Лариса Мейстер

— ...За всю свою жизнь он не выбросил ни одной бумажки! — цитирует коллега.

— Это правда, — подтверждает Дарвин, отвлекаясь от методичного процесса заваривания чая по некой эксклюзивной британской методике.

— Согласитесь, намного проще и удобнее хранить информацию в электронном виде? — я бросила взгляд на ноутбук с развернутым оконцем браузера и кучей вкладок с разнообразнейшими статьями.

— Удобно, удобно, — кивает Чарльз, как мне кажется, не без затаенной печали в мудрых глазах. — Но все же была какая-то атмосфера в забитых под завязку ящиках...

— Особенно когда нужно срочно что-то отыскать? — не без иронии уточняю я, широко улыбаясь нашему гостю и получая понимающую полуулыбку в ответ.

— Мне кажется, тогда люди не так спешили, как мы сейчас, — задумчиво протягивает другой коллега.

— Ваша правда. И я, признаюсь, имел великое удовольствие перебирать старые письма, когда тому благоприятствовали обстоятельства...

Итак!

«Что же здесь происходит?» — наверняка подумали вы. О, сейчас все объясню! Это совершенно удивительная история, и я с превеликим удовольствием сохраню ее в своих виртуальных ящичках на виртуальном пергаменте, чтобы однажды, как объяснил сэр Чарльз, прочесть, поностальгировать, а может, и поделиться с кем-нибудь.

Началось все с того, что волею случая (а может не случая, а может не волею) далеко не последний по известности британский сэр из дождливой Англии 19-го века переместился в... не менее дождливую Англию 21-го. О приключениях нашего многоуважаемого сэра в мире будущего вы можете расспросить его и сами. Или же понадеяться на вездесущих репортеров, уже успевших завалить беднягу вопросами, имя которым легион. Вас ждет не менее сотни репортажей, статей и даже книг на эту тему в ближайшее время! Скажу лишь, что на мировое признание собственного труда и, как следствие, самой теории эволюции Дарвин отреагировал весьма своеобразно. Как же именно? Все просто! (И весьма по-британски, ибо негоже джентльмену оставлять дела незавершенными.) Сэр Чарльз решил выпустить последнее переиздание «Происхождения видов». Финал! Логика! Избавление от всех противоречий, мучивших нашего дорогого друга! Торжество науки и человеческой мыли. Я даже как-то размышляла над пафосными заголовками для него. Ну там, знаете... «Происхождение видов. С дополнениями из 21-го века». Или: «Происхождение видов. Расширенная версия с учетом новейших научных данных». Ай, впрочем, у меня так не получится. Я ведь не британский сэр из 19-го века. (К счастью? Или увы?)

Как бы то ни было, старина Чарли (да-да, он не возражает против такого обращения, я специально уточняла) подошел к делу серьезно. И так как разобраться в невероятно массивном приросте научных данных ой как тяжело в одиночку, он наладил великое множество контактов с различными учеными, побывал в бесчисленном количестве лабораторий. И, по его словам, получил не только незабываемое наслаждение от бесед с коллегами, но и изрядную головную боль от этого потока, нет, даже цунами информации. Что поделать, путешественникам во времени никогда не было легко.

Учитывая обстоятельства, мы в своей лаборатории были бы полными неудачниками, если не попытались бы заманить к себе такого роскошного гостя. И у нас это вышло, как видите! Мы были первыми этологами, которых он встретил на своем пути по лабораториям. Дарвин не застал развитие этой науки в своем времени, а потому мы с радостью удовлетворяли его любопытство, отвечая на интереснейшие вопросы, зарождающиеся в весьма незаурядном уме весьма незаурядного человека.

— И все-таки, господа. Я могу ошибаться, но у меня сложилось впечатление, будто бы вы утверждаете, что этология строится на эволюционной теории. Что вы имеете в виду? — Чарльз Дарвин разливает чай всей честной компании и опускается обратно в кресло, с любопытством переводя взгляд с одного на другого.

— Ну, не то чтобы строится, не то чтобы вся, но понятие естественного отбора является весьма ключевым в трактовке поведенческих актов и моделей. Ведь как всё происходит? Мы видим некую последовательность действий у животного и задаем вопрос: а как так получилось, что это закрепилось и продолжает наследоваться вот уже долгие годы и даже тысячелетия? И вот здесь на выручку приходит естественный отбор, способный объяснить даже самые сложные формы поведения, такие как танец пчел или социальную организацию муравьев... Мы строим гипотезы, пытаясь объяснить, как в виду сложившейся на тот момент ситуации всё это могло благоприятствовать повышению приспособленности, и пытаемся...— ну всё, меня понесло, спасайтесь кто может. А еще лучше остановите и подарите способность рассуждать не торопясь и последовательно. Слава печенюшкам, самый ближний ко мне коллега всё понял правильно и вручил чашку с чаем, выигрывая короткую передышку для старины Чарли.

— Вы ведь уже обсуждали современный взгляд на естественный отбор до встречи с нами? — осторожно поинтересовался самый молодой коллега.

— Вы правы, и далеко не один раз, так что общее представление у меня вполне сложилось. Но продолжайте, прошу вас. Вы ведь хотели объяснить, чем отличается взгляд, хм, бихевиористов (так вы, кажется, себя называете?) на естественный отбор?

— Нет-нет, сам взгляд на него никак не отличается. Скорее цепочка рассуждений. Все мы часто говорим так: «Естественный отбор повышает приспособленность». И вроде бы возражений нет, все согласны. Но здесь-то и начинается самое интересное. Что такое приспособленность? Как ее измерить? Чья конкретно приспособленность повышается? — подключился второй коллега

— Существует просто тьма определений приспособленности, — я допила чай (кстати, очень вкусный, британцы знают толк в заваривании) и сочла своим долгом вновь встрять в неторопливый диалог мужчин, но на этот раз уже изо всех сил стараясь держать в узде свои мысли, скачущие в восторге от происходящего, точно пьяный кенгуру. — На вскидку могу назвать несколько. «Приспособленность — мера способности особи производить потомство; измеряется в количестве рождающихся потомков». Другой вариант — в количестве достигших репродуктивного возраста потомков. Или вот еще: «Приспособленность — вклад собственных аллелей особи в генетический фонд популяции». А еще есть так называемая совокупная приспособленность, измеряющаяся числом аллелей в популяции, идентичным аллелям конкретной особи. Встречала такое определение: «Приспособленность зависит не только от успеха собственного размножения, но и от успехов размножения родственников». Если не ошибаюсь, принадлежит Уильяму Гамильтону... — здесь я уже намеренно взяла паузу, чтобы дать нашему дорогому гостю время обдумать вышесказанное.

— Впрочем, все согласны, что приспособленность зависит от выживаемости особи, ее репродуктивных особенностей, а измеряется жизнеспособностью ее потомства. Отсюда и пляшем, — подытожил коллега.

— Куда пляшем? — весело поинтересовался сэр Чарльз, постепенно попадающий под влияние странного юмора нашей компании. Или это чай так действует на британцев?

— Да хоть в дебаты об альтруизме, — предложила я. — Непосредственная связь с приспособленностью, кстати. И сколько копий сломано об этот вопрос! А ведь ларчик просто открывался. Ответ кроется как раз с расширенной версией определения приспособленности. Грубо говоря, если некое альтруистическое действие обеспечивает выживание твоих родственников, при этом не сильно снижая твое собственное, то это очень даже хорошо, молодец, продолжай в том же духе, ведь они несут твои аллели вперед в светлое будущее.

— Звучит логично, — Дарвин задумчиво прикрыл глаза. — Сейчас считается, что альтруизм присущ всем организмам?

— Вряд ли кто-то проверял всех, — откликнулся коллега, — но совершенно точно известно, что альтруизм встречается на самых разных уровнях и среди разных таксонов. В это трудно поверить, но альтруизм встречается даже среди сперматозоидов, м-м-м, кажется, у какого-то вида мышей! Что касается разных таксонов, то весьма известен пример с бактериями, выделяющими клейкое вещество, чтобы собраться в большие агрегации и подняться на поверхность жидкости. Здесь мы подключаем понятие дополнительное понятие эгоиста — это те бактерии, которые не выделяют клейкое вещество, но участвуют в агрегации за счет других. Естественным отбором регулируется благоприятное соотношение альтруистов и эгоистов, ведь если эгоистов станет чересчур много, то клея на всех не хватит, и популяция может погибнуть.

— А еще есть вечная (и весьма любимая) тема общественных насекомых. Муравьи, осы, термиты...

— Оставь на потом. И вообще, это у тебя она любимая, а у меня уже в печенках сидят эти осы и муравьи, — буркнула я. Не люблю насекомых. Да-да, замечательный объект, замечательные исследования. Но не люблю, и всё тут.

— Прошу прощения, господа, но если я понял правильно, то примеры альтруизма встречаются не только среди родственников? Есть какие-нибудь теории на этот счет? — Чарли, дружище, спасибо тебе за этот вопрос. Прощайте, насекомые!

— Считается, что если успех группы в целом необходим для выживания и размножения конкретной особи, то нет ничего удивительного в возникновении группового альтруизма. Легко представить даже на примере древнего человека. Вот, скажем, враждуют два племени. Велика вероятность, что без взаимопомощи внутри данного племени от него и мокрого места не останется. Есть мнение, что эта стратегия и поныне никуда не исчезла: у всех у нас повышается чувство родства к некой группе, в которой мы оказались, при наличии опасности извне.

— Во всяком случае, у меня точно повышается чувство родства ко всем ученым, когда кто-нибудь кричит о вреде ГМО...

— О, я наслышан об этой проблеме. Мои соболезнования, господа. Грустно, что даже столько лет спустя наука страдает из-за мнения большинства, не разбирающегося в проблеме...

И мы немного помолчали в знак солидарности, буквально всеми сенсорными системами ощущая, как растет наше чувство группового родства и желание побыть немного альтруистами друг для друга.

— Есть еще несколько видов альтруизма. Например, альтруизм как способ повышения собственного социального статуса. А знаете, Чарльз, если тема заинтересовала, я сделаю подборку статей и вышлю вам на электронную почту. Как вам такая идея?

— Буду премного благодарен, — и старина Чарли протянул коллеге визитку (успел ведь уже ими обзавестись!) с адресом электронной почты и даже номером мобильного телефона. Я заглянула коллеге через плечо. E-mail: darwin@evolution.com Надо же, целый домен себе заполучил. Зато почту легко запомнить.

— Кстати, кстати, — вдруг осенило меня. — Последний вид альтруизма напомнил мне еще об одной теме, которую сложно обойти стороной, говоря об эволюции и этологии.

— Какая же тема?

— Ты поди про половой отбор? — усмехнулся коллега.

— Ну да, — не поняла я, чему он усмехается. Слишком уж я люблю тему полового отбора, это же такой размах фантазии матушки-природы, что только успевай ахать да охать налево и направо. К черту павлинов, которыми уже никого не удивишь! А вот взять хотя бы этих австралийских птичек, шалашников, самцы которых украшают гнездо всяческим мусором да стекляшками так, что любой ценитель "современного искусства" позавидует. — Тем более сэр Чарльз и сам писал о половом отборе, эта тема должна быть ему понятна и знакома.

— Господа, помимо полового, мне уже доводилось слышать еще о трех формах естественного отбора: о движущем, стабилизирующем и дизруптивном. Вы можете что-нибудь добавить с позиции этологических взглядов?

— Вряд ли мы расскажем то, что вам уже не рассказали, — я пожала плечами, хрустнула печенькой и интригующе сверкнула глазами в сторону Чарльза. — Но спорим, вам пока никто не говорил, что в процессе полового отбора право выбора не всегда предоставлено самкам?

— Невероятно! ­— кажется, ему и правда не говорили.

— Так и есть! — азартно отозвалась на его восторг я. — И пример тому милейшее создание — морской конёк. Не так давно выяснилось, что самцы, которые у этого вида занимаются вынашиванием потомства, предпочитают наиболее крупных самок.

— Кажется, я начинаю понимать...­— лицо сэра Чарльза осветилось озарением, которое так любят видеть учителя на лицах своих учеников. Не то чтобы я была учителем или когда-то хотела им стать, но в этот момент поняла, что может не так уж оно и плохо. — Господа, я могу, конечно же, ошибаться, но не связано ли это с тем, что, так сказать, забота о потомстве в данной ситуации становится обязанностью самца, а не самки?

— Абсолютно верно, все именно так! — довольно подтвердил коллега. — Во всяком случае, это самое логичное объяснение, известное на данный момент. Тот, кто занимается потомством, кто вносит в него наибольший вклад, соответственно, тратит и наибольшее число ресурсов. Таким образом, право выбора партнера у птиц принадлежит самкам, а вот у морского конька — самцам. И это подводит нас к не менее увлекательной теме ресурсов и поведенческих стратегий...

И мы долго еще беседовали, затронув немалое количество вопросов этологии.

— Господа, — в какой-то момент вдруг сказал Дарвин, — меня приводит в совершеннейший восторг невероятная логичность всего, что вы мне рассказали. И кажется даже странным, что в нашем времени никто не додумался ни до чего подобного.

— Поверьте, Чарльз, дружище, нашим современникам ваша теория эволюции точно так же кажется столь логичной, что мы не раз задавались вопросом, почему ж до вас никто до нее не додумался.

— Всему свое время и место, — подвела итого я. — А удачное стечение обстоятельств, как показывает история науки, играет не малую роль во многих открытиях.

Однако любые беседы, даже самые увлекательные, могут быть утомительными, если длятся без перерывов. Мы же вовсе не хотели утомлять нашего дорогого гостя. Поэтому мы задумали небольшой сюрприз! Идею для него подал наш самый младший коллега, не так давно притащивший в лабораторию занимательную игру под названием «Эволюция». В один прекрасный момент коллега важно прошествовал к столу, изъял из его ящика оную и торжественно протянул сэру Чарльзу. С невероятным любопытством мы наблюдали за реакцией гостя, исследующего содержимое зеленой коробочки.

— Это игра, — на всякий случай пояснил младший коллега. — Карточная.

— Ага, и такое бывает, — ухмыльнулась я.

— Сэр Чарльз, как насчет партийки-двух? Ставлю на то, что вы нас всех обыграете, — подмигнул ему старший коллега.

И мы играли всей честной компанией. И время летело так быстро. И запасы чая еще никогда не исчезали с такой скоростью. И не было еще похожей атмосферы в нашей лаборатории. Атмосферы, которую мы запомним навсегда.

А после мы долго прощались, тепло и по-дружески. Заверяли старину Чарли, что всегда будем рады ему в наших краях. Что с нетерпением ждем финального издания «Происхождения видов», которое он, в свою очередь, обещал прислать немедленно после выхода из печати. Говорит, в подарок нашей лаборатории. (Вероятно, в благодарность за игру про эволюцию, которую мы единогласно решили оставить ему на память.)

Я думаю, вся эта затея с переизданием невероятно много значит для старины Чарли. После стольких лет, посвященных разработке теории эволюции, поиску свидетельств, противостоянию критике и разрешению противоречий, мне кажется, он испытает ни с чем несравнимое чувство завершенности. Когда окончательно поймет, что всё это время он был прав. Когда увидит, что все, казалось бы, неразрешимые противоречия имеют научное объяснение. Когда поставит точку в последнем предложении последней главы. Когда сэр Чарльз закроет свою самую первую и самую последнюю книгу. Тогда он вздохнет полной грудью, с облегчением, откинется в кресле, закроет глаза и ощутит в полной мере умиротворение, гармонию с самим собой. Не правда ли, достойное завершение работы всей его жизни?

Да будет так.