Летом 1175 года произошло одно из самых громких политических убийств в древнерусской истории. В ночь с 28-го на 29 июня в своей резиденции в селе Боголюбове был убит внук Владимира Мономаха и сын Юрия Долгорукого, великий князь Владимирский Андрей Боголюбский.
Согласно летописным свидетельствам, все убийцы принадлежали к ближайшему окружению князя. Вломившись ночью в княжескую опочивальню, заговорщики нанесли Андрею несколько тяжелых ран. Князь, однако, остался жив и даже сумел подняться на ноги и выйти в сени, надеясь позвать на помощь. Кто-то из убийц услышал стоны Андрея. Заговорщики бросились на поиски князя, нашли его по кровавым следам и прикончили.
«Повесть об убиении Андрея Боголюбского», включенная в Ипатьевскую летопись, называет имена нескольких заговорщиков: «Началникъ же убиицамъ бысть Петръ, Кучьковъ зять, Анбалъ, ясинъ ключникъ, Якимъ, Кучьковичи, а всихъ неверныхь убииць двадцать числомъ». Но в Пискаревском летописце этот список приводится в несколько другом варианте:
Свои милостивницы были, а нынеча окаяннии убицы Кучковичи, начальник им бысть Петр, Кучкович зять, Анбал Ясин ключник, Иоаким, иже бе его князь любил, и Ефрем Моизич; а всех окаянных убиц двадцать.
Кем был этот Ефрем Моизич, какую роль играл при дворе, летописи не сообщают. В дошедших до нас источниках он упоминается лишь единожды – в связи с убийством князя Андрея. Однако российская историография сумела дополнить его образ.
Ранние историки и публицисты не придавали большого значения участию в заговоре безвестного Моизича. К примеру, «Повесть о зачале Москвы» XVII века вовсе не упоминает его в рассказе об убийстве, возлагая всю вину за преступление на бояр Кучковичей. Согласно «Повести», боярин Кучка был казнен отцом Андрея Юрием Долгоруким, поскольку не оказал князю должной чести. Двоих сыновей Кучки, Петра и Акима, а также дочь Улиту Долгорукий отослал во Владимир к сыну Андрею. Улита сделалась женой Андрея, однако не любила мужа, который отказывался от плотского сожительства с ней, и замыслила его убить. По ее просьбе братья Кучковичи и убили князя.
Не упоминает о Ефреме Моизиче и первый российский историк Василий Никитич Татищев, отдавший предпочтение сообщению Ипатьевской летописи: «Начальник сему убийству был Петр Кучков, зять его, Анбал Ясин, ключник княжий, Иоаким Кучкович и прочие нечестивые числом общим двадцать». Николай Михайлович Карамзин вспоминает о Моизиче вскользь, называя «чиновником», но не приводя никаких подробностей: «Двадцать человек вступили в заговор. Никто из них не был лично оскорблен Князем; многие пользовались его доверенностию: зять Иоакимов, Вельможа Петр (у коего в доме собирались заговорщики), Ключник Анбал Ясин, чиновник Ефрем Моизович».
Положение, однако, изменилось, когда в ХIX веке убийством Боголюбского заинтересовался Сергей Михайлович Соловьев. Несмотря на крайнюю скупость летописного свидетельства, знаменитый историк счел возможным идентифицировать загадочного заговорщика как еврея или крещеного еврея:
Андрей подражал в этом отношении всем князьям, охотно принимал пришельцев из земель христианских и нехристианских, латинов и православных, любил показывать им свою великолепную церковь Богоматери во Владимире, чтоб иноверцы видели истинное христианство и крестились, и многие из них крестились действительно. В числе этих новокрещенных иноземцев находился один яс, именем Анбал: он пришел к Андрею в самом жалком виде, был принят в княжескую службу, получил место ключника и большую силу во всем доме; в числе приближенных к Андрею находился также какой-то Ефрем Моизич, которого отчество – Моизич, или Моисеевич, указывает на жидовское происхождение. Двое этих-то восточных рабов выставлены летописцем вместе с Кучковичем и зятем его как зачинщики дела.
С легкой руки авторитетного историка версия о еврейском происхождении одного из убийц Боголюбского начала кочевать из одной книги в другую. Причем некоторые исследователи пошли дальше Соловьева, позволив себе дополнительные соображения о личности Моизича.
Согласно Николаю Ивановичу Костомарову, Ефрем Моизич, как и у Соловьева, – просто еврей, инородец среди других инородцев в окружении князя Андрея: «В пятницу, 28 июня 1175 года, собрался совет в доме Кучкова зятя Петра. Было там человек 20 и в числе их ключник Андрея Амбал, родом ясин (ясы – народ кавказского племени: полагают, что это кабардинцы), и еврей Ефрем Моизич. Замечательно (как вообще черта подобных людей), что приближенными Андрея были иноземцы: чувствуя, что свои имеют повод не любить его, он, конечно, думал обезопасить себя этим средством – и ошибся. На совете порешили убить князя в эту же ночь». А вот советский писатель Сергей Голицын уже утверждает, что убийца Боголюбского был не просто евреем, а хазарином: «Собрались братья и племянники в своем тереме под Петров день — день ангела Петра Кучковича, собрались будто на почестей пир. И позвали они Анбала-ключника, и хазарина Ефрема Мойзича».
Фантазия исторических романистов и публицистов шла еще дальше. К примеру, Вера Панова «установила» не только национальность и вероисповедание Ефрема, но и то, зачем Боголюбский приблизил его к себе: по ее мнению, «некрещеный еврей Ефрем Моизич добывал князю у евреев-ростовщиков деньги под заклад». Отдельным авторам даже удалось найти специфически еврейские мотивы, подтолкнувшие Ефрема Моизича к убийству. Так, ленинградский митрополит Иоанн (Снычев) утверждал, что евреи решили отомстить князю за активную миссионерско-просветительскую деятельность среди иноверцев, которая привела к крещению многих иудеев. В соответствии с этой гипотезой, Снычев объявил евреев душой заговора: «Главное лицо среди “начальников убийства” – иудей».
Однако летописи не сообщают о крещении Боголюбским многочисленных евреев. «Повесть об убиении...» действительно упоминает случаи крещения мусульман, иудеев и язычников, пораженных красотой построенного князем в Боголюбове храма Рождества Богородицы: «И принимали крещенье и болгары, и евреи, и любые язычники, увидев славу Божью и украшенье церковное!» Но среди тех, кого сам Боголюбский «соблазнял» в православие, евреи как раз не числятся: «Бывало, купец приходил из Царьграда иль из иной стороны, из Русской земли, и католик, и христианин, и язычник любой, и ты говорил: “Введите в церковь его и в палаты, пусть видят истинное христианство!”». Так что покойный митрополит немного домыслил за древнерусского автора.
Еще креативнее к версии о «еврейском следе» в убийстве Боголюбского подошел современный российский историк Юрий Кривошеев. По его мнению, «наряду с языческими и христианскими традициями, широко представленными в событиях, сопутствовавших гибели Андрея Боголюбского, имеется вероятность присутствия и элементов иудейской обрядности»; иными словами, преступление имело ритуальный характер. Согласно летописному сообщению, князь был убит «месяца июня вь 28 день канунъ святыхъ апостолъ <...> в суботу на нощь», то есть в еврейский шабат. И это, считает Кривошеев, очень важно: по его сведениям, «первоначально праздник Шаббата сопровождался жертвоприношением домашнему духу и умилостивительной жертвой предкам», и князь Андрей мог «в силу сложившихся обстоятельств послужить такой жертвой». Говоря об обрядах субботы, Кривошеев ссылается на работу Елены Носенко «Культ умерших и почитание предков: их место и роль в еврейской традиции». В этой работе действительно говорится о возможной связи некоторых субботних ритуалов с почитанием умерших. Но вот привязать эти ритуалы к убийству никак не получается:
Обычай печь особый хлеб для Шаббата, а также предписание устраивать в этот день три праздничные трапезы, относят к первым векам н.э. (Мишна Таанит 2:4б-2:5а). <…> До разрушения Иерусалимского храма женщинам следовало отдавать священнику кусок теста – как воспоминание о доле, которую приносили в жертву божеству в то время, как ели хлеб: «Когда придете в страну, в которую Я веду вас, то, когда будете есть хлеб той земли, возносите приношение Яхве. От начатков теста вашего возносите лепешку: как приношение с гумна, так возносите ее. От начатков теста вашего возносите Яхве приношение во все поколения ваши» (Чис 15:18-21; см. также Мишна Хала 4:8в). После разрушения Храма кусок теста, согласно предписанию, нужно бросать в огонь. Подобный обычай существует у мусульман, иногда его считают умилостивительным приношением злым духам <…>. Возможно, однако, что этот обычай связан с жертвоприношением домашнему духу (домовому) и духам предков.
Получается, для того, чтобы оказаться субботней жертвой наподобие тех, о которых пишет Носенко, князю Андрею пришлось бы стать хлебобулочным изделием.
Из того же источника Кривошеев узнал, что в еврейской традиции правая рука считается местом средоточия жизненной силы. И в качестве довода в пользу ритуальной версии он приводит летописное свидетельство о том, что при убийстве Боголюбского «Петръ же отя ему руку десную». Здесь, правда, опять вышла неувязка: если речь идет о еврейском ритуале, то и исполнить его должен еврей, Петр Кучкович – человек совершенно русский и православный. Зачем ему было совершать иудейские ритуалы?
Еще одно «доказательство» ритуального характера убийства Кривошеев обнаружил у В.Н. Татищева, отмечавшего, что заговорщики зажгли огонь. Сам Татищев объяснил это вполне рационально: «Темно было, и злодеи оные, видя, что никто на них, слыша шум и крик княжей, не идет, зажгли огонь и стали его искать без опасения». Но Кривошеева такое объяснение не устроило: по его мнению, «зажженный огонь мог также нести ритуальную нагрузку, ибо перед началом Шаббата принято зажигать свечи». Похоже, исследователю забыли сказать, что свечи зажигают только женщины, а шабат начинается в пятницу вечером, убийство же, происходившее в ночь с пятницы на субботу, попадало на самый разгар шабата, когда, по иудейским законам (Мишна Шабат, 7:2), нельзя не только зажигать, но даже переносить огонь. По Кривошееву, получается, что евреи, совершая «ритуальное действие», на каждом шагу нарушали еврейский ритуал.
И наконец, последний аргумент Кривошеева состоит в том, что накануне убийства заговорщики приняли для храбрости! Как это связано с иудаизом? А вот как: «правоверным евреям предписывается устраивать <в субботу> обязательные праздничные трапезы (три). Без возлияний не обошлось и в ночь накануне субботы: убийцы сначала “свещаша”, как лаконично сообщает летопись, потом же говорится прямо, что они “шедше в медушю и пиша вино”». Тут, право, даже и не знаешь, что возразить – не доказывать же с источниками в руках, что на Руси пили и пьют не только евреи и не только в рамках субботнего ритуала.
Возможно, не стоило бы так подробно разбирать эту вполне бредовую теорию, если бы не регалии автора – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой исторического регионоведения исторического факультета Санкт-Петербургского Государственного университета, автор нескольких учебников. Его статья об убийстве Боголюбского была опубликована в серьезном научном сборнике, а монографию на ту же тему выпустило издательство СПбГУ. Остается лишь дивиться, какими загадочными путями блуждает порой научная мысль.
Вернемся, однако, к исходному тезису, на котором строились все рассуждения митрополита Иоанна, Кривошеева и других исследователей «еврейских мотивов» убийства Боголюбского, – тезису о еврейском происхождении Ефрема Моизича. При всем уважении к Соловьеву, на его довод, что отчество «Моисеевич» – доказательство еврейства, хочется ответить цитатой из старого анекдота: «А Исаакиевский собор, по-вашему, синагога?» С появлением христианства имя Моисей перестало быть исключительно еврейским. Многие представители христианского духовенства и монашества охотно брали имя величайшего еврейского законодателя. К примеру, в IV веке в Египте жил преподобный Моисей Мурин (Эфиоплянин), бывший глава разбойничьей шайки, затем раскаявшийся и ставший монахом. В конце того же века некий арабский монах Моисей был поставлен епископом одной из пограничных византийских епархий. В VI веке старец Моисей подвизался в монастыре, возглавляемом знаменитым Иоанном Лестничником, и т.д. Аналогичная ономастическая ситуация сложилась и у других христианских народов, например, у армян: имя Моисей (Мовсес) носили, среди прочих, два прославленных армянских историка – Моисей Хоренский и Моисей Каланкатуйский.
После крещения страны князем Владимиром имя Моисей стало не менее популярно и на Руси. Одним из первых русских святых стал инок Печерского монастыря Моисей Угринский; одним из самых известных ораторов и публицистов XII века был современник Андрея Боголюбского игумен Моисей Выдубицкий; еще один игумен Моисей возглавлял в эти годы новгородский Антониев монастырь. Уже после татарского нашествия епископы с именем Моисей возглавляли Новгородскую (1325–1329), Тверскую (1458–1461) и Рязанскую (1638–1651) епархии. Разумеется, у монаха или епископа не могло быть законных детей с этим отчеством, но имя Моисей носили и священники и даже миряне, – по крайней мере, в более поздних источниках такие персонажи встречаются. Средневековые летописи упоминают вполне русских людей с отчеством Моисеевич или именем Моисей: так, Галицко-Волынская летопись упоминает Моисея, боярина князя Даниила Галицкого, а Пискаревский летописец – некоего Михайло Моисеевича, убитого татарами.
Мы видим, что приведенный Соловьевым довод в пользу еврейского происхождения Ефрема Моизича критики не выдерживает. Других же доказательств еврейства этого заговорщика нет.
Правда, даже если Ефрем Моизич был чистокровным славянином, вопрос об иудейском участии в убийстве Боголюбского остается открытым. По мнению некоторых исследователей, например, Феликса Канделя, Ефрем был не единственным евреем среди заговорщиков, поскольку «при дворе великого князя Андрея Боголюбского во Владимире в конце двенадцатого века жили два еврея – Ефрем Моизич и Анбал Ясин с Кавказа, ключник великого князя». Летописи однозначно называют княжеского ключника «ясином», то есть ясом, выходцем с Северного Кавказа. Возможно, на мысль о его иудействе исследователей натолкнуло то, что в «Повести об убиении...» один из княжеских слуг называет Анбала «жидовином»:
И сказал, взглянув на него, Кузьма: «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина нашего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бросить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! уже и собакам бросить! Да помнишь ли, жидовин, в каком ты платье пришел сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!»
Как мы видим, Кузьма называет Анбала не только «жидовином», но и «еретиком». Скорее всего, и то, и другое в данном контексте – просто ругательные слова наподобие «вражьего сына», дополнительно намекающие на инородство и (экс-)иноверие Анбала.
Правда, до нас дошли свидетельства, в том числе из Еврейско-хазарской переписки, о том, что часть ясов перешла в иудаизм. В Крыму сохранились надгробия, принадлежащие, по-видимому, прозелитам аланского происхождения (например: «Это надгробие р. Моше Алана, да упокоится он в раю, сына почтенного господина Йосефа Алана…»). Однако сведения об алан-иудеях относятся к Х веку, когда с аланами соседствовал могущественный Хазарский каганат, где иудаизм был государственной религией. А Боголюбский жил через два с лишним века после падения Хазарского каганата. Поэтому на основании скудных свидетельств Х века сложно судить о вероисповедании яса-ключника, жившего во Владимире в конце XII-го.
Итак, мы могли убедиться, что никаких надежных доказательств еврейского участия в убийстве князя Андрея Боголюбского в источниках не обнаружено. Любые рассуждения на эту тему являются либо бессмысленной спекуляцией, либо откровенным антисемитским наветом. А наш мини-детектив, расследование одного политического убийства, заканчивается тем, что убийца не обнаружен – среди евреев; немногочисленные евреи Древней Руси полностью оправданы.
Евгений Левин
по заказу проекта Booknik
(опубликовано 17 августа 2010 г.)