Поэтическая критика
В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ «ЭМИГРАНТСКОЙ ЛИРЫ»
РЕЦЕНЗИИ НА КНИГИ 2016 ГОДА
Даниил ЧКОНИЯ (ГЕРМАНИЯ)¹
Михаил Сипер. Снятие боли. – М.: «Российский писатель», 2016. – 184 с.
«Спотыкается дорога о холмы Иерусалима…» – первая строчка новой книги стихов Михаила Сипера «Снятие боли». Неожиданный поворот мысли для того, кто знаком с творчеством этого автора: стих его, стиль его – размашистый, распахнутый, свободно парящий, – будто бы не знает остановки, перелетая из одного жизненного пространства в другое – из далёкого нижне-тагильского мальчишества на просторные холмы Израиля. Но это кажущаяся лёгкость именно спотыкается о холмы, задерживает своё внимание, подвергая осмыслению проходящую жизнь.
Сипер предельно ироничен, лих, хулиганист – непосвящённому в его поэзию читателю поначалу может показаться, что его ждёт развесёлая книжка развлекательных стихов:
мне в стекло стучит зелёный словно лампа попугай
никакой не надо музы посмотри и стих слагай
не забудь про ассонансы за питьём и за едой
будь ты дома или в небе или даже под водой
Какой простой рецепт стихописания обещает лукавый автор. А только недолго пребывает наивный читатель в ощущении весёлой эйфории, если его ещё не насторожили стихи о подростковых проделках уральских пацанов со строкой «и папа с мамой на скамейке». Ты ещё защищён, пролетая по улице детства на велосипеде старшего брата, этим их присутствием. Но бег времени стремителен:
Строгая мужская рифма. Тяжёлая поступь ритма. Хочется спросить автора: не забыл ли он про ассонансы? И что делать с болью, как её снять? Теперь кажется, что Сипер безжалостен к себе и к своему читателю. К себе – уж точно. Он истязает себя болью, он не даёт себе передышки. Впрочем, и нас он не щадит – чего стоят эти проклятья отца-плотника в адрес жены-блудницы, чего стоит это предощущение земного наказания, эти крики: «Распни!»
Нет, конечно, светом улыбки и самоиронии он ещё не раз защитит нас от этой пронзительной боли, подаст руку надежды, расшалится, а всё равно царапнет:
Не опустеет кружек рай,
Раз двери без ключей,
Играй, скрипач, скрипач, играй
Мелодию ночей.
Я умоляю – не злословь,
Пусть спит источник бед.
Мы пить продолжим за любовь,
Которой больше нет.
Неуёмному автору мало тематического размаха его стихов, его лукавых отсылок в иные дали времён и географических небылей, его многочисленных дружеских посвящений – по его книге гуляет множество реальных персонажей, так он ещё «изобрёл» некую бывшую киевлянку, живущую в Норвегии поэтессу, посвящающую стихи ему, Мише Сиперу. Сипер – романтик, видящий сквозь призму романтического флёра язвы бытия, но этим язвам он отказывает в праве населять его стихи. Такой вот парадокс. А вы, дорогой читатель, желанный гость в книге поэта, снимающей боль, только не проскочите мимо таких признаний поэта:
Когда звучит мелодия разлада,
Когда и разговор идёт натужно,
Мне в это время ничего не надо,
Поверьте, ничего уже не нужно –
Ни светлых дней и ни звезды в полёте,
Ни славы, ни здоровья, ни богатства,
А хочется завыть на тонкой ноте
И в землю на три метра закопаться.
Верно говорит автор предисловия к этой книге Вероника Долина: «Пишут все практически. Публикуются тоже, пока ещё. Но вот чтобы книжка была книгой – то есть сосудом специальной формы… Чтоб наполнен был… О, нечасто».
Замечу: здесь это случилось.
Ирина Рувинская. Каланхоэ. Изд-во «Достояние», Иерусалим, 2016. – 82 с.
Движение времени открывается с первых страниц книги стихов Ирины Рувинской:
пробужденье в день рожденья
неужели восемь лет?
и надежда и сомненье
есть подарки или нет
есть конечно только те ли
что хотела я давно?
вылезаю из постели
марта свет летит в окно
Кажется, только вчера было это праздничное ощущение жизни, маленькие детские радости и сомнения, полный надежд март, а уже другие времена стучатся в дверь, за которой пространство времени иного:
непонятно как это стало столько лет
но оказывается и правда все возрасты покорны
надо же как тряхнуло
и пожелтелый белый свет
вдруг опять засиял
потом превратился в чёрный
Жизнь проживается в этом пространстве времени, делая нас мудрее, обостряя память, обостряя чувства и переживания уходящего мгновения. И тогда возникает понимание законов нашего пребывания во времени, становится очевидным то, что ещё вчера, быть может, нами не осознавалось. Тогда и рождаются мудрые строки понимания и любви:
«ты надолго?» спрашивает с надеждой сын
когда я собираюсь в город
ему нужен мой компьютер
«ты надолго?» с тоской спрашивает отец
ему нужна я
для сына полдня мои
как полчаса
для отца полчаса мои
вечность
О любви Рувинская пишет много, без всяких ухищрений, прямой стихотворной речью, но всякий раз находит слова, от которых щемит душу. Ей дано через деталь, казалось бы, не относящуюся к предмету разговора, передать боль и переживание, тоску и печаль, и радость, если она приходит. За её строчками – человек, умеющий извлекать ощущение счастья, потому что – любит. Любит сам, дарит свою любовь со всей душевной щедростью, не взирая на то, что, возможно, не всегда получает в ответ доброту и душевное тепло от того, кого любит. Такие стихи, когда автор не прячется за абстрактной лирической героиней стихов, требуют смелости самораскрытия, откровенности, на которую не каждый способен пойти. Однако было бы ошибкой думать, что за такой способностью к самопожертвованию таится человеческая слабость. Силу и достоинство женского характера Рувинская умеет передать без истерики, сдержанно и уверенно в своём праве расставить точки над i:
А всё же грустно читать у автора этот сдержанный крик:
рифмой втянуло
странный цветок каланхоэ
ну почему всё хорошее
должно превратиться в плохое?
Однако не следует делать вывод, будто книга стихов Ирины Рувинской – собрание грусти и печали. Чего стоит её цикл стихотворных частушек. Тут и природное остроумие автора сполна проявлено задиристые, злободневные, острые – они демонстрируют её иронический склад ума:
спит еврейский весь народ
муэдзин один орёт
неча выть в такую пору
замолчи уже урод!
Левакам понять пора бы
Ну не любят нас арабы
Вы отдайте им хоть всё
Они не любят вот и всё
Ирина Рувинская издала свою пятую книгу, честную, искреннюю, трогательную. Это ею сказано:
Ты не прав.
Ты лев.
А я львица.
Тут могла бы и кровь пролиться…
Она и пролилась живым поэтическим словом.
Илья Семененко-Басин. Лира для диких зверей. – М.: Время, 2016. – 96 с.
Едва заходит речь о стихотворениях, которые нельзя отнести к традиционному стихотворству, чаще всего критик, рассуждающий о таких стихах торопится сообщить, что автор находится в поисках своего пути, формирует свою творческую манеру. Это служит некой индульгенцией тёмным смысловым местам текста. Возникает вопрос: а что, автор, пишущий традиционные стихи, не экспериментирует, не ищет свой путь, свой стиль, свою интонацию? И всякий ли, затемнённый в восприятии смысла текст, требует оправданий?
В случае с поэзией Ильи Семененко-Басина вести разговор о поисках своего пути и формировании стиля теряет смысл.
Перед нами третья книга стихотворений автора, демонстрирующая устоявшиеся принципы письма и способ художественного мировосприятия поэта.
Прав мой давний друг, американский славист Джеральд Янечек, отмечающий разнообразие тем и форм в творчестве Семененко-Басина, свободу ритмики и богатство звука в стихах поэта, и справедливо утверждает, что периодически свободный стих автора перевоплощается в регулярный рифмованный стих и традиция спокойно обретает своё место на страницах этой книги.
Поэт хорошо чувствует ту интонационную свободу дыхания, которая нужна именно смысловому содержанию текста:
идёт воин
на башке фуражка
дождик идёт
на козырьке фуражки образовались две капли
впереди по ходу зажжённые фонари
свет фонарей преломляется в каплях на козырьке
(стихотворение «вечер»)
Здесь звуковая окраска стиха уходит на второй план (при том, что аллитерация никуда не девается). Важен тот острый взгляд в вечернем пространстве, который успевает заметить эти отблески световой игры. А читателю такая деталь позволяет ощутить масштабность человеческой фигуры, её образную обобщённость вне времени – не солдат, не рядовой, не офицер, не военный, а – в о и н!
А в стихотворении «по прочтении статьи об оде как о литературном жанре» возникает колеблющаяся ритмика и непрямой выход на рифму (словно самоироничный намёк на подобие державинского «неуклюже-монументального» стиха):
Во саду. Послеобеденная башка.
Восприятие, мысленный динамит.
Дети с бабушкой, дети кричат, бабушка
тоже кричит.
Плевать. Орите ещё. Одический стих
тоже рождало взрывающееся естество,
вопль, не размеренный от сих до сих,
глупый, как детство.
Ирония – штука модная. Бывает лёгкая, улыбчивая, что вполне свойственно мировосприятию поэта, а может быть и едкой:
нет – говорит мой крёстный, –
кто высоко залез
падать будет не больно
пока летит
успеет покакать
мягко приземлится
Идёшь по страницам этой неординарной книги стихов, ступаешь медленно, вчитываешься в строки, и в какой-то момент осознаёшь, что тебе открывается ключ к их пониманию, что исчезают те самые тёмные места, возможно, отпугивающие лениво-поверхностного читателя. И уже иначе воспринимаешь сказанное не только верлибром, но и вполне по формальным признакам традиционными стихами («станция «Воробьёвы горы»):
Погляди, на красивом месте основана Маскава.
Улыбаются деревья сабельке своей реки.
Треугольники с трапециями сыплются из рукава,
самодвижущиеся ушастики и ноздряки…
«… Прими это всё – рассказанное на языке,
теснящем-давящем твой старый русский собою.
На красивом месте, изогнутой сабле-реке,
Зде лежащей на случай драки-порубки боя».
Эта изогнутая сабелька реки – дороже множества декларативно-штампованных признаний в любви к столице и сказано на живущем своей жизнью, ищущем свои слова русском языке.
Марина Ариэла Меламед. Пока цветёт миндаль. – «Биб-ка Иерусалимского журнала», 2016. – 160 с.
Марина Ариэла Меламед выпустила свою первую книгу стихов. Первую? Странно это звучит. Несмотря на прежние книги прозы, в сознании читателей её стихов и слушателей её бардовских песен она давно присутствует в качестве поэта. Что ж, настало время увидеть её стихи и тексты её песен, собранные под одной обложкой.
Я живу наугад, я живу наудачу,
Ничего для весенней природы не значу –
Заливает дожём, засыпает снегами,
Я хожу, изучая природу ногами…
И по утренним улочкам Иерусалима
Я гуляю налево, направо и мимо…
И сигналят машины мне снова и снова,
Принимая меня за кого-то другого.
Эти строчки точно характеризуют мироощущение Меламед: она пишет лирические стихи и песни, наполненные реалиями её повседневной жизни, но она начисто лишена всякого эгоцентризма, свойственного большинству пишущих, она – из раздаривающих себя, свою энергию, свои радости, свою жизнь. Свою грусть – тоже, но как-то извиняясь за то, что поделилась и ею. Нет, это не самоуничижение, это природная интеллигентность, стремление никого не задеть, не толкнуть невзначай, занять немного места для себя. А в результате – вырастает личность, масштабность и своеобразие которой очевидны. «Подойди поближе к жизни, и живи её…» – вот квинтэссенция творческой и человеческой позиции Меламед.
После разбежавшихся весенних ночей
Проступает лето. Лето мне по плечу.
Проступает полдень, словно синий ручей,
По ручью за бабочкой вслед полечу.
Её образность не навязчива, но точна и выразительна. Голос негромок, но внятен. Она доверяет своему читателю, которого хорошо чувствует, ощущает его присутствие, поэтому не боится быть повседневной. То есть – сказочной, игровой. Такова её эта самая повседневность, «некая благородная отвлеченность во взоре», как верно замечает в своём послесловии, вынесенном на последнюю страницу обложки, Игорь Иртеньев.
Времена ненадёжные топотом
Распугали речную форель…
Нарисую февраль фотошёпотом
И на цыпочках выйду в апрель.
Что ж, за этим абстрактным, казалось бы, образом таится реальность: загляните в хронику автора в фейсбуке – вас порадуют фотографии Але Мидумима – поэтический портрет пригорода, в котором обитает муза Ариэлы.
А ещё замечу: Марина Ариэла – поэт, который любит и ценит творчество других поэтов, неслучайно в её книге множество эпиграфов. Неслучайно бард Меламед пишет песни не только на свои стихи, но и на стихи многих других авторов. Игорь Бяльский, написавший предисловие к этой книжке, заключает: «Я благодарен Марине за многолетнюю дружбу, горжусь, что в концертные программы она включает и песни на мои стихи».
Не скрою, я с гордостью могу повторить эти слова. Я благодарен ей за то, что она даёт новую жизнь и моим стихам.
¹ Информация об авторе опубликована в разделе «Редакция»