Embedded Files
Поэзия метрополии
Глеб МИХАЛЁВ
Родился в 1967 году в городе Юрга Кемеровской области. Учился в Казанском авиационном институте. Окончил физфак Казанского госуниверситета. Публиковался в журналах «День и Ночь», «Новый берег», «Октябрь», в коллективных сборниках. Финалист конкурса им. Н. Гумилева «Заблудившийся трамвай» (Санкт-Петербург, 2005, 2006). Участник ЛИТО им. Марка Зарецкого (Казань).
Читаешь Глеба Михалёва, и такое впечатление, что на тебя наступает, надвигается, чеканя шаг, поэтическое войско, снаряжённое, казалось бы, совсем простым, но отточенным лексическим оружием. Временами это войско кажется тебе потешным, временами печальным, потерянным, словно целиком пропавшим без вести вместе с создателем этого войска. Неизменно только одно. Как бы ты ни готовился к его приходу, оно неизбежно застаёт врасплох, берёт в плен, принуждает к безоговорочной сдаче. Не поддаться обаянию стихов этого замечательного поэта, по-моему, просто невозможно. А вот в чём секрет этого обаяния, что бы там кто ни говорил о естественности и, вместе с тем, парадоксальности поэтического мышления и неповторимой образности автора, ощущении внутренней правоты и правды, подлинности в каждом его стихотворении, для меня так и остаётся загадкой. Да что там, тайной, которая и определяет суть самой поэзии.
О. Г.
* * *
сегодня родина в окне
и завтра будет снова
тяжёлый век тяжёлый снег
тяжёлый сок сосновый
уедешь в лёгкие края
под тёплые созвездья
и только родина твоя
останется на месте
пусть страны на краю земли
кружатся мотыльками
и только родина вдали
лежит тяжёлым камнем
КОГДА
1
когда друзей – по пальцам на одной
зато тревог – куда ни посмотри
писать стихи – становится войной
одна строка считается за три
всё грезится прелестный завиток
беспечный ангел в травке луговой
но в результате – короток итог
и горек словно дым пороховой
2
...и вот когда уже ходишь никого не любя, да и сам, собссно, никому не нужен, пространство понемногу перетекает в тебя и внутри становится более, чем снаружи.
более света и тьмы, пива и консервированных сардин, и отпрысков рода человеческого со всеми его коленами...
да умираешь-то вовсе не от того, что совсем один, а просто сам превращаешься во вселенную
3
когда уже под небом серым
я окажусь не ко двору
я заболею эсэсэсэром
и от него потом помру
не то чтоб месть или расплата
но просто в памяти всплывёт
что он родил меня когда-то
и только он меня убьёт
4
так жить – отточия оттачивая
и даже не понять когда
вдруг приплывёт твоя трёхмачтовая
под чёрным парусом беда
и поплывёт твоя мелодия
над чьим-то дружеским плечом
уродливая и юродивая
но – не жалея ни о чём
* * *
кто-то на небесах просеивает муку
я бы испёк тебе счастье, но не могу
глянул в банку с мукой, а она – без дна
и бездна на дне её холодна
смотришь в окно – как из банки на небеса
ты здесь, ты рядом со мною, но где я сам?
смотришь в окно – за окном не видать ни зги
такие вот пироги
* * *
Лето кончается. Скоро уйдёт.
Поезд почти пустой.
Строчкой в блокноте останется год
Восемьдесят шестой.
Тают в холодном дожде города,
Тает и гаснет свет.
Может быть, я и приеду сюда,
Но – через много лет.
Чтобы найти – на каких площадях,
В свете какой звезды
Снова и снова бегут от дождя
Наши с тобой следы.
ДВА ИЮНЯ
1
...весь день нелепой суетою занят
и долог, как гомеровский гекзаметр
а в голове горячей – всякий бред
о том, что где-то грека через реку
всё едет... вот неймётся человеку
туда-сюда по эдакой жаре
плывёт скороговорочка чудная
нет, с греком нам не по пути – я знаю
и сам себе твердить не устаю
что вдоволь за окном тепла и света
что впереди ещё не Лета – лето
и медленный господствует июнь
2
...и чувство локтя в «пазике» молчащем
оттачивая, думаешь всё чаще –
вот это будет первая глава:
о жизни холостой и пустяковой
о том, как не жалеешь ни о ком и
ещё – земля качается едва-
едва...
ещё – кипит асфальтом чёрным
июнь, пока ещё летают пчёлы
вокруг твоих распаренных хором
и за окном дожди холодным хором
не завели – о расставанье скором
и – до июля – в отпуске Харон...
ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ КУХОННАЯ ПОЭМА
1
вот чайник маленький лопочет о любви
сковорода ему, уверенная, вторит
на этой кухоньке кого ни назови
все о любви теперь, наивные, гуторят
и кран ворчащий, и картина над столом,
и полка старая, и самый гнутый вертел –
на этой кухоньке, напоенной теплом
все – о любви теперь
и только я – о смерти
2
там, за окном – Борис и Глеб
и улица дождём умыта
а здесь, на кухне – рис и хлеб
и прочие приметы быта
и если форточку открыть
ворвётся в комнаты цветущий
прохладный май. И может быть
проветрит этот дом, где – тучи
где чёрен чай и чёрен хлеб
а белый рис и белый сахар
ещё теряются во мгле
наполненной полночным страхом...
3
однажды почувствуешь остро
так, словно под рёбрами – нож:
как суп из пакетика – просто
и очень невкусно живёшь
а жизнь (хоть сравнениям грубым
ты сопротивлялся всегда)
уходит по фановым трубам,
как всякая, впрочем, еда
и хмуришься, высоколобый
от мысли, что это – твой крест:
жить, словно лапша из столовой
пока тебя время не съест...
4
...отыскивая потаённый смысл
в неторопливой чайной церемонии
как ложечкой чаинку ловишь мысль –
«стихи в поэте – косточки в лимоне» и
глядишь, как зайчик солнечный дрожит
придавленный тяжёлым подстаканником
и тает жизнь – попробуй удержи –
как струйка пара над кипящим чайником...
5
во мне однажды кончится завод
и мой матрас меня переживёт
и я уйду. и шторы на окне
прощаясь, из окна помашут мне
стакану, умывальнику, игле
пускай легко живётся на земле
обидно только – всякая фигня
намного долговечнее меня
НА ОДИН МОТИВ: КАЗАНЬ
1
В тысячелетнем городе – зима.
Холодные дворы. Февраль кромешный,
где «пазика» квадратная корма
болтается, как щепка, в струях снежных.
Где жизнь идёт. И скоро выйдет вся.
И не вернётся – хоть кричи... хоть спейся.
А тучи, что над городом висят –
тяжёлые, как паруса ахейцев...
2
«...вот объясни, ты чувствовал... хотя,
наверно, нет (какой же ты счастливый!),
что сзади по пятам идёт сентябрь
и как Малюта – всё глядит пытливо...
...а в голове – другие города,
дождавшиеся своего героя...
Москва – столица. А Казань – горда.
Как Троя.
...и бабье лето на твоём дворе,
и ты идёшь ни в чём не виноватый.
А листья умирают на жаре,
как брошенные родиной солдаты...
...все мысли так нелепы и страшны...»
«Мне это ощущение знакомо.
Когда живёшь предчувствием войны,
пожалуйста, не выходи из дома...»
3
«Да брось ты! Мне давно всё нипочём!»
Вся похвальба куда-то испарится,
как только ночь тяжёлым кирзачом
наступит на татарскую столицу.
И кремль, и Зилантова гора
беззвучно под подошвою сомнутся.
И, снова умирая до утра,
я не надеюсь, в общем-то, проснуться.
НА ОДИН МОТИВ: ЛЮБОВЬ
1
Читаю Рейна. И смотрю на дождь.
Хотя наверно так – мы смотрим. Двое.
И дождь идёт. И где-то ты идёшь.
И холодно. И зябко вам обоим.
У нас тут с Рейном тишь да благодать.
Зелёный чай да бежевая лампа.
А там у вас – лица не увидать.
Как дня в ночи. И дождь стучит по лавкам.
И тонкое оконное стекло
дрожит меж нами, как в ознобе, просто
не понимая, что произошло,
но чувствуя нежданное сиротство...
2
...вот «пазика» коммерческий маршрут
а се – герой – комический любовник
они в обычном городе живут
где женщины и ветер и шиповник
где по утрам вонзаются шипы
в любовника, а «пазик» – катит мимо
и серые как города столпы
они скучны и неостановимы.
А женщины – прозрачны и легки
как лепестки шиповника и светел
вокруг апрель и словно лепестки
над городом их носит тёплый ветер
не нужен им любовник и маршрут
и прочая привязанность земная
и для чего я проживаю тут
я сам уже теперь не понимаю...
3
...так медленно вращается Земля
и так неповоротливы светила
скорей бы утро – твой увидеть взгляд
и вдруг понять, что ты меня простила
и я бегу в холодной темноте
чтоб хоть чуть-чуть движение земное
ускорить... и всё ближе к той черте
невидимой, где будешь ты – со мною...
4
Под Рождество, по-прежнему – в окне
дорога, снег, мордастые «Камазы».
И тонкий полумесяц в вышине –
как запятая посредине фразы.
Что будет дальше, после запятой?
Начну читать – узнаю. Хорошо бы –
цветущий луг, и снова – снег густой,
и ты – со мной, по-прежнему...
Сугробы
огромны, словно детские мечты.
Гляжу туда, где в сумраке лиловом
не торопясь нисходит с высоты
доселе не прочитанное слово...
ЯНВАРЬ
...и холодно и хочется халвы и девушку в малиновом берете
и в темноте бредут к тебе волхвы – Ремантадин, Феназепам и третий
и в городе гуляют братья Грипп и прочее подобное иродство
творится и зелёная горит во лбу звезда вьетнамская и жжётся...
* * *
Вот уже опять города в тоске.
Холода. Сугробы.
Мы живём с тобой на одном языке,
под одним нёбом.
На одном языке нам бы петь с тобой.
Только нет песен.
То ли плох язык. То ли холод злой.
То ли рот тесен.
* * *
Одиночество – как детская игра,
все попрятались, а ты – среди двора
всё считаешь, как дурак, до десяти
и не можешь никого вокруг найти...
* * *
Пока играет Вольфганг Амадей,
я понимаю, что люблю людей.
И эта вот весёлая игра –
как яркий свет, как тонкая игла.
И, тоненькой уколотый иглой,
я становлюсь спокойный и не злой.
И верю – всё, что люди говорят
мне про тебя – всё выдумки и зря.
Ах, как чиста игла! Как ярок свет...
Но музыка всё врёт.
А люди – нет.
АКЫНСКОЕ
1
едешь средней полосой
так светло и холосо
дождь идёт и снег идёт
и никто тебя не ждёт
не читает не хотит
только ангел твой летит
где-то рядом наверху...
да нам татарам всё равно от этого не легче
2
у меня больна жена
у меня больна страна
что-то мне на этом свете
неуютно ни хрена
сердце ёкает в груди...
знаю знаю господи
это присказка конешно
сказка будет впереди
3
нам акынам – всё легко
пить кобылье молоко
над раздёрганною жизнью
подыматься высоко
степью еду – степь пою
смертью еду – смерть пою
не гляди, Литература,
даже в сторону мою
Ася Додина, Слава Полищук. «Что Остаётся XVIII».
Ася Додина, Слава Полищук. «Что Остаётся XVIII».
Смешанная техника/бумага, 40-30". 2015 год.
Смешанная техника/бумага, 40-30". 2015 год.
Page updated
Google Sites
Report abuse