Спор о судьбе Нового Израиля

Александр Филюшкин. Андрей Курбский

Молодая гвардия, 2010

С XIX века бывший сподвижник, а затем непримиримый враг Ивана Грозного князь Андрей Курбский стал одним из любимых героев русской истории. О князе-эмигранте писали Рылеев и Алексей Толстой; Курбский стал главным героем нескольких романов и пьес (по большей части сомнительных литературных достоинств), в ХХ веке попал на киноэкран… И тем не менее, за последние сто с лишним лет по-русски не было написано ни одной научной или научно-популярной работы, посвященной биографии знаменитого перебежчика. Поэтому для большинства читателей книга Филюшкина, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей», стала первой возможностью обстоятельно познакомиться с жизнью неугомонного князя.

Как и сама жизнь Курбского, книга Филюшкина делится на «до» и «после»: в первых главах исследователь пишет о жизни своего героя в Московии, во второй — о том, что происходило с Курбским после бегства и перехода на службу польскому королю. Еще при жизни Курбского о нем сложилось немало мифов, к чему приложил руку и сам беглый князь. К примеру, в некоторых польских источниках утверждалось, будто «князь Крупский» был лучшим полководцем Ивана Грозного и едва ли не соправителем московского тирана. В своем исследовании Филюшкин мягко, но последовательно опровергает это утверждение. Говоря о военных подвигах – Курбский действительно «воевал под башнями Казани, и рать Литвы при Грозном отражал», нередко занимая при этом высокие военные должности, однако никаких выдающихся побед не одерживал. Что же касается управления страной, то Курбский физически не мог ничем управлять, поскольку большую часть времени был на войне. Филюшкин подверг сомнению еще одно утверждение, заимствованное историками из сочинений князя-эмигранта, — об «Избранной раде», или «правительстве Сильвестра-Адашева», якобы стоявшем во главе России в первые годы царствования Грозного. По мнению Филюшкина, Адашев был, конечно, видным дипломатом и военачальником, но никакие факты не подтверждают его ведущую роль в управлении страной. А насчет попа Сильвестра, как считает ученый, в источниках и вовсе нет серьезных доказательств его участия в государственных делах.

Советские историки, писавшие об эпохе Грозного, почти не касались жизни Курбского после его бегства из России. Филюшкин, напротив, пишет об этом подробно. Так, одна глава посвящена просветительской деятельности Курбского, защищавшего православную веру от интеллектуального прессинга лучше образованных католиков и протестантов в многоконфессиональной Литве. Курбский собрал в своем имении несколько интеллектуалов, чтобы перевести на русский и издать святоотеческую и апологетическую православную литературу. Курбский лично принимал участие в работе этого кружка и даже выучился латыни.

Оказавшись на службе у польского короля и получив от него Ковель и другие земли, потомок ярославких князей Курбский попытался породниться с польской знатью, женившись на знатной шляхтянке княгине Марии Юрьевне Козинской, урожденной Гольшанской. Однако семейная жизнь князя не задалась: женитьба на «гордой полячке» закончилась скандальным бракоразводным процессом с обвинениями в супружеской измене, семейном насилии и даже колдовстве.

Оказавшись в Польше, Курбский-"Крупский" не вписался в новое окружение. За двадцать с лишним лет в Польше князь насмерть перессорился со всеми соседями-магнатами, горожанами и даже местной еврейской общиной.

Приятель Келемета, ковельский мещанин Лаврин, иудей, перешедший в христианство, попросил его выбить денежный долг в 500 коп грошей у неких ковельских евреев. Келемет оказался отзывчивым, тем более что выбивание долгов сулило неплохой куш… 9 июля 1569 года, в субботу, когда у евреев был шаббат (что было потом особо подчеркнуто в жалобе ковельских горожан), урядник Курбского Келемет ворвался с вооруженным отрядом в еврейское местечко. Были схвачены Юска Шмойлович, Авраам Яковлевич и некая женщина по имени Агронова Богдана. Принадлежащие им лавки и дома были запечатаны. Несчастных арестантов отвели во двор к Курбскому и посадили в яму с водой, где в изобилии водились пиявки. Вопли жертв были слышны далеко за стенами замка… Городской суд не мог справиться с разошедшимся слугой Курбского. Пришлось, как нередко в подобных случаях, жаловаться прямо королю Сигизмунду II. Монарх издал специальный указ, предписывавший выпустить евреев из заточения… Несчастные вышли из ямы с пиявками только 23 августа, просидев в ней в общей сложности 44 дня. Произошло это после того, как Курбский приказал выполнить королевское распоряжение. Князь заявил, что ковельские евреи пострадали за дело. Правда, 500 коп грошей выкресту Лаврину должны не они, а некий Агрон Натанович, который пустился в бега. Но трое жертв Келемета имели неосторожность в свое время записаться в поручители Агрона Натановича, за что и поплатились. Кроме того, Авраам Яковлевич взял у Курбского право сбора с населения Ковельской волости некоего «побора». То ли «побор» собирался плохо, то ли сборщик действительно проворовался, но Курбский решил, что от него утаивают деньги, — и на сцене появился пан Келемет с его подручными...

В итоге едва ли не все свободное от службы время князь вынужден был проводить в бесконечных разборках и тяжбах с соседями. Причем, как ехидно отметил Филюшкин, герою Казани периодически приходилось воевать за «60 топоров, десять пил и два кухонных котла», украденных холопом какого-нибудь ясновельможного пана.

Но самая интересная глава посвященна конфликту с Грозным, благодаря которому, собственно, князь-перебежчик и вошел в историю. Филюшкин вслед за историком Юргановым предложил достаточно оригинальное понимание этого спора: его истоки следует искать в учении о «Новом Израиле», которое в то время было едва ли не влиятельнее представления о Москве как о третьем Риме.

Интенсивное развитие данной идеологии начинается в конце XV века, и одним из ее создателей можно назвать ростовского епископа Вассиана Рыло. В письме к великому князю Ивану III в 1480 году он сравнивал Россию с Новым Израилем — новым Богоизбранным народом, а татарского хана — с библейским Фараоном. Русские должны избавиться от татарского пленения, как некогда евреи избавились от порабощения Фараоном в Египте. Тогда подвиги русских правителей сравнятся с подвигами царей библейского Израиля, и «Русь — Новый Израиль» возвысится над другими народами, станет проводником всего человечества в Царствие Небесное.

Судя по всему, и царь, и князь вполне разделяли это представление. Поэтому, бросая Грозному свои обвинения, Курбский писал: «Зачем, царь, сильных во Израиле истребил?» - а тот, в свою очередь, отвечал ему библейскими цитатами о судьбе и царях Израиля.

В соответствии с тогдашним мировоззрением появление Нового Израиля было высшей, конечной точкой мировой истории, за которой следовало второе пришествие и страшный суд. Соответственно, Грозный, согласно этим представлениям, оказывался не первым русским царем, но «последним богоизбранным царем Нового Израиля, правителем-мессией, сравнимым с библейскими царями».

К чему могло привести провозглашение царя мессией накануне Конца света? А.Л. Юрганов, проанализировав сочинения царя и отзывы о нем современников, пришел к выводу, что «Иван Грозный видел свою главную функцию в наказании зла в «последние дни» перед Страшным Судом. Мы никогда до конца не узнаем, в какой момент (хронологически) и почему царь решил начать опричнину. Одно можно сказать определенно: пассивно ждать он не мог в силу своей особой ответственности... вся русская история, создавшая особый тип сакрализованной монархии, подвела его к мысли начать собственную борьбу со злом, как он его понимал.

Курбский, однако, видел эсхатологическую роль Грозного совершенно иначе. По его мнению, убивая невинных и беспорочных, царь, не отличавшийся, к тому же, праведностью, становится слугой не Бога, но грядущего Антихриста (скорого пришествия которого ожидали на Руси многие, пишет Филюшкин), или даже самого Сатаны. По мнению Филюшкина, именно это «открытие» во многом стало причиной сначала бегства князя, а затем его ожесточенной полемики с московским царем.

По мнению Филюшкина, на вывод Курбского о «царе-слуге Антихриста» могло повлиять еще одно обстоятельство: согласно популярным эсхатологическим представлениям, Антихрист родится от противозаконной связи. Между тем сам Грозный родился от второго брака своего отца, причем развод Василия III с первой царицей, Соломонией Сабуровой, многие полагали неканоничным и незаконным. Более того, многие современники весьма прозрачно намекали, что настоящий отец Ивана вовсе не Василий (который, возможно, был бесплоден), а будущий соправитель Елены Глинской боярин Овчина-Телепнев-Оболенский. Соответственно, сам Иван, подобно грядущему Антихристу, с большой вероятностью оказывался «выблядком». Курбский написал:

В закони Господнем первом написано: «Моавитянин, и аммонитянин, и выблядок до десяти родов во церковь Божию не входит» и прочяя...

B конце письма Курбский делал очень болезненный для царя выпад, намекая на слухи и легенды о неясном происхождении самого Ивана Грозного, и завершал тем самым концепцию о «супротивстве» государя: Иван Васильевич оказывался недостойным титула православного царя и близким к Антихристу по всем статьям.

К сожалению, нарисованный Филюшкиным портрет Курбского неполон. К примеру, исследователь совершенно проигнорировал русское нестяжательство, сильно повлиявшее на Курбского – признаки этого можно увидеть в цитатах Курбского, приводимых Филюшкиным. Между тем нестяжатели в конечном итоге оказались в оппозиции к светским и церковным властям Московии, поэтому нельзя исключить, что их учение, помимо других причин, тоже подтолкнуло Курбского к «измене».

В отличие от филофеевского «Третьего Рима», учение о Москве как о Новом Израиле было впоследствии основательно забыто. Оригинальное прочтение Филюшкина позволяет по-новому взглянуть на один из переломных моментов русской истории, а также на конфликт двух интеллектуалов XVI века, оказавший впоследствии огромное влияние на развитие русской политической мысли.

Евгений Левин

по заказу проекта Booknik

(опубликовано 2 сентября 2009 г.)