Как известно, во времена Талмуда Хануке не повезло. В Мишне она упоминается только походя (тогда как все остальные праздники удостоились отдельных трактатов в разделе Моэд), в Гемаре скороговоркой рассказывается о «чуде с маслом», но нет ни слова о военных победах Хасмонеев. Так что если бы не христиане, сохранившие Маккавейские книги и сочинения Иосифа Флавия, мы, возможно, ничего бы не знали об историческом контексте одного из самых любимых еврейских праздников.
Мудрецы Талмуда обошлись с Ханукой неуважительно, и тому есть несколько объяснений. По одной версии, все дело в личной обиде редактора Мишны р. Иегуды га-Наси: будучи потомком царя Давида, он не смог простить Хасмонеям узурпации царской власти, на которую они как когены не имели права. Но есть и другое объяснение: после неудачного восстания Бар-Кохбы религиозное руководство взяло курс на мирное сосуществование с римской властью, а потому мудрецы предпочитали не вспоминать лишний раз о тех, кто несколько поколений назад восстал против иноземного владычества.
Автору этих строк второе объяснение нравится гораздо больше — все-таки приятнее думать, что лидеры нации принимают решения, руководствуясь политическими соображениями, а не личными амбициями. Однако стоит заметить, что курс на мирное сосуществование был принят мудрецами не сразу. Напротив, сто с лишним лет отношение к Риму служило поводом для серьезных раздумий, сомнений и колебаний.
Уже р. Йоханан бен Заккай, которому раввинистический иудаизм во многом обязан тем, что пережил разрушение Храма, бесперспективной борьбе предпочел подчинение Риму. Во время осады Иерусалима он с помощью верных учеников бежал из города, встретился с императором и уговорил его пощадить иешиву в Явнее, а также семью и учеников рабана Гамлиэля (Гитин 56б). Той же политической линии придерживался р. Иегошуа бен Ханания, один из ближайших учеников р. Йоханана. В 20-е годы прошел слух, будто император Адриан разрешил евреям отстроить Храм, однако затем отменил свой указ. Возмущенные евреи изготовились было восстать, однако, говорится в мидраше, р. Иегошуа бен Ханании удалось остудить горячие головы следующей притчей:
Лев растерзал добычу, но в горле у него застряла кость. Царь зверей обратился к подданным: кто извлечет кость, получит достойную награду. Пришла из Египта длинноклювая цапля и вытащила кость. Когда же она запросила награду, лев отвечал: Ты побывала в пасти льва и ушла живой — неужто мало тебе? Довольно и с нас, — продолжал рабби Иегошуа, — того, что мы имели дело с Римом и уцелели. (Берешит Раба 64:8)
Правда, вскоре после смерти знаменитого мудреца евреи под руководством Бар-Кохбы все-таки взялись за оружие. Среди тех, кто поддержал вооруженное выступление, оказалось несколько выдающихся раввинов; один из них, прославленный р. Акива, даже провозгласил Бар-Кохбу Мессией. В лагере восставших оказались и другие мудрецы: так, согласно мидрашу, в осажденном римлянами Бейтаре находился известный р. Элазар га-Модаи, чьи молитвы не позволяли римлянам войти в крепость.
Спор об отношении к римской власти продолжался и после того, как восстание Бар-Кохбы утопили в крови. Среди тех, кто отрицал возможность любого сотрудничества с римлянами, был, к примеру, ученик р. Акивы — р. Шимон бар Йохай, полагавший, что императорская власть не принесла евреям ничего, кроме зла:
Сидели однажды за дружеской беседой р. Йегуда, р. Йосе и р. Шимон. Разговор зашел о римлянах.
— Сколько хороших вещей устроено этим народом, — говорил р. Йегуда, — обширные рынки, превосходные мосты, прекрасные бани.
Р. Йосе промолчал. Р. Шимон же возразил р. Йегуде.
— Да, — сказал он, — устроить устроили, да только для собственной выгоды: устроили рынки — и насадили там непотребных женщин; бани — чтобы нежить свое тело; мосты — чтобы непомерную пропускную плату брать (Шабат 34а).
Однако младший современник р. Шимона, глава Сангедрина р. Иегуда га-Наси предпочитал сотрудничество с римлянами, полагая, что лишь это и даст палестинскому еврейству возможность нормально существовать. Согласно Талмуду, р. Иегуде даже удалось подружиться с римским императором, и тот обсуждал с раввином не только философские, но и политические вопросы (Авода Зара 10б).
Еще дальше пошел р. Элиэзер бен Шимон, однокашник р. Иегуды и сын р. Шимона бар Йохая: неожиданно для всех этот блестящий раввин поступил на службу в римскую полицию (Бава Меция 83б). Коллеги были шокированы: еврей, к тому же знаток Торы, выдает римлянам братьев-евреев (а большинству арестованных грозила, между прочим, смертная казнь). Бывший учитель р. Элиэзера, р. Шимон бен Карха, в гневе заявил ученику: «Уксус, сын вина! До каких пор будешь ты отправлять на смерть народ Божий?» Не отставали и другие мудрецы, и в конце концов р. Элиэзер перестал появляться в доме учения. Он, впрочем, и сам терзался относительно своего выбора — особенно после того, как в порыве гнева отправил на смерть оскорбившего его человека, не совершившего никакого преступления.
В талмудической истории о р. Элиэзере есть два момента, заставляющих предположить, что редакторы Талмуда, возможно, не вполне соглашались с мнением своих предшественников. Во-первых, несмотря на службу в римской полиции, р. Элиэзер сохранил познания в Торе: к примеру, однажды он признал ритуально чистыми шестьдесят женщин, которых другие мудрецы сочли нечистыми, а когда коллеги усомнились, заявил, что если он прав, все эти женщины в течение года родят мальчиков, как в итоге и произошло. Во-вторых, уже после смерти тело р. Элиэзера много лет оставалось нетленным, и все это время с жителями города, где оно лежало, не случалось никаких бедствий (Бава Меция 84а). Быть может, редакторы хотели намекнуть, что Небеса в конечном итоге признали выбор р. Элиэзера суровой необходимостью.
Однако, видимо, полного единодушия не было и среди редакторов. В Талмуде говорится, что р. Элиэзер был не единственным мудрецом, пошедшим на службу в римскую полицию. Так же — правда, вроде бы вынужденно — поступил его друг, р. Ишмаэль бен Йоси. Ему тоже досталось от критиков — и не от простого смертного, но от самого пророка Элиягу, который в талмудической традиции нередко выступает глашатаем воли Небес:
Упрекнул его Элиягу, сказав: «До каких пор ты будешь предавать сынов Израиля на смерть?»
Ответил р. Ишмаэль: «Что я могу сделать, если такова царская воля <чтобы я служил в полиции>»?
Сказал Элиягу: «Твой отец бежал в Азию <будучи, вопреки императорскому указу, рукоположен р. Иегудой бен Бабой>, ты же — беги в Лаодикию» (Бава Меция 84б).
Неудивительно, что решение подчинитьcя Риму, заставившее мудрецов Талмуда забыть о военных победах Маккавеев, стоило религиозному руководству долгих и мучительных колебаний. Слишком жадной и жестокой была римская власть, слишком несправедливым казалось иноземное владычество. Даже тем, кто понимал необходимость примиренчества, оно давалось очень нелегко. Как любой компромисс, в том числе вынужденный и ради всеобщего блага.
Евгений Левин
по заказу проекта Booknik
(опубликовано 9 декабря 2009 г.