Сравнительное петербургомосквоведение

Ольга Лукас. Поребрик из бордюрного камня

Комильфо, СПб, 2010

О том, что в Москве ходят по бордюру, а в Питере – по поребрику, едят соответственно батоны и булки, ездят в транспорте по проездному и карточке, а домой попадают через подъезд и парадную, знают сегодня практически все. Однако Ольга Лукас, перебравшаяся в 2003 году из Северной Пальмиры в Белокаменную, считает, что языковые различия – всего лишь верхушка айсберга, поскольку Москвич и Питерец не просто говорят на разных русских языках, но живут совершенно разной жизнью, не совпадающей практически ни в чем.

Результаты своего «сравнительного петербургомосквоведения» Ольга, в соответствии с духом времени, выкладывала в Живом Журнале. Сначала появился один эпизод, потом еще один, потом еще... пока исследованного и обработанного материала не набралось на целую книгу «Поребрик из бордюрного камня», которую Ольга в тандеме с минской художницей-иллюстратором Натальей Поваляевой и выпустила в свет в родном Санкт-Петербурге.Если верить Лукас, различие между Москвой и Питером восходит еще ко временам отцов-основателей российских столиц, Петра Великого и Юрия Долгорукого:Сначала был Петр I и он создал все сущее, но было оно кривое, корявое и кое-как, зато на века, потому что из гранита. А потом пришел Пушкин и стал вокруг сущего бродить: то песнь заводит, то сказку говорит, воспевает, словом. От такого воспевания все сущее обросло легендами, мифами, мхами и паутинами и стало тем, чем стало, – Петербургом. В то же самое легендарное время, но хронологически значительно раньше, жил да был Юрий Долгорукий и руки у него были очень долгими. Этими руками он подгребал под себя землю и всякое другое разное, подгребал, подгребал, а потом вылепил Москву. И была она чудо как хороша, потому что лепные изделия гораздо нежнее каменных. А если у мастера еще и руки долгие, а не кривые, то вообще заглядение.И с тех в Москве и в Питере все «гораздо иначе». Москва гибла от пожаров, Питер – от наводнений. Москвич живет лицом в будущее, питерец обращен мечтами к прошлому. В Москве время летит, в Питере – замирает. Москвич живет, чтобы работать, питерец старается работать по минимуму, чтобы оставалось время на Жизнь. Московская романтика случается ранним солнечным утром, питерская же – мрачной дождливой ночью. Даже психи в двух столицах — и те, оказывается, разные: если питерский псих – безобидный параноик, ищущий, где бы затаиться, то его московский собрат «сам себе оркестр и дирижер, идет по главной улице, разговаривает на три голоса и вообще производит много шума».

Даже упомянутые выше языковые различия двух столиц на самом деле – отражения разных реальностей. Поскольку стоит назвать московский предмет питерским именем (или наоборот), как у вещей сразу меняются физические свойства и даже предназначение: бордюр, на который совершенно невозможно лихо запрыгнуть на велосипеде: такой он огромный, широкий, одно слово – бордюр, будучи временно переименованным в поребрик, перестает быть препятствием, превратившись в часть окружающей природы.

Ну и совершенно очевидно, что пьянствовать водку, курить сигареты и ругаться матом следует только в парадной (парадке, парадняке). В подъезде же можно разве что целоваться, да и то лучше добежать ради такого дела до лифта.

В книге действие все время путешествует из Москвы в Петербург и обратно. Заканчивается все, естественно, в Бологом – где, как известно, бордюр переходит в поребрик, а герои Лукас, Москвич в наушниках и Питерец в цилиндре и с тросточкой наконец-то могут встретиться, побеседовать и вдруг понять, что несмотря на словарные и прочие различия общего у них все-таки гораздо больше.

– Вы сейчас нарочно так шагнули или случайно? Просто очень похоже на танец о Ленине, который я…"

– И я! Скажите, а вы где такую футболку с мордой ослика заказали? У меня в детском саду…

– На дверце был точно такой же? И у меня! Странно, что это все от нас подальше отошли, как спам-боты…

– Вы тоже умеете разгонять их одной только силой мысли?

«Ха, да мы ведь похожи!», – думают они хором, хлопают ладонью об ладонь, как хорошие парни в голливудских комедиях, и начинают дружить городами.

В реальной жизни такие вещи чаще всего происходят не в Бологом, а в эмиграции — например, в Израиле, где москвичи и питерцы, оказавшись в чужом окружении, тянутся друг к другу, не обращая внимания на то, что одни ходили по бордюру, а другие ели пышки в парадной.

Кстати сказать, и на Святой Земле есть два города с похожей историей любви-соперничества: развлекающийся без остановки Тель-Авив и богомольный Иерусалим из золота, меди, и света. Различия ментальностей тель-авивцев и иерусалимцев давно стали предметом многочисленных шуток. Тель-Авив называют мозгом и руками еврейской страны, а «горный и горний Иерусалим – это мятущаяся душа еврейского народа». Однако полноценного «иерусалимо-тель-авивоведения», аналогичного «Поребрику из бордюрного камня», до сих пор, кажется, не было, по крайней мере – по-русски. А жаль, ведь подробности взаимоотношений души и тела израилевых могли бы стать настоящим бестселлером.

Марина Карпова, Евгений Левин

по заказу проекта Booknik

(опубликовано 9 апреля 2010 г.)