Embedded Files
В середине XIX века американские евреи пользовались репутацией достойных законопослушных граждан. Как писала в 1867 году филадельфийская газета Sunday Dispatch, «мы почти не слышим о грехах еврейских купцов; евреев крайне редко обвиняют и осуждают за уголовные преступления». Однако через несколько лет широкой публике пришлось убедиться, что из всякого правила есть свои исключения.
В декабре 1875 года фермер из Восточного Нью-Йорка обнаружил в поле тело молодой девушки со следами насильственной смерти: лицо девушки было обезображено глубоким шрамом, горло перерезано. Грязь на коленях и раны на руках указывали, что девушка отчаянно боролась за свою жизнь.
Тело доставили в Бруклин, однако первое время личность убитой установить не удалось: никто не заявлял о пропаже кого-то из близких, а из двух тысяч человек, посетивших морг, никто не опознал покойницу.
Тем временем в Манхеттене молодой еврей Джон Александер был крайне обеспокоен исчезновением своей сестры Сары, служившей в семьей Рубенштейн, еврейских иммигрантов из Польши. 12 декабря 1875 года Рубенштейны собирались на свадьбу. Сара помогла дамам одеться, после чего отправилась домой… и исчезла. Когда же Джон связался с Рубенштейнами, те сказали, что его сестра была у них накануне, и с тех пор никто ее не видел.
Обеспокоенный Александр поспешил в полицию, а через несколько дней дал в газете объявление о пропаже. Объявление было опубликовано - по случайности, на той же странице, что и небольшая заметка о таинственном теле. Среди читателей газеты оказался Рубенштейн-старший – который сложил два и два, и сообщил полиции о своей догадке.
Полиция вызвала Джона в морг на опознание, а два детектива отправились к Рубенштейнам. Больше всего их заинтересовал молодой Песах Рубенштейн, приехавши в Америку в 1873 году и зарабатывавший на жизнь мелкой торговлей вразнос (довольно типичное занятие для многих еврейских иммигрантов(1)). Во-первых, все знали о его дружбе с Сарой. А во-вторых и в главных, вскоре после ее исчезновения неожиданно заявил, что ему приснилось, будто служанка была похищена и убита в поле в 10 милях от города – примерно там, где было найдено тело.
Во время беседы с копами Песах сохранял олимпийское спокойствие. Но все изменилось, когда ему предложили поехать в морг на опознание. Рубенштейн побелел, как мел, и стал упираться так отчаянно, что полицейским пришлось силой выводить его из дома. По дороге в морг им встретился некто Мозес Харрис, приятель Рубенштейна, который заявил, что Песах – «верующий человек, который не обманет даже на цент», так что подозревать его в убийстве – верх безумия. Полицейских, однако, это не впечатлило.
В морге один из полицейских подтолкнул Рубенштейна к столу, на котором лежало тело, а другой снял прикрывавшую его простыню. Увидев Сару, Песах изменился в лице, замахал руками, отшатнулся и начал падать. Это окончательно убедило полицию, что они нашли нужного человека.
Первое время мотивы предполагаемого убийства оставались неясными. Однако вскоре коронер сообщил результаты вскрытия: девушка была на пятом месяце беременности. Тем временем полицейские тщательно осмотрели одежду Рубенштейна и обнаружили похожие на кровь пятна на его пиджаке и даже талит катане. Кроме того, грязь на его ботинках оказалась схожей с грязью на коленях у Сары. Поэтому Рубенщтейн был тут же арестован по обвинению в преднамеренном убийстве.
Суд над Рубенштейном начался 1 февраля 1876 и привлек огромное внимание публики и прессы. Песах заявил о своей невиновности, семья единодушно встала на его защиту. Рубенштейны так же возмутились, что в числе присяжных нет ни одного еврея, и что дело имеет антисемитскую подоплеку – Песаха якобы обвиняют только потому, что он еврей. Однако поскольку жертва тоже была еврейкой, эта версия звучала неубедительно.
Первоначально обвиняемый заявил, что у него есть алиби, поскольку в момент убийства он находился в синагоге на улице Баярд. Однако свидетелей, готовых подтвердить это, не нашлось. Тогда родственники заявили, что после свадьбы семья вернулась домой и играла в карты, Песах пришел в семь вечера и лег спать. Однако это противоречило другому свидетельству – что обвиняемый пришел в девять, заперся в своей комнате и вел себя совершенно неадекватно: кричал, стонал, бормотал что-то невнятное…Родственники не отчаивались: несколько друзей семьи заявили, что видели Песаха в самых разных местах: в синагоге, на улице, в лавке… Резник Яков Апт утверждал, что встретил Песаха в трамвае, когда ехал на работу по Бродвею. (Перекрестный допрос показал, что Апт никогда не ездил на работу этим маршрутом.) Братья обвиняемого попытались повесить убийство на местного сапожника Натана Леви, который, якобы, «гулял» с Сарой, но у него оказалось алиби. Адвокаты утверждали, что Рубенштейн слишком слаб для такого жестокого убийства, и что если бы он действительно убил, кровь была бы на всей одежде, а не только на талит катане. Не пощадили и чести убитой: начальник полиции получил анонимное письмо, что Сара работала сразу в двух борделях.
Однако все эти попытки оказались тщетными. Тем временем следствие предъявляло одну улику за другой. Несколько пассажиров и кондуктор трамвая заявили, что в ночь убийства видели Рубенштейна вместе с Сарой в Восточном Нью-Йорке. На поле, где нашли убитую, были обнаружены следы, идентичные следам от ботинок обвиняемого. Последней каплей стало орудие убийства. Как показала экспертиза, Сара Александер была убита сигарным ножом особой формы. Такие ножи продавались в одном единственным магазине от производителя, и один из свидетелей заявил, что двенадцатилетняя дочь хозяина хорошо помнит, как продала этот нож Рубенштейну.
После этого присяжные совещались недолго. Рубенштейн был обвинен в преднамеренном убийстве и приговорен к виселице. Приговор надлежало привести в исполнение «в пятницу, 24 марта, между 9 часами утра и 2 часами дня». Рубенштейну выпала сомнительная часть стать первым американским евреем, приговоренным к повешенью.
Услышав вердикт, Рубенштейн вскочил со своего места, и, весь дрожа, схватился за свои пейсы и воскликнул: «Вот мое свидетельство, что я никогда не поднимал руку ни на одну женщину, никогда не прикасался к женщине, и время покажет, что я невиновен и жюри совершило ошибку». Однако этот драматический жест, естественно, не произвел на суд никакого впечатление, и под плач родных Песаха препроводили тюрьму на Раймонд-стрит.
После вынесения приговора пресса не утратила интереса к личности убийцы. Газеты с нескрываемым интересом писали о странном узнике, который отказывался от тюремной пищи, зажигал в пятницу вечером свечи, надевал странный «передник с кистями» (речь, естественно, шла о талит-катане), молился, намотав на голову и локоть загадочные «коробочки». (Одна из газет даже поместила рисунок, изображавший Рубенштейна молящимся на коленях. Непонятно, что это была – ошибка художника или же особая манера Песаха.) По сути, на столь неожиданном примере американский читатель впервые познакомился с религиозным укладом восточноевропейских евреев-ортодоксов, которые как раз тогда начали переселяться в Америку во все возрастающем числе.
Тем временем родственники Рубенштейна не сдавались и подавали бесчисленные прошения с требованием пересмотра дела. В конце концов суд внял их доводам и отложил казнь, назначенную на март. Однако до нового рассмотрения Рубенштейн не дожил. Находясь в камере, он непрестанно молился и практически ничего не ел. (Тюремная пища, естественно, была некошерной, а на просьбу Рубенштейна разрешить родственникам и друзьям снабжать его кошерной едой последовал отказ – власти опасались, что семья поможет заключенному совершить самоубийство.) Через несколько дней беспрестанного молитвенного поста он был так слаб, что едва мог двигаться. В какой-то момент он попросил позвать врача и парикмахера. Осмотрев умирающего, доктор прописал ему лекарство, однако Песах отказался его пить. Когда же появился цирюльник, Рубенштейн лишь попросил слегка подравнять свои чудовищно отросшие пейсы.
8 мая Рубенштейн был так слаб, что не мог встать с постели и съесть хотя бы кусочек хлеба. Он захрипел, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Начальство срочно вызвало двух охранников, которым было приказано поставить заключенного на ноги, чтобы он смог продышаться. Когда это было сделано, у Песаха начались конвульсии, на губах выступила пена. Он рухнул на пол камеры, и тюремный врач, пришедший через несколько минут, констатировал смерть.
Узнав о смерти Песаха, родственники обвинили в этом тюремное начальство – тем более, что, по словам коронера, если бы заключенного держали в более чистом помещении и, главное, нормально кормили, он благополучно дожил бы до собственной казни. Оправдываясь, тюремщики заявили, что не хотели оскорблять религиозных чувств Рубенштейна, а потому не мешали ему молиться и поститься, сколько он пожелает.
В отличие от американских газет, англоязычная еврейская пресса практически не писала ни о самом процессе, ни о дальнейшей судьбе Рубенштейна. Jewish Messanger, ведущее еврейское издание того времени, умудрилось вовсе не упомянуть об этом деле. The American Israelite, официоз реформистов, ограничился небольшой заметкой. Еврейские газетчики явно не хотели привлекать внимание к скандалу, опасаясь, что это может иметь плохие последствия для евреев.
И действительно, суд над Рубенштейном, а главное, его широкое обсуждение в прессе вызвали несколько антисемитских инцидентов. Впрочем, евреи отделались малой кровью. На деревьях в Бруклине повесили несколько чучел Рубенштейна. Идишская газета (которая так и называлась, Идише газетн) жаловалась, что, увидев на улице случайного еврея, прохожие начинали тыкать пальцем и кричать: «Рубенштейн, Рубенштейн!». Городские острословы сочинили издевательскую песенку, начинавшуюся словами «Меня зовут Песах Рубенштейн». Этим, к счастью, все ограничилось.
**********************
(1) См., напр.: Шолом-Алейхем. Мальчик Мотл: «Файтеля — «Пе-те-ле-ле» — здесь называют Филиппом - полдня учится в школе, а во вторую половину дня торгует еврейскими газетами, которые называются «пейперс». Он бегает по Ист-бродвею (это такая улица) и кричит: «Пейперс! Пейперс!». Мой товарищ Гершл… стоит за лотком на Ривингтон-стрит у одной знакомой, из нашего же местечка, и помогает ей продавать рис, ячмень, горох, бобы, орехи, изюм, миндаль, инжир, финики, рожки и соленые огурцы. Переплетчик Мойше… арендовал книжный ларек на Эссекс-стрит».
Page updated
Google Sites
Report abuse