходил в различных направлениях: среди охотничьих собак отбирали наиболее сильных и быстрых, среди собак для обслуживания быта – наиболее мощных и крупных, а для служения богам – маленьких и покорных.
В наше время массовое использование собак в качестве помощников охотника почти прекратилось, но некоторые любители настоящей охоты всё еще берут с собой своих верных спутников. Навыки, которые человек на протяжении нескольких тысячелетий старался развивать в собаках, совершенствовать их умения и искоренять агрессию и страх к человеку, теперь всё эти новоприобретенные домашние инстинкты не оттачиваются более человеком, а скорее просто сохраняются в том виде, в каком это еще возможно. Ведь охота сейчас – это скорее хобби, нежели необходимость; собака для современного человека это просто домашний питомец, которого выращивают для эстетики и участия на различных выставках. То есть происходит искусственный отбор исключительно эстетических характеристик, которые впоследствии при скрещивании с подобными особями закрепляются в данной породе.
Относительно других домашних животных можно сказать то же самое. Происходит искусственный отбор эстетически приятных для человека качеств и свойств данных животных. Причем промежуточные формы («ни длинный, ни короткий, а средненький такой») постепенно исчезают, если не происходит их закрепления среди определенной породы. Также не наблюдаются и промежуточные формы касательно инстинктов животных: собака либо не нападает на человека, либо это волк и нападение вполне возможно и даже ожидаемо.
Последовательно двигаясь по страницам вашего труда, я попала туда, где речь идет о специальных инстинктах, а именно об инстинктах кукушки, муравьев и медоносных пчёл. Признаюсь честно, дорогой мистер Дарвин, мне не удалось разыскать какого-либо еще представления о том, с какой целью кукушка откладывает яйца в чужие гнезда. Видимо, в этой области научные открытия пока не совершились, а может быть, наоборот, совершились еще во время вашей жизни. Именно поэтому и еще потому, что ваши рассуждения с приведенными фактами кажутся мне исчерпывающими, я всецело принимаю единственное объяснение причины сего действия, а именно откладывание яиц не всех сразу, а по одному и через определенные промежутки времени. Кроме того, принимая во внимание факты о размножении американской кукушки, которая, неся яйца через определенные промежутки времени, всё же высиживает их сама, а также те данные, которые говорят о том, что некоторые американские виды захватывают чужие гнезда, там строят собственные и самостоятельно высиживают яйца – принимая во внимание все эти факты, я подумала, что налицо как раз те самые так называемые промежуточные формы, еще не до конца совершенные, но стоящие на пути к этому. Есть виды, подбрасывающие в чужие гнезда много яиц, большая часть из которых не выживает, а может погибнуть и всё потомство целиком. И в то же время существуют другие птицы, которые подбрасывают в чужие гнезда не более одного яйца, обеспечивая этим гарантию выживания своего птенца, а значит и передачу своих генов и, следовательно, успешное размножение и логичный результат работы полового инстинкта. В параллель с этими фактами хочется привести тенденцию уменьшения количества яиц (детенышей) и увеличения степени заботы о потомстве в эволюционном ряду от хрящевых рыб к млекопитающим. Часть рыб выметывает неоплодотворенные икринки прямо в воду, иногда в укромное место, иногда просто на дно, затем самец поливает их семенной жидкостью и происходит оплодотворение. После этого некоторые виды рыб уплывают, бросая потомство на произвол судьбы (забота о потомстве не проявляется совсем), а отдельные виды, откладывая икру в так называемые «гнезда», высиживают их до вылупления мальков из икринок. Амфибии откладывают значительно меньше яиц, оплодотворение становится внутренним (у некоторых видов ещё сохраняется наружнее), и родители обеспечивают заботу о потомстве (поддержание необходимых условий для развития яиц) до вылупления последних. Рептилии полностью переходят к внутреннему оплодотворению (увеличивается вероятность оплодотворения), откладывают еще меньше яиц и появляются виды, обеспечивающие постнатальную заботу о потомстве. Птицы схожи в этом плане с рептилиями, только еще больше оберегают своих чад от внешних опасностей до тех пор, пока птенец не встанет на крыло. И, наконец, млекопитающие, которые обеспечивают максимальную заботу о потомстве на протяжении длительного периода после рождения. На этом примере можно видеть некую конвергентность эволюционных механизмов на глобальном уровне (от рыб к млекопитающим) и на уровне одного семейства (Кукушковые).
Следует сказать, что явление подбрасывания яиц в чужие гнезда носит название гнездовой паразитизм и наблюдается не только у птиц и некоторых насекомых (как пишите вы в своей работе, мистер Дарвин), но и у некоторых видов рыб. Например, некоторые виды сомов, обитающие в озере Танганьика, имеют способность подбрасывать свои икринки цихлидам, инкубирующим икру во рту. Развитие икринок сома происходит быстрее, и вылупившиеся первыми мальки сома начинают питаться икрой цихлид, в чьем рту они вынашивались.
В целом явление гнездового паразитизма отражает своеобразные взаимодействия между видами, которые возникли вследствие случайного, но зафиксировавшегося в эволюции процесса, результатом которого стало появление специального инстинкта.
Переходя к обсуждению рабовладельческого инстинкта некоторых муравьёв нельзя не сказать об огромном разнообразии приспособительных актов поведения, которые наблюдались (с вашего позволения, я всё же потрачу на это некоторое количество моей бумаги и вашего времени, поскольку мне показалась очень занятной эта информация). На мой взгляд, явление временного социального паразитизма, наблюдаемое в разных вариациях у нескольких видов муравьев, не менее примечательно, чем рабовладельческий инстинкт. Как правило, самки таких видов обычно намного мельче самок тех видов, которые основывают гнезда самостоятельно. Возможно, это и является основной причиной того, что самки мелких лесных муравьёв не могут самостоятельно основать новую семью. Им необходима помощь рабочих муравьев другого вида — бурого лесного, краснощёкого или серого песчаного муравьёв. Молодая самка рыжего лесного муравья находит муравейник одного из этих видов, где по каким-то причинам потеряна собственная самка, и поселяется в нём. У жёлтого пахучего муравья, самка проникает в гнездо вида-хозяина, где своя самка имеется. Новоприбывшая самка оказывается настолько привлекательной для рабочих муравьев-хозяев, что они позволяют ей убить собственную самку и занять новенькой её место. Какое-то время в гнезде мирно сосуществуют муравьи двух видов, но лишившиеся матки «хозяева» постепенно вымирают, и муравьи пришлого вида целиком заселяют гнездо и полностью перестраивают его. На мой взгляд, приведенный пример можно рассматривать как одну из форм взаимодействий между двумя видами муравьев, где, как и в случае с муравьями-рабовладельцами, выгоду из этого взаимодействия извлекают представители только одного вида. Механизм появления подобной формы взаимодействия, скорее всего, является аналогичным тому, который описываете в своей работе Вы, мистер Дарвин. А именно, вновь появление в необычных условиях случайной адаптации (как-то, случайное попадание или захват матки одного вида муравьев другими и борьба последней за собственное существование, результатом которой становится убийство матки муравьев-захватчиков) и её эволюционное закрепление как наиболее удачной для данных условий.
И, наконец, добравшись до последней смысловой части, касающейся строительного инстинкта медоносной пчелы, я особенно рада поделиться с Вами своими размышлениями. Ничего не могу с собой поделать – эти премилые создания вызывают у меня смешанное чувство восхищения и умиления.
Обладая совсем невеликими размерами и слишком коротенькой жизнью, эти полосатые трудяги организуют свой быт так, что даже гораздо более совершенные в эволюционном плане создания могли бы искренне позавидовать и поучиться многим организаторским премудростям, если бы только господа-пчелки согласились раскрыть обычному обывателю свои секреты.
Начнем, пожалуй, с дисциплины, которая царит во всем улье в любое время дня и ночи. Всё время в движении, помогая и постоянно взаимовыручая друг друга, примеряя на себя различные обязанности, юная пчелка из «зеленой» и неопытной превращается во взрослую пчелу, на которой лежит ответственность за судьбу своего семейства. Как только маленькая пчелка становится способной выполнять какую-либо работу, самым первым для неё заданием является забота о матке и маленьких личинках, их охрана и прокорм. Когда юная пчёлка становится взрослее, на её плечи ложится обязанность отстройки восковых сот, чуть позднее работа по уходу и уборке за ульем, затем охранные и вентиляционные мероприятия, и, наконец, набравшись опыта общественной жизни, ей доверяют самую ответственную миссию – медосбор. Завершающим этапом трудовой жизни для пчелки становится сбор и доставка воды для большой семьи. Согласитесь, вся эта тяжелая и вместе с тем насыщенная жизнь, когда каждую минуту есть чем заняться и никакой труд не растрачивается понапрасну, когда жизненные цели воплощены в инстинкты, именно такое устройство общества позволяет наиболее продуктивно выстроить собственный быт. А касательно устройства сот, их строительства – снимаю шляпу перед той самой полосатой крошкой, которой впервые удалось провернуть такую тонкую геометрическую работу.
Инстинкты, в каком бы направлении они не развивались, берут своё начало из одних и тех же истоков. Спонтанное, случайное, изменение, произошедшее под влиянием изменившихся условий среды, случайно закрепившееся у одного организма, впоследствии преобразуется до более совершенного сложного рефлекса, распространяется на многих особей данного вида и закрепляется в эволюционном процессе до тех пор, пока ему на смену не придет более удобное и удачное изменение.… И этот цикл повторяется снова и снова. Результат мы видим каждый день. Косяки птиц, летящие на юг; собака, привязанная у дверей магазина и с тоской глядящая вслед уходящему хозяину; плач малыша, который хочет кушать или же беспокойные глаза матери, переживающей за собственное дитя – всё это примеры природных инстинктов. И будь то инстинкты животных, или инстинкты человека – им очень сложно сопротивляться, и, как знать, быть может, через тысячу лет, если человечество сможет сохранить своё существование, наш организм приобретет какой-нибудь новый, пока ещё неизвестный нам инстинкт. Хотя тысяча лет, пожалуй, слишком маленький срок для таких неспешных и размеренных событий, как эволюционный процесс.
Спасибо за то, что нашли время и прочли моё письмо, мистер Дарвин, хороших вам выходных)»
Лукьянчикова Варвара