Embedded Files
Евгений Левин,
29 ноября 2017 г.
В двадцатые годы прошлого века самым успешным идишским изданием был, безусловно, социалистический Форвертс, выходивший в Нью-Йорке. А одним из самых популярных авторов Форвертс считался варшавский корреспондент газеты, скрывавшийся за псевдонимом Гимель Купер. В своих корреспонденциях он регулярно сообщал о враждующих хасидских дворах, еврейских сутенерах и проститутках, об уголовном мире межвоенной Польши (также в значительной мере еврейском) – словом, снабжал редакцию именно тем материалом, на который так падки читатели всех времен и народов. Рассказы Купера, героями которых были воры, бездомные и проститутки, служили прекрасным противовесом ностальгическому сахариновому образу местечка, чем дальше, тем больше преобладавшему в еврейской культуре Америки.
Долгое время никто не знал, кто скрывается под псевдонимом Гимель Купер. Однако в марте 1928 года коммунистическая ежедневная газета Моргн фрайхайт, так же выходившая в Нью-Йорке, начала широкомасштабную кампанию против конкурентов-социалистов. «Соглашателям» и «ренегатам» припомнили все грехи против единственно верного учения, однако больше всех досталось Куперу, которого коммунисты обвинили к склонности к «низкопробным сенсациям» с целью привлечения малокультурных читателей. Заодно, предвосхищая грядущую кампанию раскрытия псевдономов, коммунисты объявили городу и миру, что Гимел Купер – никто иной, как известный варшавский литератор Исраэль-Йегошуа Зингер, старший брат и наставник будущего Нобелевского лауреата Ицхака Башевис-Зингера.Выходец из хасидской среды (позже описанную им в блестящих, в высшей степени интересных мемуарах, оставшихся, к сожалению, неоконченными(1)), Зингер-старший дебютировал в литературе в 1922 году сборником коротких рассказов «Перл» («Жемчуг»). Книга имел успех, сразу выдвинув автора в первые ряды современной идишской литературы.Как только «Жемчуг» попал в руки издателю Форверт Аврааму Кагану, тот сразу понял, что это шанс, который нельзя упустить. Не скупясь на похвалы автору, он сразу же предложил ему место варшавского корреспондента. В условиях перманентного кризиса и галопирующей инфляции (только за первые пять дней октября 1923 года официальный биржевой курс вырос с 350 тысяч до полумиллиона польских марок за доллар, но реальная стоимость американской валюты достигала 1,4 миллиона марок(2)) гонорары в долларах были пределом мечтаний, поэтому писатель сразу же согласился. К тому же материал был, что называется, под рукой. Варшавская Крохмальная улица, где жил писатель, славилась бедностью, еврейскими преступниками и бесконечными скандалами между жителями (позже эту улицу обессмертит младший брат Зингера, Ицхак(3)).
Однако еще великий журналист Власий Дорошевич горько сетовал, что журналистика, в отличие от «высокой» литературы, не пользуется уважением общества (4).
В межвоенной Варшаве ситуация, судя по всему, не изменилась. К тому же псевдоним, в случае необходимости, позволял публиковаться сразу в нескольких газетах, в том числе конкурирующих. (Из русских литераторов так поступал, к примеру, Василий Розанов, писавший в консервативном «Новом времени» под своей фамилией как монархист, а под псевдонимом В.Варварин выражавший в других изданиях леволиберальную, народническую, а порой и социал-демократическую точку зрения.) Поэтому на страницах Форвертса Зингер появился как Гимель Купер, и сохранял анонимность вплоть до разоблачения в коммунистической газете.
Впрочем, клеймя Зингера за низкопробный журнализм и дурновкусие, Моргн фрайхайт, как вскоре выяснилось, боролась вовсе не за высокие идеалы. Дело в том, что незадолго до этого коммунисты попытались переманить популярного автора у конкурентов. И лишь когда тот не ответил на их ухаживания, выступили со своими диатрибами и разоблачениями.
Зингер, впрочем, не смутился и не испугался. Отвечая своим критикам, он писал, что действительно занимается журналистикой – однако хорошая журналистика также является хорошей литературой. Вплоть до отъезда в Америку в 1933 году писатель написал для Форвертса сотни заметок и репортажей, которые и сегодня остаются бесценным источником информации о подлинной жизни одной из крупнейших довоенных общин.
Сегодня Зингер-старший известен русскому читателю преимущественно как автор психологических романов-саг «Братья Ашкенази» и «Семья Карновских» (эти и другие книги Исроэля-Йегошуа были изданы московским издательством «Книжники»). Приведенный ниже художественный рассказ, опубликованный в Форвертсе в декабре 1927 года, познакомит читателя с другой гранью творчества этого незаурядного писателя.
Хаим-Йосл Яскас переехал к слепой Рохл сразу после смерти жены. Крохмальная утопила парочку в водке
За серьезное преступление жители Крохмальной вынесли «приговор» местному. Ныне, когда справедливость восторжествовала, они пляшут от радости.
Хайм-Йосл Яскас, работавший в мясной лавке, где он таскал коровьи туши, много лет прожил на Крохмальной со своей женой, и вырастил здесь детей. Его жена стряпала и кормили его и детей, пока однажды не померла.
На похоронах жены Хаима- Йосла Яскаса Слепая Рохл, нищенка из варшавских катакомб, рыдала в голос. Все видели, что на варшавском кладбище она горько плакала и терла свой единственный здоровый глаз: «Такая святая! Такая кошерная женщина! Какой ужас!».
Сразу после похорон Слепая Рохл привела Хаима-Йосла Яскаса в свою подвальную квартиру, и поставила перед ним бутылку водки.
- Пей, Хаим-Йосл, утопи свою печаль.
Хаим-Йосл – не тот человек, которого нужно уговаривать выпить. К тому же он был опечален смертью жены, поэтому быстро выпил всю бутылку.
- Рохл, может, у тебя есть еще бутылочка? – спросил Хаим-Йосл, вытирая глаза от слез, вызванных мыслью о смерти жены.
- Сейчас, Хаим-Йосл, - ответила Рохл, подмигивая единственным здоровым глазом.
После второй бутылки Хаим-Йосл попросил третью. После третьей он не смог самостоятельно вернуться домой на Крохмальную. Напившись, он уже не помнил, что шел домой с похорон собственной жены.
- Оставайся здесь, Хаим-Йосл, - сказала ему слепая Рохл, помогая ему лечь на кровать.
На следующий день, когда Хаим-Йосл протрезвел, он заявил, что хочет вернуться домой сидеть шиву (семидневный траур по близкому родственнику), но Слепая Рохл его не пустила:
- Зачем тебе идти домой, Хаим-Йосл? Кто будет тебе готовить? Оставайся здесь.
- Остаюсь! – решил Хаим-Йосл. Справляя траур по жене, он сел на пол в одних носках, и стал прихлебывать из бутылки водки, которую поставила перед ним Слепая Рохл.
Когда семидневный траур закончился, он собрался на работу, таскать бычьи туши. Слепая Рохл сказала ему: «Хаим-Йосл, возьми меня к себе. Я могу немного заработать, распевая на улицах свои песенки – может, даже десять гульденов в день. Давай жить вместе. Я дам тебе столько водки, сколько захочешь, только стань моим мужем».
- Я так и сделаю! – ответил Хаим-Йосл Яскас, и вместе со Слепой Рохл отправился на Крохмальную.
Однако когда он явился домой вместе со Слепой Рохл, показал ей кровать своей покойной жены, и сказав, что спать она будет здесь, все пошло не слишком гладко.
- Ты что, отдашь этой слепой кровать нашей матери, да покоится она в мире? Не будет этого! – кричали на него дети.
- Пусть кто-нибудь попробует меня остановить! – угрожал в ответ Хаим-Йосл Яскас.
- Но мама умерла всего восемь дней назад!
- Не ваше дело! Заткнитесь, я знаю, что делаю!
С тех пор в доме Хаима-Йосла Яскаса не было ни минуты покоя. Крохмаяльная также была недовольна Хаимом-Йослом Яскасом. Нет, разумеется, каждый может поступать, как знает, святых на Крохмальной нет. Однако окончательно сойти с рельсов – совсем другое дело. Спутаться с другой женщиной сразу после похорон – это оказалось слишком даже для Крохмальной.
Серьезные люди с Крохмальной начали докучать Хаиму-Йослу Яскасу, говоря, что он должен выгнать Слепую Рохл. Но тот не обращал на них внимания.
В разгар скандала один из сыновей Хаима-Йосла умер внезапной и страшной смертью. Он наклонился над кипящим котлом, проверить, как варится мясо, поскользнулся, упал в котел и сварился заживо. Вся Крахмальная пришла на похороны, и прямо на кладбище заключила уговор с Хаимом-Йослом, что тот расстанется со Слепой Рохл:
- Мальчик покинул этот мир за твои грехи, Хаим-Йосл. Поклянись, что больше не пустишь ее на порог!
Хаим-Йосл поклялся. Однако сразу похорон пошел прямо к ней. И тут Крохмальная возмутилась:
- Хаим-Йосл, ты же обещал!
- Она дает мне водку. Водка лучше любых обещаний! – отвечал Хаим-Йосл.
- Раз ты такой хороший парень, - сказали серьезные люди с Крохмальной, - ты можешь пить водку с нами, пока не окосеешь.
С этими словами они схватили его за ворот и потащили в кабак.
- Бутылку водки, прямо сейчас!
Кабатчик принес бутылку
- Хаим-Йосл, пей!
Хаим-Йосл выпил.
- Еще!
Хаим-Йосл выпил еще.
- Еще бутылку!
Хаим-Йосл попробовал остановиться.
- Друзья, я больше не могу.
- Пей, сукин сын! Ты хотел водки, ну, так пей!
Хаим-Йосл понял, что попал, и продолжил пить. Он пил и пил, пока не свалился. Через несколько дней он отправился на кладбище к жене и сыну.
- Он получил по заслугам! – решила Крохмальная. И в честь торжества справедливости и нравственности шайка с Крохмальной устроила еще одну пирушку с выпивкой.
*****************
(1) Исроэл-Иешуа Зингер. О мире, которого больше нет, Москва, Книжники, 2013.
https://www.e-reading.club/book.php?book=1045452
(2) Г.Матвеев, Пилсудский, Москва, ЖЗЛ, 2008.
https://www.e-reading.club/chapter.php/104433/31/Matveev_-_Pilsudskiii.html
(3) «На Крохмальной улице жили в основном бедные ремесленники и лавочники, но были и ученые, а также воришки, забулдыги, темные личности» (Ицхак Башевис-Зингер, В суде моего отца. http://flibusta.is/b/312827/read). См. также его роман Шоша. http://lib.ru/INPROZ/ZINGER/shosha.txt
(4) В.Дорошевич, Репортер. http://dugward.ru/library/doroshevich/doroshevich_reporter.html
Page updated
Google Sites
Report abuse