Поэзия диаспоры
Галина ИЦКОВИЧ (США)
Родилась и выросла в Одессе, с 1991 года живёт и работает в Нью-Йорке. Психотерапевт, преподаватель-эксперт, клинический консультант. Первый выход со своими опусами в мир – в 2012 году. С тех пор переводы, стихи, публицистика и короткая проза на русском и английском публиковались в журналах и альманахах по разные стороны океана: «Слово/Word», «Южное сияние», «Эмигрантская лира», «Гостиная», «Белый Ворон», «Витражи» , «Золотое руно», «Poetica», «Asian Signature», «Cardinal Points Literary Journal» и другие, а также на сетевых литературных порталах и в коллективных сборниках. Соавтор книги переводов «Женская поэзия Америки». Постоянный автор литературных порталов «45-я параллель», «Золотое руно», «Интер-Фокус», «Белый Мамонт».
Галина Ицкович – поэт, тяготеющий к поэмному мышлению, к цикличной организации стихов. Но при этом она поэт исповедальной лирической интонации, подчёркнутой ритмической раскованностью. Её стихи – свободное перетекание сюжетного рассказа к внутреннему поэтическому монологу и обратно. Искренность и открытость её признаний неподдельны – никакой лирической героини здсь не существует, стихи – абсолютное отображение её личности. Ицкович доверяет своему читателю, читатель – ей!
Д. Ч.
ОДЕН ПОД КРЫШЕЙ
2016
Я шагала в тумане вопросов
вдоль коричневого дома неброского,
вдруг – табличка:
1939-1940 –
здесь жил философ –
поэт, над которым всхлипывал Бродский.
1939
Уистен Хью Оден оказался непригоден
к строевой, нестроевой, к любой военной.
Жара свинчивала во влажный жгут нервы и вены,
но Оден предпочел нью-йоркскую погоду
европейской войне –
жарким бруклинским летом
он писал «New Year Letter»¹
именно здесь, под крышей, оцинкованной не
хуже, чем солдатский гроб.
Иногда он забывал, который час и год.
1973
Оден умер в тот год, когда я ощутила себя поэтом.
2016
Няньки под окнами
болтают о том и этом,
как и при Одене.
1939
Дети и тогда были шумными, мешали состредоточиться.
Поэма под одеждой кровоточила.
Он хотел остаться в этом городе, который рекою дышит.
Заключается честность поэта
в том, что утром проснётся и пишет.
Это Гитлеры мира ночами изобретают конец света,
а поэты спят. Вечерами он ездил за реку, в Манхэттен.
Уистен Хью Оден, обладатель временных документов.
Национальность, как и моя, – нью-йоркер.
1940
В том году, говорят, отменили новогодние фейерверки.
Он ходил в кино в немецком квартале.
«Убей поляка!» – кричали в зале.
Он – англичанин, не поляк.
Он избегал вокзалов.
В порту суда на якорях
почти что приросли ко дну.
Ему
казалось, он начинает прорастать в эту страну,
по крайней мере, в некоторых её граждан.
Уистен Хью Оден, национальность – нью-йоркер.
2016
Дети не носят больше смешные оборки,
но Бруклин по-прежнему пялится через воду
на чудо современного градостроительства,
поспевающего за модой,
приближающего нас с каждым днём к Шанхаю.
Всё равно люблю этот город, порой презирая.
Разминувшись с Оденом, я проживаю
на большой земле, из-за реки
с восхищением обозревающей остров.
Бродский не станет плакать, читая мои стихи,
хотя бы потому, что он тоже умер; кaк просто.
1940
Уистен Хью Оден от бессоницы не свободен.
Искусство, мыслит, не при чём.
Поэты, право, не должны у тела нации врачом
сидеть и слушать пульс войны под шепелявый посвист пуль.
Куда полезней стол и стул
в литературнейшей пыли.
Поэмы плеск – fait accompli².
Уистен Хью Оден дописывает на полях.
Конечно же, не поляк.
Он дописал к октябрю, переехал на Миддах³.
Вдох, выдох.
____________________________
¹ «Новогоднее письмо» (1940)
² Дело сделано. Цитата из «New Year Letter»
³ Middagh Street – улица в Бруклине
ЗИМНИЙ КОНИ-АЙЛЕНД
I.
У меня неоднократно бывали романы с виолончелистами.
Я предпочитала тех, кому удавалось вибрато.
Сети разврата
раскидывались обычно на длинных прогонах
вечерних пустых поездов,
в двух последних вагонах, в которые
по соображениям безопасности
избегали садиться знакомые эмигранты.
Сигналы перед конечной светились гранатово.
Тот, длиной вo French kiss, перегон
над землёй во тьме
(кажется, мы – последние люди на земле? –
как, мы несёмся над бездной? –
что, ждать выживания бесполезно?!)
пугал.
Сейчас-то кажется – подумаешь, чёрная бездна. Назовем её abyssинка¹.
У части будет смешной финал.
II.
А ещё хороши поэты в ночном метро...
Собственно, всё население этого,
нанесённого по-ван-гоговски жирно на полотно,
города, выходящее в ночь, представляет живой интерес:
певцы крэка и океана, пьяницы, лузеры, опасно повышающие голос,
когда мы, выйдя, бредём вдоль настила –
прозябающие в песке сокровища
(каждый отблеск – бутылочное стекло либо нож).
Кони-Айленд вечером – почти что картина «Звёздная ночь»,
украденная из МоМА
и замоченная в океане
(стирка шедевров категорически воспрещена).
Знаменитый «Циклон» (карусель, а не газ) и старейшая в мире сосисочная
до весны нирванят.
Зачем ты зазвал меня сюда?
Эта станция знаменита наличием решёток и непроворачиваемых турникетов.
Говорят, велосипедисты ездят по этим
дорожкам со дня изобретения велосипеда.
Из Aквариума на нас косились любопытствующие морские твари.
Зачем ты назначил встречу в необитаемости зимнего пляжа?
Запах Кони-Айленда неотличим от звука. Запах бил наотмашь, даже
воспринимался аварией.
Что было там делать мне, человеческой виолончели,
в те годы ещё напоминавшей моделей Джорджоне и Ботичелли?
Океан исторгал изношенные презервативы,
ни от рождения, ни от смерти никого не защитившие.
Под шершавым настилом пахло зимним песком
с обертонами старой, как мир, мочи.
Надеюсь, хотя бы ты
что-то от этого получил.
III.
С определённого возраста плакать по прошлому становится не по карману:
слёзы неуклонно прорывают
носогубные траншеи, увеличивая счета за Juviderm и иже с ним.
Кони-Айленд почти разрушен прогрессом, модернизирован.
Смеяться над прошлым тоже накладно.
На зимнем солнце отстираны пятна.
Письмо тренирует мышцы? – пробую писать.
Горбушка лица твердa ещё, но смягчается сердце-адресат.
Хочется верить, что надежда проснулась и дышит на грязные стёкла вагона.
Назовем её Надеждой Витальевной,
дочерью жизни. Русское имя, исконное.
На другом конце маршрута – утро, как переводная картинка.
Не жалей об ушедшей ночи, укороченных сутках. Ботинки,
устав, валятся с ног, на ковре оставляют лужи.
Начало зимы – нe обязательно начало стужи.
____________________________
¹ Abyss – бездна (англ.)
АРГЕНТИНСКОЕ ТАНГO. МЮНХЕН
Карла, Венцеля, Ганса по очереди обнимала
В павильоне Дианы, среди импровизированного танцзала,
Прижимая в объятье – не по-аргентински,
Грудью в грудь, – но тоже достаточно близко.
Этикет нарушая улыбкой странной,
Я, наверно, казалась им желанною иностранкой.
Мне же чудилось, всякому видно, насколько
Перепугана кровь, бьётся в висков моих стекла.
Ганс, Карл и Венцель, милые, в общем, ребята,
Ваши деды встречали моих когда-то?
Интересно, что танго, а не самба или там свинг,
Так как танго основано на принципах вот каких:
В танго важны не па, а доверие –
Слушать партнера дыхание, сердца биение,
Понять, что удерживает его в вертикали,
верить, что он не уронит,
не предаст, конечно же, не ударит
По почкам, не затравит собаками ни в коем случае,
Точно не бросит на проволоку колючую,
Не выстрелит в твоих, пока ты картинно
Сливаешься с ним в одно до следующей кортины¹.
Это – когнитивный диссонанс? Историчeская тема?
Что мне костры, в которых я не горела?
Надо прощать. Так нельзя. Так гадко.
Где толерантность? Неужто совпропаганда
Так сильна во мне? Я была образцовой
Совдевочкой, воспитанной на Любке Шевцовой
(Себя воображая Громовой Ульяной).
До сих пор – в тылу врага? Составы под откос? Дико. Странно.
Это – кровь говорит? Или это
Говорит во мне девочка с яблоком и конфетой
(в позе «Пьеты» над политкорректной книжкой),
Учащаяся чередовать сладкое с кислым
B лучших традициях моего народа,
Неведомых мне тогда. На второе у нас – горькие травы с мёдом.
Прочь от танго в баварском его гебиртхаусе?
Ответа нет.
Городской бессолнечный, вздрагивающий рассвет
Опустошает. Конфликт не решён, но пока
Расцеловываю трижды
внука врага.
____________________________
¹ Кортина – музыкальная пауза, интерлюдия между блоками из трёх или четырёх танго (тандами).