volt-uliya-2015-3-1

Поэзия диаспоры

Юлия ВОЛЬТ (ИЗРАИЛЬ)

Родилась в Новосибирске. Окончила Томский государственный университет. Публикация стихов в периодической печати – с 1989 г. Автор книг стихов и прозы «Компромат» (1995) и «Из писем к Ю.В.» (2014). Подборки стихов включены в несколько антологий поэзии, изданных в России и в Израиле. Один из редакторов и составителей «Антологии поэзии. Израиль 2005». Стихи и проза публиковались в разные годы в сетевых журналах и альманахах: «Сетевая словесность», «45-ая параллель», «Вечерний Гондольер», «Мегалит» и во многих других. Проживает в Израиле с 1997 года.

Юлия Вольт – лирик по призванию. Это женская лирика в самом лучшем смысле этого понятия – мужество исповедального стиха, открытость любовного порыва, жалоба на причиняемую боль – признаки её поэтической речи, которая и не подумывает о самозащите от пристального читательского взгляда. А он возникает, этот пристальный взгляд, привлечённый выразительными образными находками, которые обнаруживает её поэзия.

Д. Ч.

О ЖЕНЩИНАХ НА ГРАНИ…

* * *

В циклоне назревших истерик

Чему уцелеть суждено?

Семейный портрет в интерьере –

В иное пространство окно –

На шатком гвозде покачался

И грохнулся на пол плашмя.

Прости мне мое соучастье!

Бессонницы чёрной клешня

Потянется к слабому горлу,

Промучит до самой зари.

К чему теперь пестовать гордость,

Лелеять свой вздорный каприз?

Наш ангел на небо отозван,

А кажется, что ерунда.

К чему теперь многое? Поздно

Не хуже ли, чем никогда?

* * *

Фальшь в воркованье голубков –

Что горечь в кваканье лягушек.

Надежда, вера и любовь

Гадали на кофейной гуще.

Под абажуром мотыльков

Безвольных крылышки шуршали.

И зябко ёжилась любовь,

И куталась цыганской шалью

От прорицаний, что она

Читала в лужице на блюдце:

Чертополох и белена

Всех эволюций, революций,

Галлюцинаций... И тогда

Любовь сбегала, хлопнув дверью,

И возмущённым «Ерунда!»

Её напутствовала вера.

Но начинал скрипеть паркет,

И ветер шевелил портьеру.

Тогда, забыв про этикет,

Вдруг в страхе испарялась вера.

И оставалась лишь одна,

Чтобы за всеми вымыть чашки.

Надежда, где ты? Тишина.

Сквозняк. И двери нараспашку.

* * *

Клевер белый, клевер розовый

в Палестине апельсиновой

после зимних ливней с грозами

и до зноя непосильного.

Здесь какими же ветрами он,

клевер белый, клевер розовый,

с той земли, где море травное,

острова колков берёзовых?

Там ещё бураны снежные.

Здесь разгар весны мимозовой.

По макушкам глажу с нежностью

клевер белый, клевер розовый.

* * *

Ничего, что сброшенная юбка

бросилась в объятия штанов.

От безлюбья эти перелюбки.

Не любовь, однако, не любовь.

Ничего, что сунула в арык я

руку, словно грек, забывший страх.

На безлюбье, словно на безрыбье,

забияка – пятящийся рак.

Свистнет рак с горы какой повыше –

в молодецком посвисте его

ничего совсем я не услышу.

Впрочем, это тоже – ничего.

* * *

Блеклость жизни, близость смерти,

кукование часовен,

серебристый столбик ртути

да хронический бронхит.

Только ветер, свежий ветер

по фамилии Бетховен,

эту заводь взбаламутит,

эту залежь завихрит.

Ни награды, ни ограды.

Путь извилист, пульс неровен.

Да от мая и до мая

маета который год.

Только ливень, ливень с градом

по фамилии Бетховен

эту наледь изломает,

эту накипь уберёт.

Валентина Жолудева. «Без названия».

* * *

В самом деле голова

треснет – все, что не уклады...

просто не укладыва ́-

ется в ней, совсем бы надо

выбросить из головы,

снять чалму из полотенца,

пробурчав: «Иду на Вы»,

взять и выкинуть коленце,

фокус-покус, чепуху

в соусе из подростковья,

хо-хо-хо да ху-ху-ху

снова обозвать любовью.

И соседского суда

избежав тропой окольной,

не соврать, что от стыда

на щеках пожар свекольный.

РЕАЛИЗМ ФРИДЫ КАЛО

1.

Фрида Кало – «Маленькая лань»...

Мать-Земля змеёй, как пуповиной,

обвила, объяла, обняла

шею девы юной, неповинной

ни в одной из уймы катастроф

пьющего бензин, как водку, века.

Жить, не обходясь без докторов,

Фриде Кало, дочери ацтеков.

Выпрямится всё-таки маис,

выживет, воскреснув из соломы.

Словно факел, запылает кисть

болью передряг и переломов.

2.

Её своей признал Андре Бретон,

но Фрида не играла в побрякушки

сюрреализма...

Живописный стон,

как дерево, ветвится из ракушки,

терново обвивает шеи двух

соединённых – Фриды и Диего.

Колибри у виска. Индейский дух –

вне времени, вне суетного бега

по циферблату и календарю...

На платье пятна спермы и текилы...

А боли стыд неведом, и зарю

она вливает в кровь, давая силы.

3.

Боль её качала на руках,

баловала, нянчила, ласкала...

Троцкого – почти что старика –

вмиг воспламенила Фрида Кало.

Красота – неважно, что хрома, –

в радужном, цветочном ореоле.

Может, просто сплетня – их роман,

бабочка над колыбелью боли.

4.

Фрида – не идол, но Кало – колосс!

В банке со спиртом – клубок эмбриона...

Чёрная чайка бровей и корона

из антрацитовых кос.

С ликом любимого мужа во лбу.

Вроде Мадонны с резиновым пупсом.

Пиршество смерти, но празднует труса

смерть, нарушая табу.

* * *

Светлячки рифм – маячки совпадений...

Совпадения букв, имён, строк, событий...

Ползи по извилинам внутричерепного лабиринта,

разгадывая кроссворд собственной жизни.

Преодолевай подъёмы и впадины,

не торопясь выбраться из единственной западни,

в которую был дарован вход...

Не надейся на путеводную нить,

протянувшуюся по следам первопроходца,

перекушенную тут и там крысами,

пущенную в дело пауками,

жалкими клочками которой играют сквозняки...

Ты сама себе Ариадна, и да помогут тебе

светлячки рифм – маячки совпадений.