Поэзия диаспоры
Братья Виктор и Тариэл ЦХВАРАДЗЕ (ГРУЗИЯ)
Виктор Цхварадзе родился в 1951 году в городе Лиски Воронежской области. Учился в Москве и в Тбилиси. Окончил Грузинский политехнический институт, работал инженером-конструктором гражданского строительства. Публиковался в журнале «Литературная Грузия», в альманахах «Дом под чинарами» и «Освобождённый Улисс. Современная русская поэзия за пределами России». Зимой 2000 года переехал в Москву. Осенью 2003 года умер от сердечного приступа.
Это не совсем обычная публикация. В ней мы знакомим читателя с братьями – поэтами. Говоря точнее – сначала с Виктором Цхварадзе, старшим. С творчеством Тариэла мы читателей в одном из номеров журнала уже знакомили. Почему сейчас представляем их в связке – об этом ниже.
Виктор Цхварадзе ведёт своё поэтическое повествование по законам свободного дыхания, стихийно перемещающегося метафорического ряда, его сюжет перетекает из стихотворения в стихотворение не содержанием, а высоким смыслом, воплощающим драматизм высокого замысла.
Размышляет об этом в давней рецензии поэт и критик Александр Уланов: «Мир Цхварадзе чрезвычайно разнообразен. В то же время возникает ощущение того, что стихи слипаются, представляя всегда одно и то же – хаос жизни в современном городском пейзаже. Туда падают и слова грузинского языка и реалии современного Тбилиси – и растворяются в общем беспорядке. Странный гибрид Дали и Пиросмани! Никакой эволюции стиха или языка в сборнике не видно, все тексты кажутся написанными в один день.
И тут же цитата из отзыва поэта Александра Ерёменко: «...это не поток сознания. Это строго организованный, где-то даже логически выверенный (внутренней логикой языка, не линейкой) поток слов. В первую очередь – это явление языка, а не души. И автор умеет отдаться этому потоку и дать развиваться стихотворению не по прихоти автора, а по внутренней прихоти самих слов, языка».
Каждый по-своему, они подтверждают: движение стиха у Виктора Цхварадзе – непресекаемый, от стихотворения к стихотворению – рассказ о жизни языком поэзии. И это движение, этот рассказ продолжаются после ухода автора из земной жизни – такова сила истинного поэтического слова.
Д. Ч.
* * *
На моих полях – клякса, глазёнки и уши
закорючек от подписи. Фикусята, с ядами
и пестицидами в хвале Господу, из кадушек
лямку мёда тянут, что свято им –
не в одном лице, не только из оазиса
с заготовкой хлеба на зиму, и с винокурней
сообразного. Да и какая в общем-то разница,
стрекозьи хлопоты в чьей шкуре?
За объектом под ленточку, но так себе,
дым из труб разных функций, отнюдь не чета
на прогнозах упавшего курса акций такселю,
в том «ты мне, я тебе» – ни черта.
Крынок двадцать молока, образцово
сине море и впотьмах отбелив, где-то близ
молока в пакетиках пирамидкой, – за словом
к бурке сивкиной, а той – обелиск
за смекалку… Боженька, праведный
и на страже огня в очаге, вразуми алаверды
от усопшей сопки в доспехах!.. Правда, не
отходняк ещё, и откупорен один.
* * *
Над охотой со скрипом,
до болот с переменным успехом,
комар не пролетит, тем более газетная утка.
Без адреса вопрос – никто по-русски не шпрехен? –
стоял неизвестно какие, уж точно, не первые сутки.
Эх, в потёмках чужой души погостил бы даже с месяц
червь сомнений моих, не опаздывай к утренней мессе!
На обочине тракта – пульс судебного пристава,
да шлагбаум, за шоссе голосующий истово.
Раны рваные от кусачков – молодо-зелено.
Ого-го сколько палок,
мшистых капканов в расщелинах.
Буйным головушкам психей, себе дороже,
каких-то психованных, – карстовые пещеры ложем.
Пик формы на лодочке разбуженных толчком качелей.
* * *
Тут-то плохого слуха орган
с другим не перепутает мать-героиня,
из сорока разбойников – один, и считать не надо,
в отличие от запаски мопеда – накачан, но героином,
в закутке просторов – сам не свой, ох, придушила б гада…
Мольберту такая живопись на стенописи пальцем где-то
презент, где-то расплывчатость характерной черты
неподвижности в динамике хаоса.
Нет этому прецедента
в репродукциях репродуктора, с войны за шанс, впритык
к завихрению мозгов у вышколенного его страстью
кинжала из-под плаща костромского тореадора.
Абстрактные бородки, на кителях свастик
не древнеиндийский смысл,
в толпе иголкой и в львиной доле
с детским браунингом настоящий, и какой резон
носу – в объект санэпидстанции на пять персон.
Рыск верстовых столбиков по бездорожью,
аж звёзды забряцали,
такой убойной силы лобио на нём.
Не мудрено, что конопля и мак назвались рожью,
с квартирами сдаются летом жёны и мужья в наём,
на стенах секретных баз стендовиков трофеи,
глаза икон с блеском легированной стали,
и не предопределить,
когда будет фамильным отпрыскам до фени
с чем багаж, какой вокзал и почём сало…
* * *
На рубеже Ледовитого ни ямщиков, ни почт,
лишь промысел тюленей, зуб о зуб и без конца
мытарству бездомных айсбергов,
в рубцах от «пока я не…»,
стёжок под откос.
На заработки в элизиум не прочь
и круглым идиотом протектор спущенного колеса,
на ярлычке микстуры от кашля трасса к покаянию.
Зачем-то, не во вред нуждающейся в амулете
чёрной магии от частого недержания мочи,
досугу боем остановленных часов
и метрике зимы в ущерб,
палка о двух концах – в навозе бабьего лета,
из битвы за урожай – отборные войска саранчи,
под жребием ламп нести свет людям – герб
продуктов сгорания от недосыпа,
станок, как будто
приспособленный к браку от простоев
на коронации питона, – ланям и косулям гид.
Сумел же крест и в руках ереси, и из-под спуда,
и на сгорбленном от тяжб с землёй престоле
присоской стать прожорливых ланит.
* * *
Топчан ночлежки и из паутин портьеры,
в брюхе кашалота комфортнее было до нашей эры.
В мальчиках для битья девочка и низкий КПД
лопаты, одной на двоих, –
не разлей вода в какой-то мере.
На фотоплёнке для ловли мух – с коллекцией Карден,
выпендривающийся своей закалкой «морж» под мухой.
Самоотдача, по сравнению с вкладами в неё, –
несыгранный на пляже мизер.
Стыдно ведущему колесу святого духа
черпать силы из рытвин, не те масштаб и дизель,
а рвать и метать – это по части денежек на ветер.
«Надо, Федя, надо! Куча мала!» –
только что с постели
заварка чая, делёж жилплощади и целый вечер
за чтением – втроём, а предмет – сбоку, за две недели
до варианта с припёком, где естественный отбор
корсаров, конквистадоров и аргонавтов
бил стёкла, морду,
в знаменосцах «мухачам» отбой,
стечение обстоятельств – лишь соавтор.
Кто под присягой – на вытяжку перед ним, и теперь
в рядах колонн – гербарий, плюшевый пафос позы.
Спроси у подписки о невыезде вчерашний день,
каких и чьих гетер
гроссбух приваживал к тик-так часов наркоза,
не стал бы он сегодняшнему соратником по части
геморроя, мигренью в часы супружеского счастья.
Тариэл Цхварадзе родился в 1957 году в Ткварчели. Окончил художественное училище им. Мосе Тоидзе (Тбилиси). 22 года провёл в эмиграции, занимался бизнесом. Автор пяти поэтических книг и многих публикаций в периодике. Один из победителей фестиваля «Эмигрантская лира» (2015).
Продолжая представление братьев Цхварадзе, приведу суждение поэта Алексея Цветкова: «Тариэлу Цхварадзе удалось, казалось бы, невозможное – обрести поэтический голос в возрасте, в котором некоторые подбивают неутешительные итоги». И тут следует, раскрывая интригу, дать объяснение тому, что мы представляем творчество братьев в связке и по какой причине Тариэл пришёл к стихописанию уже в зрелом возрасте. Речь идёт о глубочайшем человеческом потрясении, которое испытал Тариэл в связи со смертью брата! Тяжело перенесённая жизненная драма, желание заново прочитать жизнь брата, глубже вникнуть в его творчество, обратили метавшегося в суетной жизни бизнесмена Тариэла Цхварадзе к поэзии. Он ощутил это как долг и призвание – пойти путём Виктора Цхварадзе. Сегодня яростный темперамент Тариэла воплощается в его твёрдом поэтическом жесте, публицистичность которого всё ярче претворяется в его прямой стихотворной речи.
Д. Ч.