Поэтическая жизнь русского зарубежья
Александр МЕЛЬНИК (БЕЛЬГИЯ)[1]
ЧЕТВЁРТЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОЭТИЧЕСКИЙ ИНТЕРНЕТ-КОНКУРС «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА-2015/2016»
С 12 октября 2015 г. по 15 февраля 2016 г. на сайте http://webemlira.ucoz.ru прошёл IV Международный поэтический интернет-конкурс «Эмигрантская лира-2015/2016». Как и в предыдущие годы, интернет-конкурс включает в себя два отдельных конкурса – «Эмигрантский вектор» и «Неоставленная страна». На этот раз стихи были получены от 101 автора из 18 стран: Австралия, Аргентина, Армения, Беларусь, Бельгия, Германия, Израиль, Казахстан, Канада, Латвия, Молдова, Новая Зеландия, Объединённые Арабские Эмираты, Россия, Сербия, США, Украина, Франция.
Из всего полученного материала Квалификационное жюри интернет-конкурса рекомендовало к участию 65 полученных подборок стихов (64% от общего числа).
В финальное жюри, ответственное за определение победителей, вошли члены финальных жюри поэтических конкурсов фестивалей «Эмигрантская лира» разных лет и некоторые члены редколлегии журнала «Эмигрантская лира»: Анастасия Андреева (Бельгия), Вилли Брайнин-Пассек (Германия), Вальдемар Вебер (Германия), Марина Гарбер (Люксембург), Олег Горшков (Россия), Бахыт Кенжеев (США), Юрий Кобрин (Литва), Александр Мельник (Бельгия), Олеся Николаева (Россия), Алексей Остудин (Россия), Александр Радашкевич (Франция), Наталья Резник (США), Даниил Чкония (Германия) и Михаил Этельзон (США).
Победителями Четвёртого Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира» стали[2]:
Конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор»
В результате голосования финального жюри два поэта набрали одинаковое количество баллов и стали сопобедителями конкурса «Эмигрантский вектор». Их подборки (с комментариями членов финального жюри) публикуются ниже в алфавитном порядке.
Первое место – Елена КОПЫТОВА (Латвия, г. Рига) и Тейт ЭШ (ОАЭ, г. Дубай – Россия, г. Москва)
Елена КОПЫТОВА (Латвия, г. Рига)
БЕЗ СЛОВ
Говорят, в Отечестве нет пророка,
да и кто б узнал его, если – есть?
Но зато опять на хвосте сорока
притащила сдуру худую весть.
…а в чужое сердце влетишь с разгона,
так тебя проводят – «на посошок»
полной чаркой спелого самогона.
Сумасбродно, ветрено… – хорошо!
…а потом – привычный рассол на завтрак.
Хоть полвека пей, всё равно – тоска.
Ты чужой здесь и… не сегодня-завтра
упорхнёшь, как ласточка с облучка.
…но пока… молчи! На душе бездонно.
Всё, что важно, сказано и без слов.
Просто Бог, шутя, раскидал по склонам
золотые луковки куполов.
Просто остро пахнут лещом и тиной
на равнинах волжские рукава.
И тебя пронзает гусиным клином
ножевая русская синева.
ИГРАЙ, ЯНИС!
Было… то ли – четырнадцать, то ли… – не верю! Зеленело по-майски. Кипели сады. Мы открыли бутылку отцовского «Шерри», а в «остаток» долили из крана воды. Если «предки» придут – никаких покаяний! Будет «дело – труба», всё равно не робей!
…а за стенкой сосед мой – рассеянный Янис – заунывно и нудно играл на трубе.
Что там дальше не сбудется? – Рано итожить. Сколько жить, сколько плыть до последней черты! Майский город исхожен и так же надёжен, как, казавшийся вечным, родительский тыл. Всё пока нипочём – не по-взрослому просто. Помнишь песню «про зайцев»? – Кругом трын-трава!
…а вдали – нарастающий гул девяностых, горечь гари уже различима (едва).
Дальше? – Новые улицы, новые страны. Янис (с новой трубой) в ножевой тишине – на другом берегу обнажившейся раны.
– Хоть о чём говори, но молчи о Стране!
Время выло по-волчьи, скулило по-лисьи, продиралось сквозь дебри, сбивалось с пути. Уходили родные, и падали листья. Только Янис играл – хоть трава не расти! – Ничего, кроме звуков трубы «судьбоносной»…
Расстреляв все снаряды, как гордый «Варяг», выцветаешь лубочным рисунком с берёзкой пожелтевших времён своего букваря…
Выйдешь в Город – чужой, но… любимый до дрожи! Ощущаешь всей кожей, дожив до седин, что и «малая родина» – Родина тоже (пусть – не солнце – карманный фонарик в груди). Просто все мы – и Лига, и Янис и Саня – смотрим (так оно кажется) в «самую суть», в нашу общую почву врастая корнями, как берёзы и сосны – в латгальском лесу.
Пусть шершавый акцент застревает в гортани… Лучше б – росчерком, школьным пером – на судьбе:
– Свейки, кайминьш![3] Мой добрый стареющий Янис!
Ты себя береги и… играй на трубе!
АЛЁШЕ НЕ СНЯТСЯ…
Всё – сам! – Он никак не согласен на меньшее.
Мальчишка – в тельняшке, но… спит, как сурок.
Алёше не снятся дороги Смоленщины…
(не видел он толком российских дорог).
Над верхней губой – чуть заметная родинка.
Он – сам по себе, не задолблена роль.
Он знает, «с чего начинается Родина» –
с таможни, со слов: «Пограничный контроль!»
…а плюшевый мишка две бусины вылупил
и смотрит насквозь, от бессонниц устав…
пока по «нейтралке» – из Себежа – в Зилупе
со свистом летит жёлто-синий состав…
За далями – дали вослед… и – так далее…
Смолистый рассвет заливает леса.
И вздрогнешь, увидев – колодцы Латгалии
сухими глазами глядят в небеса.
…и с полок слетают крылатые простыни.
…небритый сосед говорит: «Вуаля!»
…саднящий динамик фонит девяностыми –
«Зачем нам, поручик, чужая земля?»
Так странно – «просёлки, что дедами пройдены» –
другая судьба, незнакомая жизнь.
…и поезд опять прибывает на… Родину (?)
…а здесь, как везде… –
ни своих, ни чужих…
«Искренность и мастерство исполнения, внимание к деталям, которое позволяет точно передать описываемое – не только умозрительно, но и на уровне ощущений» (Анастасия Андреева).
«О человеческом и творческом самостоянии Елены Копытовой мне уже доводилось говорить на страницах журнала при подведении итогов прошлогоднего конкурса. С тех пор это впечатление ничуть не ослабло. Мастерски и самобытно» (Олег Горшков).
«Живые стихи с прекрасной интонацией и энергией» (Бахыт Кенжеев).
«Это мироощущение человека, ставшего «эмигрантом» без отъезда. Вчитайтесь в её строки» (Юрий Кобрин).
«Свежими, неизбитыми словами одинаково хорошо переданы как «тамошние», так и «здешние» реалии. Стихи воздействуют на все органы чувств. При чтении одинаково интенсивно работают зрение (просто Бог, шутя, раскидал по склонам / золотые луковки куполов), обоняние (просто остро пахнут лещом и тиной / на равнинах волжские рукава), слух (но зато опять на хвосте сорока / притащила сдуру худую весть) и вкус (…а потом – привычный рассол на завтрак)» (Александр Мельник).
«Елена Копытова, на мой взгляд, сильна нюансировкой, деталью, психологически точной прямой стихотворной речью, поэтическим осмыслением событий, о которых повествует. На коротком пространстве стихотворения разыгрывается роман о жизни! Боль и радость переплетены, как в жизни и бывает. Сюжет, развивающийся в её стихах, является предметом поэзии. И воплощается по законам поэзии» (Даниил Чкония).
«Очень понравился «Играй, Янис». Первое стихотворение понравилось меньше, третье еще меньше. Ощущается некоторая разболтанность текста, плохо маскируемая многочисленными многоточиями и другими экзотическими знаками препинания вроде вопросительного знака в скобочках» (Михаэль Шерб).
«Хорошая техника, образность, лаконичность авторская интонация, афористичность («говорят, в Отечестве нет пророка/ да и кто б узнал его, если б есть?». «он знает «с чего начинается Родина» – / с таможни, со слов «Пограничный контроль!»)» (Михаил Этельзон).
Тейт ЭШ (ОАЭ, г. Дубай – Россия, г. Москва)
СТРАНИЦЫ ИЗ ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ[4]
1.
здесь человек закончился. мела
хозяйка пол. сметала со стола
оставленные крошки. и прохожих
пурга сметала. где-то наверху
металась птица, билась о стреху.
и тень ещё качалась на рогоже
от нас подальше, ближе к ночнику.
качалась тень. туда – сюда – туда.
металась птица. капала вода
на материны руки. в паутине,
в окне, теряла муха свой окрас,
как будто жизнь затеяла рассказ
и затемно ушла на середине.
а вдруг вернётся? – и ночник не гас,
подрагивал, с упорством светляка,
кого-то вёл всю ночь издалека.
то горбилась дорога, то прямилась,
закончилась, уткнулась в конуру.
и человек закончился к утру.
и больше ничего не изменилось.
2.
Как медленно с домами рвётся связь –
по дням, вещам. Вот я не началась
в заплаканном июне. Вот позимье
под утро начинает изымать
шаги с озябшей лестницы, где мать
отца тогда не встретила. И с ним я
не выучусь себя не понимать.
Нас не было. Семья не берегла
остатки одичалого тепла
и наскоро подброшенных поленцев.
Соседку не окликнут – как вы, Кать?
И стены привыкают отвыкать
от новых незаметных поселенцев.
А вдруг вернутся?.. Но повсюду гладь –
ещё не стол, не кресло, не диван,
ещё не дом, ещё не котлован,
ещё у леса поле обживалось,
ещё страна на нём не сотряслась.
... и где-то здесь судьба оборвалась.
но эхо остаётся.
оставалось.
3.
Учусь у снега жить не насовсем.
Часы к весне. Темнеющие семь
Слетели в ночь с надломленного наста.
Скрипит винил. Доносятся едва –
Пластинок незажившие слова,
Случайно опоздавшие лет на сто,
Пока писалась новая глава.
Блуждая вдоль поверженной земли,
Мы выжили. Но сжиться не смогли.
На вытоптанном дне двора-колодца
Чернеет снег, весне приветы шлёт.
Лежит усталость, смёрзшаяся в лёд,
Которому об нас не расколоться.
... Вернуться? Холод. Полночь. Перелёт.
Оправдывать себя. И оправдать.
И вдруг решишь судьбу переверстать
В отчаяньи больном, сиюминутном,
Когда увидишь выше слов и бед –
Своё окно. В окне пригрелся свет.
Оставленный.
Не выключенный утром.
СЭЛА ЮХУДИМ[5]
отчаянье смотрело на долину:
построившись, как пленные, в колонну
(где даже смерть посменно обжита) –
согласно тридесятому колену,
собою перемешивая глину,
они брели по вымокшему склону,
то падая, то требуя суда.
за лесом не увидевшие храмов.
случайно не заставшие погромов.
потомки предпоследних караимов.
забытое над лужей комарьё.
ломая загражденья и заслоны,
тропа иосафатовой долины
шарахалась от ищущих её.
строй множится, хрипит. но даже стань я
настраивать поношенное зренье, –
с доступного (казалось) расстоянья
не высмотришь, где ноша, где спина.
и время, словно таинство смиренья,
стирает с них приметы опознанья
и выданные наспех имена.
............................................................
смеркалось. небо сохло и пустело.
два облака ворочались устало.
суда на всех сегодня не хватило,
и судей новых нам не завезли.
тьма нынче и без падымка терпка мне.
но шли и шли, согнувшись под веками,
щербатые кладбищенские камни.
и мёртвых за собою волокли.
СКВОРЕЦ
Мой детский скворечник давно поменял адресок.
Безвременье. Сплю. И мерещится мне, дармоеду:
На бабкины руки стекает берёзовый сок,
И я собираюсь. И к деду, как будто бы, еду.
Летит электричка в какой-нибудь Нижний Тагил.
И мне остаётся (полжизни стремившись к Синаю) –
Признаться себе, что родных не узнаю могил.
Но хуже, что эти могилы меня не узнают.
В уездном эфире закончилась притча дождя.
Остатки лучей с горизонта срезает секатор.
Скворец поседевший, берёзы своей не найдя,
Летает кругами, забыв отключить навигатор.
«В эти стихи погружаешься сразу, «с головой», яркость образов и предельная точность и гармоничность их звучания – дарит полноценное переживание. Ни одного лишнего слова, эмоциональное напряжение нигде не ослабевает. Всё на своем месте, всё работает» (Анастасия Андреева).
«К каждому из моих кандидатов в лауреаты можно в какой-то степени, к сожалению, лишь в относительной, приложить следующее: (1). Потребность в поэтическом высказывании согласно определению Баратынского «чувство выраженное есть чувство разрешённое» в противоположность «потребности непременно что-то написать», которая в той или иной степени может быть обнаружена у некоторых других участников (не у всех). (2). Естественность, «ненатужность» речи. Наличие обеих координат и оказалось для меня решающим при оценке автора[6]. У Тейт Эш понравилась полётность, лёгкость интонации, увлекающей за собой помимо воли читающего» (Вилли Брайнин-Пассек).
«Состоявшийся поэт. Эта, как может показаться на первый взгляд, поэзия отрицания, негации, (мнимого) отсутствия или, по-цветаевски, настойчивого «выписывания из широт», на самом деле – поэзия бережного запоминания, кропотливого фиксирования, назойливого – на грани паники – страха забыть, утратить, потерять. Посему «пустоты» и связанное с ними мастерски переданное автором состояние опустошения говорят о наполненности (духовной, биографической, тематической, какой угодно) лучше любого «вещизма», любой конкретики, за которую читатель обычно хватается как за спасательный круг. Здесь же – парадоксально и оттого неожиданно – спасительными оказываются воздушные ямы, вакуум, круги на воде… Примечательно, что и синтаксис, и пунктуация, и звукопись в этих стихотворениях отвечают их смысловому и образному наполнению. Так, к примеру, частое предпочтение точки запятой при перечислении создает впечатление обособленности образов и придает весомости предметам; и тут же – преднамеренный повтор созвучий (мела-сметала-металась, например), смыкающий пространство, фонетически объединяющий разрозненное и фрагментарное в одно неразъемное целое. Отсюда возникает ощущение законченности каждой поэтической фразы, самоценности каждого жеста, закольцованности лирического сюжета» (Марина Гарбер).
«При прочтении стихов Тейт Эш испытываешь то редкое ощущение, когда поэзия воспринимается, как некое таинство, как чудо, как метафизическое нечто, заставляющее необъяснимым образом погружаться в являемую автором реальность и сопереживать всему происходящему в этой реальности» (Олег Горшков).
«Интересная повествовательная интонация, наполненная неподдельным чувством» (Бахыт Кенжеев).
«„Закончившийсяˮ к утру человек, колонна загадочных (из-за их спорного этногенеза) караимов, поседевший скворец – образы Тейт Эш размыты и неоднозначны, а само чтение требует вдумчивости и духовного напряжения» (Александр Мельник).
«Тонкий и точный рисунок, выразительная художественная деталь, гибкий и умело выстроенный поэтический сюжет» (Олеся Николаева).
«Стихи естественные, как будто пишущие сами себя, написанные на едином лирическом дыхании» (Наталья Резник).
«Тейт Эш – автор коротких повестей в стихах. Так видятся мне эти стихи о человеческой судьбе. Энергия стиха поддержана интонационным напором, долгим дыханием, насыщенной содержательностью, концентрированным поэтическим мышлением» (Даниил Чкония).
«Хорошая техника, образность, оригинальность тем (стихи о караимах), афористичность – как пример: „признаться себе, что родных не узнаю могил / Но хуже, что эти могилы меня не узнаютˮ» (Михаил Этельзон).
Второе место – Вадим ГРОЙСМАН (Израиль, г. Петах-Тиква)
* * *
Растворился во времени сумрачный край,
Пешеходы в одеждах своих муравьиных,
Посредине земли недостроенный рай –
Решето арматуры на ржавых руинах.
Да, простился, простился я с этой страной
И с её сквозняками простился, простился,
Чтобы в жаркую летнюю ночь надо мной
Южный месяц, как жёлтая скобка, светился.
Чтобы в ноздри шибали гвоздика и лайм,
Попугаи истошно кричали на ветках,
И тяжёлые листья магнолий и пальм
Лопотали на странных своих диалектах.
Я сменил оболочку. Душой не кривя,
Научился ходить и дышать по-другому,
И никто не признает во мне муравья,
В лабиринте подземном ползущего к дому.
Где-то будет соломенный дождь моросить,
Распахнётся дырявый тулуп снегопада...
Есть о чём пожалеть и чего попросить –
Абрикосов, инжира, маслин, винограда...
«Вадим Гройсман произвёл впечатление самого зрелого автора в своей номинации» (Вилли Брайнин-Пассек).
«Эмигрантский вектор Вадима Гройсмана показывает перемещение лирического героя, собранного по кусочкам «у греков, римлян, галлов, скифов и евреев», от точки «Там» с её унылой борьбой с неизвестным врагом до точки «Здесь» с истошно кричащими на ветках попугаями» (Александр Мельник).
«Профессиональное письмо. Хорошее последнее стихотворение – по номинации «Эмигрантский вектор»: написано одновременно компактно и объемно» (Олеся Николаева).
«У Вадима Гройсмана – хорошее ностальгическое кино, слышимое, зримое, осязаемое, а главное, честное» (Александр Радашкевич).
«Одно из лучших раскрытий темы эмиграции, раздвоения и привыкания» (Наталья Резник).
«Вадим Гройсман – ироничен, но чаще всего это ирония, направленная на самого себя, что вызывает доверие и симпатию читателя. Понятно, что за иронией и самоиронией таятся боль и печаль, что характерно для современного автора стихов. Но это привычное развёртывание стиха приобретает характер свежего художественного мировидения, благодаря самобытному чувству поэтического слова и образа» (Даниил Чкония).
«Недавно прочитал книгу Вадима «Чудо пустыни». Книга понравилась. В подборке есть несколько мест, которые понизили мою оценку» (Михаэль Шерб).
Третье место – Алекс ТРУДЛЕР (Израиль, г. Беер-Шева)
пациенты
пациенты угрюмого бога
ждём приёма устало и зло,
не спеша за герлой босоногой
по тропинкам, где детство прошло.
распорядок в больнице постельный:
за обходом проходит обход,
а из памяти катится велик
по наклонной, что к морю ведёт.
и по радио снова и снова
про дроздов марлезoнский балет
исполняют под джаз босановa,
как симфонию прожитых лет.
не помогут лекарства забыться,
на рецептах печати кровят.
…и стоят пациенты больницы
у распахнутых в прошлое врат.
«Выразительные стихи. Тот случай, когда наитие и труд, то есть врожденное и приобретенное, данное и накопленное гармонично совмещены. В этих стихотворениях присутствует четкое ощущение своего мира, своего пространства – не чёрно-белого, а пограничного, промежуточного. Возможно, поэтому здесь органично сочетаются англицизмы, новообразования, жаргон, разговорный и литературный язык. Любопытно также, что во всех трех стихотворениях – то напрямую, то косвенно – звучит тема детства. Это поэзия ретроспективного видения, «у распахнутых в прошлое врат», но и оглядки через плечо – в настоящее. Мне кажется, что большой прорыв у этого автора еще впереди, но потенциал уже очевиден» (Марина Гарбер).
«Напряженная вдумчивость, основанная на собственном опыте» (Бахыт Кенжеев).
«Совершенно очевидно творческое восхождение участника прошлогодней «Лиры» (фестиваля «Эмигрантская лира-2015» – А.М.) Алекса Трудлера, как и та внутренняя лирическая необходимость, которая продиктовала эти густые и всамделишные стихи, только выигрывающие при перечитывании. Если бы эта номинация имела два первых места…» (Александр Радашкевич).
«Искренно, болезненно, по-настоящему» (Наталья Резник).
Конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна»
Первое место – Алексей МИШУКОВ (Украина, г. Киев)
дядька иван
едет подвода на ней сидит дядька иван
курит люльку в люльке младенец за ним глядит его мать
мужа ждёт а тот пошёл горевать оставив её воевать
пить нужду есть нужду спать нужду как дурман
бабки соседки заходят родные приносят еду
то что на смерть отложили отдали тебе-то нужней
раз от тревожных вестей пролежала неделю в горячке в бреду
мысли о муже а он всё о ней о нём о ней о нём о ней
дядька иван сед бородат кряжист в глазах сорок сорок
сороки видят далёко летают далёко куда-то даже в грозу
дядька иван запасается впрок дышит впрок даже пожил впрок
волы подводу везут смирно и тихо волы подводу везут
рядом с дядькой сидит белый пушистый кот
умный зараза учёный правда не на цепи
едут неспешно давно долго и далеко
дядька по-доброму шутит коту соломенный брыль нацепив
кот ловит рыбу кормится только сам
разная рыба рядом плывёт совсем не боясь
кот различает виды по усам голосам
низко поёт акула высоко окунь а еле слышно язь
дядька иван светел и чист светел и чист
возит добро в возу учит любить добро
любит людей лечит больных светит свечу в ночи
лечит не хмуря бровь думая хмурит бровь
едет подвода по морю меряет глубину
кот дядька иван волы все дышат морем и ни в одном глазу
едет подвода по дну подвода едет по дну
волы подводу везут смирно и тихо волы подводу везу
малыш
не ошибись малыш а я уже не тот
с пропеллером пузатый идиот
раздутая гиперболой сатира
сатир до сладкого и моль на гребешке
и в розовом неврозовом пушке
я лир без лиры пуп войны и мира
я в жизни повидал и поедал
я брюс улисс и я жан плод вандал
тотем небес и наслажденья фетиш
я плыл бревном по высохшей реке
и прост и в рост как тумбочка в ике
но Боже мой мерцая вдалеке
мне светишь
родина
колется злою стернёй околица
кольцами дым процарапает лёгкие
выйдешь измятый восставший пропойца
недалёкий
не дали падали денежку на опохмелочку
падаешь в жалких семейный трусах израненный
гладишь на голом плече пушистую белочку
гранями
граммами гроздьями годы твои развешаны
сушатся на плетнях вдоль дороги что пройдена
ласковы руки твои да где ж они
родина
«Поэт идёт вслепую, влекомый невыразимым, но требующим своего воплощения, идёт на ощупь, на только ему слышный звук. И находит единственно возможное слово, проявившееся – высвеченное – на поверхности молчания. Так появляются живые стихи, в которые чем больше вчитываешься, тем больше для себя открываешь» (Анастасия Андреева).
«Существует несколько довольно простых определений истинности: от известных мурашек по коже до запоминаемости и желания перечитывать. К этим стихам хочется возвращаться. Потому что – насыщенны, многомерны, неоднозначны и в то же время не головоломны, ибо авторское подчинение «диктату языка» в этих стихотворениях четко ощутимо. Стихи – синхронно «рвущиеся и льющиеся». Отсутствие пунктуации здесь оправдано смысловой амбивалентностью, примерно так, как в известном «казнить нельзя помиловать». Многие строчки – зеркальны, их начала и концовки предстают «отражением наоборот». И еще они неожиданны, эти стихотворения, поскольку никогда не знаешь, кем или чем обернутся их герои и предметы вокруг них, какую изнанку покажет этот своеобычный мир. Воистину, «царство логики и неожиданности» одновременно» (Марина Гарбер).
«Алексей Мишуков – автор, действительно обладающий собственной поэтикой, именной, не заемной и местами завораживающей интонацией. А это дорогого стоит» (Олег Горшков).
«Современные стихи с удачным использованием фольклорных мотивов» (Бахыт Кенжеев).
«Почти каждая строчка всех трёх конкурсных стихотворений Мишукова сама по себе – маленькое стихотворение» (Александр Мельник).
«Алексей Мишуков обладает художественной оптикой: он воссоздает мир, в котором зрительный ряд подтвержден звукообразами. Хорошо выстроен поэтический сюжет. Стихи „живыеˮ» (Олеся Николаева).
«Явное поэтическое дыхание» (Наталья Резник).
«Алексей Мишуков строит стихотворение по законам фольклорного повествования, однако лексический ряд удивительным образом сопрягает архаику с остро современной поэтикой. Переключая регистры, он тонкими отсылками и неожиданными аллюзиями, раскрывает перед читателем широкую панораму времени, картину жизни. Стих его богато инструментован, интонация поддержана свободным дыханием и ритмической раскованностью. И всё это работает на поэтическое воплощение творческой мысли поэта» (Даниил Чкония).
«Алексей – сложившийся автор со своей, узнаваемой и интересной поэтикой. Густые, небанальные строчки, полное соответствие объявленной теме, максимальная свобода речи в сочетании с предельной точностью – языковой и эмоциональной» (Михаэль Шерб).
Второе место – Владимир БЕРЯЗЕВ (Россия, г. Новосибирск)
РОПОТ ОТЕЧЕСТВА
I
Затеряться в полях, в лабиринте проселка,
С непотерянным шансом – однажды вернуться на тракт.
Ибо почва – черна. И – высоко-высоко
Вновь печалью и болью курлычут свобода и страх…
Одиночества лед за грудиною тает.
Кто мечтает о славе, увы, до креста одинок…
А просёлок ветвится и в небо живое врастает.
За клубочком катясь, веруй! – это ль не главный урок.
Докатись до села, до околицы, возле погоста
Тормозни у кладбищенских ветел, постой у могил.
В майском ветре, родительски нежном, – и ясно, и просто –
Охолонешься веяньем тех, кого детской любовью любил...
II
По пологим снегам вдоль берез по холмам невысоким
Мы поедем с тобой на восток в Буготакские сопки,
Где над настом прозрачные рощи слегка розоваты,
И просторы воздушные дремлющей влагой чреваты.
Снова в глянцевых ветках февраль привечает синицу,
И меняет оковы мороза на льда власяницу,
Чтоб по корке наждачной сосновое семя летело
По полям, по долам до златого от солнца предела.
Мы поедем в деревню, где в бане поленья багровы,
А «Ленд Ровер» на старом дворе популярней коровы.
Там над прорубью цинковый звон, и вторую неделю
Месяц плещет хвостом, в полынье поджидая Емелю.
Я по-русски тебе говорю, пригубивши водицы,
Не годится роптать, коли тут угадали родиться.
Я, как старый бобёр, здесь – подвластный и зову, и чуду –
По весне, после паводка, буду мастырить запруду…
«У Берязева понравилась пластичность, зримость изложения» (Вилли Брайнин-Пассек).
«Стихи Владимира Берязева передают ощущение трагедии духовного состояния России. Автор переживает это с болью» (Вальдемар Вебер).
«Острое чувство принадлежности к родине, прочувствованное единство с окружающим миром» (Бахыт Кенжеев).
«Как всегда, высокопрофессионален и упрям» (Юрий Кобрин).
«Строка «не годится роптать, коли тут угадали родиться», пожалуй, служит лейтмотивом подборки Владимира Берязева – убедительного образа „неоставленной страныˮ» (Александр Мельник).
«Поэтическое слово Владимира Берязева полновесно и образно. В стихотворениях есть пластическое пространство, звук и воздух: образы и детали «не бьют» и не теснят друг друга, а взаимодействуют, подчиняясь художественной идее» (Олеся Николаева).
«Это честь для интернет-конкурса, что такой, давно состоявшийся и известный поэт, как Владимир Берязев, по таинственным для меня причинам, решил принять в нем участие. Он камертонно ведет свою яркую и зело узнаваемую северную ноту, пишет уверенно, густо и выверенно, как первоклассный дирижер, властвующий над сводным хором и оркестром, исполняющим что-то глинковское или свиридовское, цепко берущее за душу» (Александр Радашкевич).
«Владимир Берязев – поэт устоявшийся, давно обрёл своё лицо и творческий характер. Его поэтический жест широк и размашист, он словно косой на лугу водит. Стихи наполнены яркими образами, метафорами. За ними – степные ветры, густое лето, морозные дали и человеческие характеры – образ родины! А при том в его арсенале – тонкие лирические строчки, искренние признания. И во всех случаях – живая выстраданная мысль. Поэт большого диапазона» (Даниил Чкония).
Третье место – Александр ПЕТРУШКИН (Россия, г. Кыштым)
* * *
И дождь, который стая птиц, и смерть, в которой жизнь
свила горячее гнездо для многих своих лиц –
всё это ремесла итог, что вытащит с земли
своих прозрачных мертвецов, которые смогли
увидеть то, что нам живым, увы, не разглядеть,
и потому их плотный хор нас продолжает петь
среди стрекоз или кротов, которые внутри
сплелись, как некий средний род, который подвели
его отмазки и печаль, и кожа, но не та –
таится, как звезда, печать – бугриста и густа.
И вот, когда к моим устам прибьётся темнота –
которую не избежать, возможно/никогда –
взорвётся наш стеклянный куст и некто посетит
мои земные небеса, к которым снег летит,
и я покину чёрный куб чужого языка,
с родимым пятнышком, что спит, как птаха, у виска
И распрямляя дождь, как взгляд, который без меня
летит сквозь молока спираль всем мертвецам родня
и видит только зеркала, что исполняют сад,
идущий, с трёх своих сторон, не требуя наград,
где птицы – это только дождь и жалость о себе,
ты смерть свою к себе прижмёшь во всём её х/б.
И будет продолжаться сад и смех пустых стрекоз,
которые боятся нас и двойников обоз,
где ангелы звенят внутри, и в скважины на свет,
ложатся, как вода легки, и убирают смерть.
«Здесь, кроме прочего, можно говорить о поиске новых связей между предметами и явлениями, о «столкновении словесных смыслов» (по обэриутам), без чего принципиально новых решений не обнаружить, и создании полнокровной метаболы. Выполнение такой задачи – дело рискованное и требует от поэта особого мужества и предельной честности. Притом, чтобы сохранить красоту и пронзительность текста, необходимо поэтическое мастерство и чуткое восприятие мира. Но если это удаётся, как удалось в данном случае, – тогда стихи становятся больше самих себя и ожиданий автора и читателя» (Анастасия Андреева).
«Динамичные, подробные, плотные стихотворения. Это поэзия долгого дыхания, проговаривания – на вдохе, без выдоха, – поэзия беспрерывной речи и, главное, взгляда – будто следящего за бумажным змеем из второго стихотворения подборки – туда, где змей превращается в лодку. Отмечаешь также авторское чувство языка, пластичность слога. Образы не нанизываются, а вытекают, вылепливаются из предшествующих (правда, слегка смущает частота использования слова «который» и от него производных; всего в подборке оно появляется четырнадцать раз). В целом, кажется, поэт пытается вглядеться за пределы видимого и очевидного, силится „увидеть то, что нам, живым, увы, не разглядетьˮ» (Марина Гарбер).
«Поэт мощный, образность и мифологична, и современна. Дай Бог, чтобы Ангелы долго „звенели внутриˮ» (Юрий Кобрин).
«Пожалуй, самая удивительная подборка конкурса принадлежит Александру Петрушкину. Психоделическое остранение, Ниагара взаимопроникающих, струйно-переливчатых образов его верлибров – это не приём, а некая данность, подобная эльгрековскому зрению, сверхпреображенно воплощающему сущее. (Лишь концовка первого стихотворения представляется мне не прописанной). Рад открытию» (Александр Радашкевич).
«Высокопрофессиональная подборка, настроение которой ярко выражает тему Родины» (Наталья Резник).
«Сложившийся автор с неподражаемым голосом. Замечательная фонетика. Однако некоторые слова показались мне случайными и соответствие теме конкурса тоже весьма условно» (Михаэль Шерб).
Лауреаты интернет-конкурса «Эмигрантская лира-2015/2016» за лучшее стихотворение в номинации
Победителями III Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира-2014/2015» Андреем Дитцелем из Германии (конкурс поэтов-эмигрантов «Эмигрантский вектор») и Яном Бруштейном из России (конкурс поэтов-неэмигрантов «Неоставленная страна») ещё до голосования членов финального жюри из всех подборок, вошедших в лонг-листы, были определены лучшие стихи по всем конкурсным номинациям (А. Дитцель – номинации «Там», «Здесь» и «Эмигрантский вектор»; Я. Бруштейн – номинация «Неоставленная страна»).
Номинация «ТАМ» – Тейт ЭШ (ОАЭ, г. Дубай – Россия, г. Москва) за стихотворение «Страницы из прошлой жизни»: http://webemlira.ucoz.ru/publ/tejt_ehsh_oaeh_g_dubaj_rossija_g_moskva/1-1-0-188 (первое стихотворение в подборке).
«Умелые и внимательные тексты. «Страницы из прошлой жизни» – триптих (в конкурсной подборке, к сожалению, сокращенный) о связи поколений, вещах-посредниках, первом и главном доме. Придирчивый читатель обязательно добавит: «И если призрак здесь когда-то жил, / то он покинул этот дом. Покинул». Тем не менее голоса и отголоски – словарь, синтаксис, строфика – предшественников и учителей не звучат у Тейт Эш неестественно или чуждо. Автор просто говорит, даже, скорее, проговаривает и пропевает, то, о чём не успели до него. В этом «столько свободы и горя» (словами Кенжеева), что от чтения остается обезоруживающая искренность. И боль остается» (Андрей Дитцель).
Номинация «ЗДЕСЬ» – Герман ГУРЕВИЧ (Израиль, г. Арад) за стихотворение «Наоборот» (второе стихотворение в подборке): http://webemlira.ucoz.ru/publ/gurevich_german_izrail_g_arad/1-1-0-161
«Герман Гуревич – шестидесятник, выпускник ленинградского Политеха, ходячая – простите, если характеристика не очень уместна – энциклопедия советской и израильской жизни. Автор не столько стихов, сколько иронического дневника. Но почему-то именно его строчки о движении от марксизма к атеросклерозу хочется называть настоящей гражданской лирикой» (Андрей Дитцель).
Номинация «ЭМИГРАНТСКИЙ ВЕКТОР» – Вадим ГРОЙСМАН (Израиль, г. Петах-Тиква) за стихотворение «Загрей…»: http://webemlira.ucoz.ru/publ/grojsman_vadim_izrail_petakh_tikva/1-1-0-167 (третье стихотворение в подборке).
«Сам о себе автор проговаривается, что собран по кусочку у «римлян, галлов, скифов и евреев», а у жизни (?) просит «абрикосов, инжира, маслин, винограда». Добавить к этому остаётся лишь, что и строй стиха Гройсмана классический, и набор тем – о преходящем и вечном» (Андрей Дитцель).
Номинация «НЕОСТАВЛЕННАЯ СТРАНА» – Алексей МИШУКОВ (Украина, г. Киев) за стихотворение «дядька иван»: http://webemlira.ucoz.ru/load/mishukov_aleksej_ukraina_g_kiev/1-1-0-163 (первое стихотворение в подборке).
«Напряжённая высокая образность, сложная работа души, осмысленная народная традиция. И непрямое отражение нашего трагического времени. И главное – в этих стихах есть свет и надежда» (Ян Бруштейн).
Поздравляем победителей и лауреатов Четвёртого Международного поэтического интернет-конкурса «Эмигрантская лира-2015/2016»!
[1] Информация об авторе опубликована в разделе «Редакция»
[2] В журнале публикуются по три стихотворения победителей конкурса и по одному (из трёх конкурсных) – призёров.
[3] Здравствуйте, сосед! (латыш.). – Прим. автора.
[4] Это стихотворение было прислано на конкурс в чуть сокращённом варианте из-за ограничений по объёму, наложенных Положением о конкурсе (одна страница формата А4). Здесь публикуется полный текст стихотворения.
[5] Скала Иудеев (караимск.). Она же – скально-пещерный город Чуфут-Кале (прим. автора).
[6] Это общее заявление относится также к комментариям В. Брайнина-Пассека к стихам В. Гройсмана и В. Берязева. – А.М.