groisman-vadim-2015-1-1

Поэзия диаспоры

Вадим ГРОЙСМАН (ИЗРАИЛЬ)

Родился в Киеве в 1963 г. С 1990 г. живёт в Израиле. Окончил Московский Горный институт, Иерусалимский университет по специальностям «Русская литература» и «Библиотечное дело». Автор пяти поэтических сборников. Вошёл в шорт-лист поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай» (2014), стал победителем первого конкурса им. Бродского «Критерии свободы». Стихи публиковались в «Литературной газете», «Новом русском журнале», журналах «Белый ворон», «День и ночь» и др. Живёт в Петах-Тикве.

Вадим Гройсман пишет внешне легко – движенье стиха, развитие поэтического сюжета у него – динамично, экспрессивно. Впечатление – будто глаз скользит по поверхности текста без остановки. Так и проглядеть мысль-настроение можно, поскольку ни к каким внешним эффектам Гройсман не прибегает. Однако странным образом всё воспринято, реакция читательская возникает непосредственно при чтении – тайна поэтического слова присутствует.

Д. Ч.

* * *

Кончились осенние пиры,

Напустились ветры и туманы.

Домики закрылись до поры,

Дачники собрали чемоданы.

Но когда пустеет каждый дом

И собаки, задыхаясь, лают,

Дождь и тополь помнят о своём

И не плачут, ветви не ломают.

Им не надо заполнять строку,

Чинно разговаривать с соседкой

И брести к далёкому ларьку

За коробкой спичек и газеткой.

Ожидая зиму, день за днём,

Как бы ни страдали и ни зябли,

Дождь и тополь за моим окном

Только обо мне роняют капли.

Николай Яковлев. «Туман в парке».

* * *

Но всё-таки с приходом тьмы

Друг друга вспоминаем мы,

В глухие бубны бьём,

И память, простенький мотив,

Плывёт по Млечному Пути

Бумажным кораблём.

И сердце знает наперёд,

Что чёрной краски наберёт,

Что в глубине ночной

Я перестану быть собой,

А стану белкой и совой,

Собакой и луной.

И в то прозрачное жильё,

Давно не наше и ничьё,

Земной водой вольюсь,

И ветром проберусь в окно,

И облаком явлюсь.

А ты – ты помни всё равно,

Как пили сладкое вино

Там, где полынь теперь,

Где звёзды все наперечёт,

Где тьма холодная течёт

В распахнутую дверь.

* * *

Как будто с мёртвого экрана

Шагнули блики и полоски –

Я маленький, темнеет рано,

Зажглись газетные киоски.

У мамы в двух руках кошёлки,

Лежат сугробы на машинах,

И ненаряженные елки

Одеты в мишуру снежинок.

Опять из той поры аптечной

Мгновенье вышло за мгновеньем.

День серый, сумеречный, вечный,

Короткий день перед забвеньем.

Опять купили апельсины,

Достали хрупкие игрушки

И снова разрешили сыну

Не спать до праздничной пирушки.

Крути назад кино, механик,

Судьбу в движениях невнятных,

Как будто нас самих меняет

Та плёнка в молниях и пятнах.

Ты – мастер откровений поздних,

Что детство мраку рассказало.

Не зря тебе кричат «сапожник»,

Пронзительно свистя из зала.

ЗВЕЗДА

Звезда направила неверный голос твой,

Сюда сверкнула отовсюду.

Встань перед совестью, как лист перед травой,

Верни полученную ссуду.

Не стало города и высохла река,

Ты сам осмеян и отвержен.

Встань перед будущим во всех твоих грехах,

В неподобающих одеждах.

В заветных рукописях нечего искать,

Нарушен синтаксис субботний,

Но ты не выброшен, и музыкою стать

Обязан скрежет твой зубовный.

Из тела стань листом и прочитай с листа

Завет с печалью и весельем.

Не вспышка и не облако – звезда

Остановилась над селеньем.

* * *

Жизнь простучала порожняком,

Годы и дни, как вагон за вагоном.

Буду и дальше твоим должником,

Сыном и братом твоим незаконным.

Ночью, когда этот ветер ревёт,

Дурит и валит столбы и заборы,

Вспомню твой голос, когда он не врёт,

Звонкую мелочь – твои разговоры.

Будто и время тебе – не закон:

Лунные волны, гнилые перила,

Губы твои разделю языком –

Правду-неправду, как ты говорила.

К новым камням всё равно не привык,

Вызволить прошлое не по карману.

Сладко и солоно брать на язык

Правду твою, как зажившую рану.

Утром проснусь – ничего не найду,

Разве пустой коробок пятерчатки.

Дразнит плодами осень в саду,

Вертится флюгер на детской площадке.

ПРИТЧА О РЫБКЕ

Не для красных слов, не борясь со скукой –

Ради твёрдой крупинки соли пытался

Рассказать нехитрую эту повесть.

Жил старик со своей сторукой

Смертью. Куда бы он ни подался,

Одна из рук ловила его за пояс.

Смерть привязывалась к радости и горю,

Приправляла отдых и труд недельный,

То пугая грешника, то лаская.

И старик отправился к синему морю,

Чудный жребий вытащил и бесцельный,

Выбирая невод и распуская.

Рыба, выпущенная обратно,

Острый воздух земной забывала вскоре,

А старик прищуривался непонятно

И просил: «Отпусти меня, рыбка, в море…»

Все богатства земли не сравнятся с теми,

Что ненастной ночью выбрасывает на сушу,

И безумное море, особенно в зимнее время,

Сильнее смерти, с которой спорит оно за душу.

Есть в профессии рыбака ошибка.

Понимаешь, грустную жизнь листая:

Неизвестно, кто рыбка, а кто наживка

Золотая…

* * *

Когда метель на помеле

Сбегает из борделя,

Как хорошо сидеть в тепле

За рюмочкой Мартеля!

Играет музычка – хорал,

Пылит снежком дорога.

Никто ещё не умирал

И не умрёт до гроба.

Есть только вечный звук и свет,

Земля береговая,

А смерти нет,

а смерти нет,

А смерти не бывает...

Едва закончилась война –

И новая у двери,

И не скупятся времена,

А всем – по высшей мере.

Бутылка на столе пуста,

И нас вокруг немного.

Метёт, метёт во все места,

Во всё именье Бога.

Глагол времён,

металла звон,

Забывшие друг друга...

Играет музычка сквозь сон –

Прелюдия и фуга.

* * *

Нам явились прощальные сны, –

Скоро дождь воцарится над нами,

Опустив на бессчётные дни

Неделимое время, как знамя.

А пока только ветер дудит

В тихих соснах, стоящих в обнимку,

И последнее солнце глядит

На пруды сквозь печальную дымку.

В глубине просветлённых аллей –

Лишь источника шёпот судейский

И жужжание толстых шмелей,

Чёрно-жёлтых, как свет иудейский.

И, сухими листами шурша,

Понимаешь рассудком греховным,

Как вбирает пустая душа

Странный опыт, что назван духовным.

Эту осень один коротай –

Так приходишь в себя от ожога,

От проникшего в кровь и гортань

Иудейского света чужого...

* * *

Отнимается всё, что дается,

Как ни мучай его, ни зови.

Мне обузой моё первородство,

Кочевое наследство в крови.

В ненадёжное время, покуда

Грозный ангел не послан за мной,

Сотвори мне словесное чудо

Из камней да из персти земной.

На пороге, в тускнеющем свете

Говорит молчаливый ловец,

И сплетаются в нежные сети

Серебристые нити словес.

голос

невыносимый морок утренний

итог полночного пиратства

и всё настырный голос внутренний

твердит что надо собираться

носков и брюк никак не выберу

не вижу мира за вещами

а он грозит какой-то гибелью

какой-то выход обещает

не то ожог россии нищенской

с её кустом неопалимым

не то глоток земли кладбищенской

над горным иерусалимом