Хасидские войны межвоенной Варшавы

Как справедливо заметил известный историк Гленн Диннер, пресловутое «еврейское единство» существовало (и существует) исключительно в воображении антисемитов. Реальные же еврейские общины постоянно раздирали склоки и конфликты. Восточно-европейское еврейство не являлось исключением – достаточно вспомнить хотя бы затяжной конфликт между хасидами и их противниками-миснагедами, сопровождавшийся доносами, анафемами, насилием и даже смертоубийством. Однако и среди хасидов тоже не было внутреннего единства: между религиозными лидерами и их последователями то и дело вспыхивали ожесточенные споры, распри и столкновения. Так, в XIX веке последователи Саврановского ребе рабби Моше-Цви Гитермана (ок. 1775 – 1838) жестоко преследовали брацлавских хасидов.(1) Соколовские хасиды объявили настоящую войну сторонникам рабби Давида Тверскиого (Тальнер ребе; 1808–1882).(2) Рабби Хаим Хальберштамм из Новы-Сонча враждовал с Садигурским ребе, и т.д., и т.п.(3)В конце XIX- начале XX вв. начинается массовое переселение восточноевропейских евреев из местечек и деревень в крупные города, где было гораздо больше возможностей для заработка. Вслед за простыми евреями последовали и некоторые духовные лидеры – например, Гурский ребе рабби Авраам Мордехай Альтер, перебравшийся из польской Гуры-Кальварии в Варшаву, ребе из Пясечны рабби Калонимус-Калмиш Шапиро, так же поселившийся в польской столице, и многие другие.

За хасидскими наставниками потянулись их последователи. В результате хасиды разных дворов порой оказывались соседями и молились в одних и тех же синагогах и молельнях. Отношения между разными группами порой складывалась непросто, так что историю, описанную в идишской газете Момент от 28 марта 1927 года, можно считать достаточно типичной.

Яблоновская молельня существует уже много лет на улице Зомбковска в варшавском предместье Прага. И поскольку Яблоновский ребе живет сейчас в Земле Израиля, хасиды, молящиеся здесь, разделились на три фракции. Раскол произошел из-за того, что хасиды утверждают, что для того, чтобы жить дальше, им обязательно нужен ребе. Переезд в Землю Израиля при этом даже не обсуждается. Одни хасиды сохраняют Верность Яблоновскому ребе, другие решили стать Воломинерскими хасидами, третьи предпочли Казмирского ребе, живущего в том же районе.

Из-за этого раскола каждую субботу между молящимися вспыхивают ожесточенные споры. Спорят о том, кому произносить мишрберах(4) перед чтением Торы, поскольку каждая группа хочет произнести его за своего ребе. Крики в молельне продолжаются, пока не переходят в драку.

Драки между хасидами продолжаются уже три субботы кряду, и многим серьезно досталось. Последняя суббота так же не прошла тихо.

Говорят, что эта безобразная свара вызвала интерес в ведущих ортодоксальных кругах, где хотят закончить эту войну мишеберахов в раввинском суде.

Героями скандалов порой становились и сами хасидские наставники, иногда – против своего собственного желания. Одна из таких историй началась в январе 1925 года.

Парисовский ребе рабби Йегошуа-Ошер Гурвиц-Штернфельд, переселившийся в Варшаву вскоре после I Мировой войны, имел давнюю распрю с Колыбинским ребе рабби Ури-Йегошуа Ашкенази, так же осевшем в польской столице. О причинах конфликта никто уже не помнил, однако последователи упомянутых наставников исправно враждовали на протяжение многих лет: не заключали между собой браков, не молились в одних синагогах, и т.д.

В январе 1825 года Парисовский ребе, незадолго до этого овдовевший, снова женился, и через год у него родился сын. Решив положить конец давней вражде, он пригласил Колыбинского ребе на обрезание младенца, предложив ему почетную роль сандака (посаженного отца, который держит ребенка на коленях во время операции). Рабби Ашкенази оценил этот красивый жест, и охотно согласился.

Однако в своем стремлении к миру Парисовский ребе позабыл о своих хасидов. Они же, на протяжении многих лет слышавшие проклятья и всевозможные обвинения в адрес колыбинцев, были явно озадачены столь неожиданной сменой курса, и не очень понимали, как себя вести.

Между тем обрезание сына Парисовского ребе стало событие в жизни варшавской ортодоксии. На церемонию были приглашены все известные раввины, жившие в городе, а так же многочисленные хасиды. Вино лилось рекой – и некоторые пшарисовские хасиды, перебрав лишнего, решили выразить недовольство новой политикой «детанта».

Тем временем рабби Гурвиц-Штернфельд предложил Колыбинскому ребе произнести зимун – традиционное приглашение прочесть молитву после трапезы, которое произносят, когда за столом собирается больше трех мужчин. Для парисовских хасидов это стало последней каплей. Поэтому когда ребе произнес традиционное «Господа, благословим», в ответ раздался громкий издевательский смех. Это была грубая хамская выходка, однако поскольку гостей было много и в комнате стоял страшный шум, она прошла незамеченной.

Наконец, парисовские хасиды успокоились и приступили к молитве. Однако один из гостей, сын Зволинского ребе Шауля-Йедидии Элазара Тауба, решил, что нельзя сделать вид, что ничего не произошло, и громко сказал хасидам: «Ваше пение, а не Колыбинский ребе достойно смеха!».

Этого пьяные хасиды стерпеть не смогли, один из них, некто Авремели Грицер, потребовал от сына Зволинского ребе заткнуться. Увидев это, Зволинский ребе схватил Грицера за китл (праздничная шелковая одежда), и крикнул, что если тот не прекратит оскорблять его сына, ему достанется на орехи. В свою очередь – видимо, чтобы слово отца не разошлось с делом – сын Зволинского ребе отвесил Грицеру две крепких оплеухи.

При виде такого зрелища парисовские хасиды, бывшие на взводе, набросились на ребе и его сына, и начали безжалостно их избивать. Отчаянные крики жертв услышали соседи, которые, ворвавшись в квартиру нашли реббе Тауба лежащими на полу без сознания, в изодранной в клочья одежде. Тем временем парисовские хасиды подхватили бесчувственные тела избитых, и вынесли их на улице, где их подобрали прохожие, которые наняли дрожки, доставившие пострадавших домой.

Пока избитого Зволинского ребе и его сына везли домой, празднество у Парисовского ребе продолжалось, как будто ничего не случилось: обрезание закончилось, песни, пляски и веселье были в самом разгаре. Неожиданно в квартиру ворвалась дочь Зволинского ребе, в сопровождении полиции. Стражи порядка спросили, кто хозяин, рабби Гурвиц-Штернфельд сделал шаг вперед, однако его хасиды окружили наставника плотной стеной, не давая задержать ребе. В свою очередь, дочь Зволинского ребе горько сетовала на то, как обошлись с ее отцом и братом, и требовала наказать виновных. Наконец, полиция удалилась, записав имена ребе и других участников злополучной церемонии.

Многочисленным еврейским журналистам, так же присутствовавшим на церемонии, дочь Зволинского ребе заявила, что они о ней еще услышат, поскольку она намерена подать официальную жалобу. Однако до суда дело так и не дошло: скорее всего, дело было решено миром благодаря посредничеству кого-то из раввинов или других лиц, обладавших достаточным влиянием в варшавской ортодоксии. Рабби Тауб прожил в Варшаве до 1939 года, когда, спасаясь от нацистов, он бежал в Вильно, откуда переехал сначала в Японию, а затем в США, где благополучно скончался 29 ноября 1947 года – в тот самый день, когда в ООН прошло историческое голосование о разделе Палестины и создании еврейского государства.

Как складывались его отношения с парисовскими хасидами и их ребе, неизвестно. Однако нельзя исключить, что, говоря зощенковским языком, рабби Тауб «в душе затаил некоторую грубость».

*****************

(1) См. Chaim Kramer, Through Fire and Water: The Life of Reb Noson of Breslov, Breslov Research Inst1, 1992.

(2) См. А.Элькин, Даварники и каcувники. Хасидские войны XIX века. Лехаим, № 268, 2014. http://old.lechaim.ru/1528

(3) David Assaf, Untold Tales of the Hasidim: Crisis and Discontent in the History of Hasidism, Hanover, NH: University Press of New England, Brandeis University Press, 2010

(4) «Тот, кто благословил». Молитва за больного или за здоровье роженицы и новорожденного, которую произносят перед чтением Торы.