Поэзия метрополии
Андрей ПОЛЯКОВ
Член Национального союза писателей Украины. Поэт, прозаик. Стихи печатались в журналах и альманахах Украины, России, Германии, а также на литературных сайтах Польши. Автор шести поэтических книг. Произведения переводились на польский и сербский языки. Лауреат Национальной литературной премии им. Николая Ушакова (2001 г.), лауреат Всеукраинского литературного конкурса журнала «Радуга» (Киев, 2005 г.), лауреат Международного поэтического конкурса «Премия Неизвестного читателя» (Киев, 2013 г.), лауреат Международного многоуровневого конкурса имени де Ришелье (Одесса, 2013 г.). Награждён дипломом Российского центра международного научного и культурного сотрудничества при МИД России (РОСЗАРУБЕЖЦЕНТР) за вклад в развитие русской литературы. В 2013 году вошёл в «Золотую десятку» ежегодного рейтинга «ТОП-50» для сумчан, внесших особый вклад в развитие культуры. Автор межрегионального проекта «Сумщина творческая. Культура и искусство», в рамках которого проходят литературные выступления на областном радио, литературно-музыкальные вечера в библиотеках, школах, ВУЗах и других культурных площадках города, а также выпускаются книги и литературные страницы в газетах, альманахах и журналах Украины.
Андрей Поляков пишет экзистенциальную лирику, побуждающую к самоосмыслению, внутренней идентификации. При этом результатом этой идентификации становится некая обособленно-личная реальность, которая и узнаваема, но, вместе с тем, иррациональна, достоверна и мифологична. Это реальность, в которой ускользающее пространство и эхо вместо смолкнувших голосов, где люди и предметы отбрасывают тени и становятся ими, где «дождь не дождь» и «снег не снег». Но, вчитываясь в монументально-строгие, иногда холодноватые строки, создающие эффект бесконечного шороха шестерёнок, приводящих в движение всю эту реальность, тем не менее, чувствуешь, насколько неразрывны, неотделимы друг от друга автор и мир, творец и его миропорядок, насколько быт и бытие одного невозможно без другого. И всё это по-настоящему, без дураков.
О. Г.
Никаких запретов не нарушу,
Если крикну прошлому: «Забудь!»
Исхлестал мне дождь бессонный душу –
Ноет, ноет, ноет, ноет грудь.
В окна стукнет ветер-недотрога.
Дождь – стеной, а дальше – пустота.
Где когда-то вдаль вела дорога,
Промелькнёт дорога, да не та.
Улыбнусь внезапному виденью,
В сторону отпрыгнув резкой тенью…
И присяду медленно на стул.
Никаких запретов не нарушил,
Слушаю, как бьются в стёкла души
Когда все стихнут рядом голоса,
и с ними все луга, и все леса,
и воцарится в мире только эхо –
бездушный отзвук радости былой,
поймёшь ли ты тогда, что счастье – это
шепнуть кому-то что-нибудь… порой…
Вскрикнешь спросонья вдруг:
Бьётся твой пульс в ночи.
– Долго ль ещё так будет? –
Это ж надо такому случиться:
Из-за дальних далёких морей,
Прилетела заморская птица
И в груди поселилась моей.
И теперь я пою вместе с нею
О какой-то туманной стране
И от слов непонятных хмелею,
В чужеродном сгорая огне,
Воскресаю из пепла и снова
Я давно порубал на дрова.
Первое слово дороже второго…
А нашего в нас ничего не осталось.
Дороги размыли дожди до печали.
Сердца нам сдавила ночная усталость.
И всё-таки тени нас как-то узнали –
Скользнув под ногами, встревожили души:
Те словно проснулись от страха живого…
Надежда, любовь, да и вера – всё глуше,
Всё глуше и дальше от первого слова.
Всё это боль. Но суть не в ней самой.
Всё это – ночью, ночью, до рассвета,
Сближение с нездешней темнотой,
Сближение до крика... Силуэта.
До самого последнего листа,
Исписанного почерком несмелым.
Не спится телу – сосчитай до ста.
Душа, не спишь? Ты этого хотела!?
Всё это бред. Игра наполовину.
Со тьмой слились за окнами дома.
Лицом к стеклу – чтоб не смотрели в спину.
Лицом к любви – чтоб не сойти с ума.
Настанет час – и ты придёшь,
И скажешь мне, что дождь –
Ты скажешь мне, что снег –
Что этот мир един для всех,
Что этот смысл сокрыт от глаз,
Что в эту ночь один из нас
Я тот, без кого мне уже не прожить,
Кто волен уйти и вернуться назад,
И вырастить сад, чтобы вырубить сад.
Кто спрятаться может легко за словами,
Ведь слово, как дело, всегда под руками.
Кто Авелю Авель – единственный брат,
Кто в смерти своей будет сам виноват.
И сто дорог легло пред ним,
В дорогу взял то дождь, то град.
Как пёс, взял чей-то след.
А сто дорог сплелись в клубок.
И он ступил на свой порог,
Только ты стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землёй…
Я стоял среди мёртвого неба
В окружении лунных теней.
Ни воды не осталось, ни хлеба,
Только память осталась о ней.
Я губами ловил нервно губы,
Я руками по далям скользил,
Но молчали небесные трубы,
И в земные никто не трубил.
Не хотел чуткий разум принять.
Начал дальний огонь полыхать.
Заметались безгласные тени,
Заметались во мне и вокруг –
И приблизились отчие стены,
И окно обозначилось вдруг.
Сквозь стекло (почернело от пыли)
Я увидел: сидишь за столом.
Для чего ты покинул свой дом?
Ты ушёл – только свет не гасила
И ждала: возвратишься опять.
Что за сила по свету носила,
Ведь себя никому не понять?
Заходи – и мне двери открыла,
Заходи, если сможешь зайти.
Как когда-то тебя отпустила,
Я шагнул – и рассыпались стены.
Я шагнул за порог в никуда...
Как орех, расколола звезда.
Молчи, скрывайся и таи...
Я сам в себе, как возраст мой.
Я – дом, засыпанный листвой.
Горит огонь, и печь гудит,
Но на дверях замок висит.
Не нарушай мой тёплый сон.
Там, за окном, в сетях дождя
Есть я – другой. Но я – не он.
А он открыт со всех сторон,
Во всём волшебник он и маг,
Но дом его лишь дом родной.
И долго... Долго по ночам
Он смотрит в окна темноты
И быстро пьёт остывший чай,
А я... я рядом, за стеной.
Я по соседству дом забытый,
Крест-накрест накрепко забитый
Прижать к лицу осеннюю траву,
Вдохнуть её неистребимый запах
И вдруг услышать, как на мягких лапах
Всему на свете можно удивиться.
Чей это шёпот – мой или травы?
А может, это выдохнула птица,
А может где-то выдохнули Вы?
Дышать, дышать, душистое подспорье
Сомненьем не разрушив до конца,
В травинке каждой скрытое раздолье
Увидев каждой клеточкой лица.
Созрел мой дождь, и стихли звуки.
И камнем в ночь летит окно.
Поётся так, как будто пьётся:
начала дней моих вчерашних
ещё прожить мне надо век,
как шар воздушный, тянет вверх.
Стою, непризнанный богами,
познавший власть иных огней.
Про то, что так, а не иначе,
Про то, что ехало на кляче,
Про то, далёкое в начале,
Но близкое в концов конце.
Про то, что силой отлучали
Про то, что легче вспышек снега,
Когда он падает на грудь.
Про то, что сердцу человека
Ещё без слов сказало: «Будь!»
Играла волною у края причала,
И в спальню по ней приходила луна,
И каждое сердце, конец и начало,
Скворец перелётный – всё это она.
Дорога, дорога... Ни хаты, ни тына.
Тоска да куда-то зовущая даль.
Во имя Отца воскресили нам Сына,
А небо! А небо... Ты было при Ное,
О чём и напомнило снова душе.
И катятся волны... Иное, иное,
Иное ночами нам снится уже.
Дорога, дорога... Бывает так плохо –
Никто не поможет, не вправе помочь.
На три разделилась безропотных слога
И так бесконечна, как долгая ночь.
Это как-то неправильно – плакать,
Это просто совсем никуда…
Облетают деревья и память –
Ни листочка уже, ни следа.
Это как-то неправильно – полнить,
Говорят, что точней – наполнять.
Это как-то неправильно – помнить
Только то, что уже не понять.
Это как-то неправильно – в холод,
До распутья добраться сюда,
Повернуть не туда, где ты молод,
А где дождь ледяной навсегда.
Как и жить мне с этой обузой,
Может, когда-нибудь станет обузой –
Ну а пока называется Музой,
Ночью бессонною ветра глотком,
Требует жизнь отложить на потом.
Это «пока» – не даёт мне покоя,
Будто за стенкою кто-то ревёт.
Ждёшь: вот нагрянет и будет такое –
Только лишь правду одну и соврёт.
Кто мне ответит зачем эта мука?
Воздух глотаю, а в нём пустота.
Слышишь, срывается капелька звука
Словно вырубил я небесный сад…
Никого вокруг – и врагу я рад…
Ничего уже за моей душой...
Просто мир людей, просто мир большой…
Просто ночь в огнях или свет в ночи…
Приподнялся я, как пирог в печи…
Заглянул за даль – за её предел…
Вижу – день в лучах до золы сгорел…
Вижу – пыль несёт ветер вдоль дорог…
Чтобы вспомнить я наконец-то смог…
Как я брёл сюда, как рубил я сад…
Как теперь уже и врагу я рад…
Как смотрел на мир, просто мир людей…
И как понял вдруг, что не мир злодей…
Опустил топор – отпустил в полёт…
Он упал у ног и лежит – цветёт…