Все знают, что произойдет, если в стакан чая бросить десять ложек сахара - часть сахара растворится, остальное осядет на дно. Если чай подогреть или взболтать, то количество осадка несколько уменьшится, однако общая картина не изменится, поскольку больше определенного количества сахара растворить в стакане невозможно в принципе.
Вышеприведенная модель идеально описывает то, что произошло в Израиле с началом «большой алии». Подобно тому, как стакан чая не может растворить десять ложек сахара, четыре миллиона «коренных» израильтян технически не могли полноценно интегрировать почти миллион эмигрантов, говорящих на другом языке и сильно отличающихся по ментальности, жизненному опыту и культурному багажу. В подобной ситуации у большинства новых израильтян просто не было иного выхода, кроме как «выпасть в осадок» и зажить более-менее автономно от окружающей израильской действительности.
С другой стороны, любая система стремится прийти в состояние, поддержание которого требует минимальной затраты энергии. Данное правило верно и для социальных организмов, и примером последнего вполне может служить русскоязычная израильская община. Как заметил еще Аристотель, человек есть животное политическое, проще говоря, нуждается в обществе и общении. Eсли бы «русских» в Израиле было «один на город и два на деревню», то тогда большинство репатриантов - за отсутствием альтернативы - были бы вынуждены общаться с коренными израильтянами. Однако если практически в каждой школе, воинской части, университетской группе можно найти выходцев из бывшего Союза в количестве quantum satis, совершенно естественно, что люди часто предпочитают общаться прежде всего с теми, кто им ближе по ментальности и культуре.
Таким образом, ответ на вопрос, почему русскоязычная община Израиля «живет отдельно и между народами не числится», представляется нам очевидным - иначе и быть не могло, «потому, что у природы есть такой закон природы». Поэтому гораздо более интересным представляется нам вопрос о содержании этой обособленной жизни, о ее так, сказать, духовном, культурном наполнении. И в этом вопросе, в отличие от предыдущего, теоретически возможны различные варианты. Особенно если речь идет о тех, кого принято называть обобщающим термином «молодежь».
На сегодняшний день большинство молодых русскоязычных израильтян провели в Израиле не только юность, но и отрочество, а иногда и часть детства. Люди закончили в Израиле школу, отслужили в армии, учатся или отучились в вузе. Подавляющее большинство прекрасно владеет разговорным и письменным ивритом, иногда - не хуже или даже лучше, чем русским. (Впрочем, назвать язык молодых репатриантов «русским» иногда бывает достаточно трудно. Обычно это варварская смесь лексики и грамматики двух языков - русского и иврита. Cнобы уже успели окрестить этот суржик «руситом» или «иврусом».) Поэтому теоретически культурная жизнь русскоязычного израильского «гетто» могла бы строиться вокруг местных, израильских, культурных реалий.
Однако на практике ничего подобного не происходит. Весьма незначительное число молодых русскоязычных израильтян проявляет серьезный интерес к ивритской культуре. В основном же русскоязычный Израиль является культурной провинцией России.
Вариантов существует много и для любого культурного и образовательного багажа. Молодые «гегемоны» оттягиваются на дискотеках под российскую попсу или балдеют от блатняка и «русского шансона». Более интеллигентные играют в «Что? Где? Когда?», ездят на слеты авторской песни или организуют ролевые игры. Однако и для тех, и для других культурной столицей, безусловно, является Москва, а не Тель-Авив.
Причин этого явления как минимум две. Во-первых, культурный империализм выходцев из России, которые в своей массе позиционируют себя в качестве носителей «великой русской культуры», которые волею судьбы вынуждены жить среди «местных варваров» с их «примитивной культурой».
Теоретически данное утверждение соответствует истине. По сравнению с русскоязычной современная ивритская культура действительно является вторичной, примитивной и малоинтересной. Однако на русской израильской улице в собственном культурном превосходстве сплошь и рядом уверены даже те, чей культурный багаж (в лучшем случае) состоит из детективов, женских романов и мыльных опер. Для того чтобы клеймить «бескультурных аборигенов», многим русскоязычным израильтянам достаточно одной лишь способности связать несколько слов на языке Пушкина и Достоевского. По русской тусовке ходит фраза «израильтянам до нашей культуры еще срать и срать». (Эту фразу, в частности, приводит в рассказе «Иерусалимцы» Дина Рубина.)
Вторая причина заключается в том, что многие популярные в России формы молодежного досуга в Израиле малоизвестны или попросту отсутствуют. Речь, в первую очередь, идет о культурном времяпрепровождении, предполагающем активную вовлеченность всех участников «мероприятия». К примеру, в Израиле нет ничего, отдаленно напоминающего КВН или «Что? Где? Когда?» и другие интеллектуальные игры («Брейн-Ринг», «Своя игра» и проч.)
Начиная с хрущевской оттепели, подобные формы творческого досуга были и продолжают оставаться весьма популярными в среде российской интеллигенции (среди которой традиционно был высок процент «инвалидов пятой графы»). У многих интеллигентов воспоминания об институтском КВНе или каком-нибудь «поэтическом театре» остались самыми яркими воспоминаниями студенческой – М.Н.С.-овской молодости.
С началом большой алии многие из тех, кто в России актерствовал в молодежных театрах, пел песни под гитару или участвовал в институтском КВНе, оказались в Израиле - разумеется, вместе с детьми, от которых «славная юность» родителей не была тайной. Естественно, у многих возникло желание и самим поучаствовать в чем-либо подобном.
В условиях отсутствия местных культурно-развлекательных эквивалентов эмигрантская молодежь оказалась готовой воспринять те или иные российские модели. А в «поколении родителей» оказалось достаточно «молодых душой», кто мог и хотел поделиться с будущим поколением собственным опытом. В тех случаях, когда спрос находил предложение, возникли существующие сегодня в Израиле формы молодежного досуга и творчества. Так появились на свет молодежный театр-студия «Мозаика» (создатель - Игорь Мушкатин, в прошлом достаточно известный театральный режиссер), клубы авторский песни (основатели - несколько «старых» активистов и организаторов КСП), израильская лига «Что? Где? Когда?» и многие иные объединения и структуры.
Полагаю, что русскоязычному читателю не надо рассказывать, что представляют собой слет авторской песни, фестиваль «Что? Где? Когда?» или ролевая игра. Тем более что подобные мероприятия на берегу Кинерета ничем принципиально не отличаются от своих «двойников» на берегах Волги или Днепра. Конечно, в игре тель-авивской лиги «Что? Где? Когда?» может прозвучать чуть больше специфических еврейских вопросов, чем где-нибудь в Рязани или Кологриве. Однако подобные различия являются количественными, а не качественными. Ничего оригинального ни по форме, ни по содержанию израильская русскоязычная «тусовка» пока не создала. Так что, оказавшись в израильской тусовке, московский ролевик, питерский КСПшник или одесский «знаток» будут чувствовать себя, как дома.
Популярный театр «Гешер», созданный актерами-репатриантами, в настоящий момент работает почти исключительно на иврите; в его репертуаре преобладают пьесы израильских и еврейских авторов. Молодежный театр «Мозаика» принципиально играет исключительно на русском - и в его репертуаре еврейской тематики не больше, чем у любого русского театра.
Разумеется, нельзя сказать, что русскоязычная израильская молодежь живет исключительно российскими реалиями. Существуют формы культурного времяпровождения, в гораздо больше степени ориентированные на еврейскую и израильскую тематику. Можно вспомнить хотя бы семинар «Вокруг да около Храма», организованный сотрудником Иерусалимской Школы Творческого Образования Михаилом Королем и посвященный истории и археологии Иерусалима (схожие цели преследует и популярное интернет-сообщество «Иерусалимцы на свежем воздухе», хотя тут уклон делается больше на «достопримечательности», чем на прошлое). Или же Иерусалимский клуб политической песни, творчество которого невозможно понять, не зная реалий израильской политики. Однако во всех случаях израильская специфика относится исключительно к «творческому материалу». Что же касается творческих форм, то тут ничего израильского не наблюдается. К примеру, те же «политические иерусалимцы» честно следуют в фарватере российского рока и КСП. А изучение «иудейских древностей» на семинаре М. Короля может плавно перейти в обсуждение культурных и книжных новинок из России.
Стопроцентная ориентация на Москву очень сильно отразилась на языковой ситуации, сложившейся среде молодежи, активно вовлеченной в те или иные формы творческого досуга. Основная часть израильской русскоязычной молодежи с течением времени начинает говорить по-русски все хуже и хуже, а многие перестают читать и писать по-русски вообще. Однако среди активно вовлеченных в структуры неформальной культуры наблюдается обратная ситуация. Общаясь друг с другом, они всегда или почти всегда говорят на литературном русском языке с минимальным вкраплением гебраизмов. У многих, особенно из числа приехавших в достаточно юном возрасте, русский язык не только не ухудшается, но даже улучшается - увеличивается словарный запас, корректируется грамматика и т.д. Многие молодые люди начинают активно читать по-русски (выбор чтения, разумеется, сильно зависит от тусовки - КСПшники, к примеру, берутся за поэзию, ролевики - за фантастику и фэнтези, актеры молодежных театров - за пьесы...).
Нельзя сказать, что самоизоляция является сознательно выбранной целью русскоязычной тусовки или ее большинства. Периодически предпринимаются попытки «хождения в народ» или совместных творческих проектов. Так ролевики несколько раз проводили совместные игры с израильтянами. В Хайфе состоялась игра «Что? Где? Когда?» на иврите. Однако большого интереса к продолжению этих проектов в настоящий момент не наблюдается ни с русской, ни с ивритской стороны.
Какой процент русскоязычной молодежи «вовлечен и охвачен»? Точного ответа на этот вопрос не даст, скорее всего, никто. В играх «Что? Где? Когда?» ежегодно участвуют 300-400 человек, в ролевых играх - до нескольких сот человек, в слетах КСП - до нескольких тысяч, среди которых много молодежи.
Насколько мы можем судить, ситуация в целом напоминает российскую – о повальном увлечении театром, КСП или ролевыми играми говорить не приходится - большинство, как и в России, предпочитает пабы, дискотеки и ночные клубы. Но можно говорить об устойчивой экологической нише. Даже общие тенденции напоминают российские. Так интерес к КСП в Израиле резко возрос во второй половине 90-х (помните «Песни нашего века» из каждого ларька?), а в последние годы опять снизился.
Как показала последняя война в Ливане, политически молодые репатрианты вовлечены в израильские реалии очень сильно. Экономически большинство из них также принадлежит к общеизраильскому среднему классу. Поэтому то, что русскоязычный израильтянин культурно ориентирован на Москву, является очередным свидетельством того, что культурная жизнь подчиняется иным законам, нежели политика и экономика.
И еще одно занятное наблюдение. Русскоязычные евреи Израиля - далеко не первая еврейская община, стремящаяся сохранить свою «нееврейскую» культуру в иноязычном и инокультурном еврейском окружении. К примеру, амстердамская община бывших марранов на протяжении почти двух веков говорила и писала на испанском и португальском, в городе действовали общества любителей испанской словесности, испаноязычные любительские театры... Аналогичным образом, немецкие евреи, бежавшие в Палестину от Гитлера, привезли с собой книги Гете и песни Шуберта. Так что новые израильтяне, старающиеся сохранить русскую культуру, парадоксальным образом действуют при этом в рамках общей еврейской парадигмы.
Евгений Левин
По заказу проекта Booknik
(опубликовано 19 сентября 2006 г.)