Поэзия диаспоры
Андрей ГРИЦМАН (США)
Известный поэт русского зарубежья, родился в Москве (1947). Окончил 1-й Московский Медицинский институт им. И.М Сеченова. Кандидат медицинских наук. С 1981 года живет в США, работает врачом, специалист по диагностике рака. Пишет по-русски и по-английски, публикуется в России с середины девяностых в журналах «Октябрь», «Арион», «Вестник Европы», Альманахе «Петрополь», в «Новой Юности», « Сибирских огнях», на сайте Вавилон, за рубежом: «Новый журнал», сборник «Встречи», «Иерусалимский журнал», «Стетоскоп» (Париж), «Крещатик» (Германия), «Зарубежные записки» (Германия) и др. Стихи и эссеистика по-английски опубликованы также на английском языке в американской и британской периодике: Richmond Review (London, UK), Manhattan Review, NewOrleans Review и многих других. Стихи были включены в антологии Modern Poetry in Translation (UK); Crossing Centuries (New Russian Poetry), USA; Voices from the Frost Place (USA). В 1998 г. закончил литературный факультет Университета Вермонта со степенью магистра искусств по литературе. Автор книг стихов «Ничейная земля» (Альманах Петрополь, 1995), «Вид с моста» (Слово-Word, Нью-Йорк, по-русски и по-английски, 1998). «Двойник» (Эрмитаж, США, 2002), «Пересадка» (Арион, 2003), «In Transit» (Бухарест, на английском и румынском языках, 2004), сборник стихов «Остров в лесах» (Пушкинский фонд, Санкт-Петербург) и книга стихов и эссе на английском языке «Long Fall» (Spuyten Duyvil Press, New York City). Организатор и ведущий международного клуба поэзии в Нью-Йорке и редактор сетевого журнала поэзии INTERPOEZIA. Постоянный член жюри фестиваля «Эмигрантская лира».
не жалею, но зову, а лучше
ты включи компьютер, посмотри
ты меня в коробке черной прячешь
но потом, когда меня не будет
мы посмотрим, как ты запоешь
постоишь на ледяной дороге
и молчишь и мокрый снег жуешь.
блузка от Версачи, алый лак
почему опять себя ты прячешь
а все лучше выглядишь с утра.
без тебя все равно все не так
так и небо полюбишь любое
и деревья стоят, как в колодце вода.
и пора со двора, и пора умирать
а мы все говорим про другое.
и сойдет по холодному трапу
в преисподнюю жизни или наоборот
чтобы Джиму дать доллар на лапу
а потом погибать за народ.
но ему не нужна твоя жертва
пей страстей голубой лимонад
я и сам люблю тебя, но больше
перед сном холодный виноград.
кто-то пишет, успевая к сроку,
золотые строки про всех нас
кто-то утром вышел на дорогу,
собираясь на всю жизнь пропасть
хорошо в культурном Вавилоне
между двух зеленоватых рек
заглянуть к Роману или к Моне
где солянкой дышит человек.
он не глуп – толоконный лоб
он не скуп, сидит в углу,
по утру, по утру не сыграть ли в бу-
послушайте, ведь если люди выживают
значит, это кому-нибудь нужно
значит, кто-то хочет докурить по последней, но слушайте
вам ужин прощальный не нужен
пропали и друг мой и враг
и лифчик в горошек сорвет
но время еще не настало ее –
сестренка, отдайся ты брату
чтоб запах родной до утра
под сводами райского сада.
где больше цветам не цвести
вот и все, смежили очи черные
словно в опустевшем коридоре
зазвучал прощальный лейб-мотив
говоря, как частное лицо деепричастному лицу,
актеров с камешками фраз и что
вот лестница, вот сеновал
я каталог прочел от Блюмингдейла
синод и сенат замело на сто лет
замерз ледокол министерства
человек вот усталый от сердца.
И не разойтись, а потом не уснуть
И чтоб легко на свете жить
когда не пьем четвертый день
ты посмотри как мы красивы
что в мире есть такая карма
с бычком в томате не пронять
не спится мне, такие ссуки
почти смертельной подоплеки
но в мире есть такие области:
где на костях последней доблести
а мы, на волосок от смерти,
с дежурным пионерским пеньем
поганки ищут утром ранним
в тумане пригородный поезд
везет похмельных грибников
малыш уж отморозил пальчик
но, ищут пожарные, ищет милиция
где бы им с ним бы распить на троих
в мерзлых витринах их теплые лица и
в гулком дворе замороженный крик
а он в прокуренном вагоне им
подходя постепенно к далекой черте
ты вздыхаешь легко, покоряясь судьбе
а куда ты уходишь,там нету имен
только молча зияет оконный проем
нет ответа на эти вопросы
только воет норд-ист как в ведро
вот ты выкрашена купоросом
мы на улицу все, на дорогу
слесаря, а то ... твою мать
там проспектами в траурном марше
хороша, но уж слишком легка
вот и выпьем стакан на плаву,
тот, граненый, за русские косы,
а потом, закурив папиросу,
по-мужски помолчим на луну
ночь меняет рассвет на пол-слова
мордой в студне наш дружеский стол
поздний поезд идет в Комарово
в камышах застывает весло
поздний лес облысел, роща правая
шелестит на прощанье слова
и какой барабанной Полтавою
что ж, у мутности рюмки бездонной
в том шашлычном дыму голубом
появляется в облаке банном
он молчит, да ему не до нас
днепр далек, он этим и чуден
на поверхности гипсовых глаз
что нам сделало это столетье:
игры в бисер в полуночном свете
на рaссвете – другая игра.