2017-3-1

Поэзия диаспоры

Маргарита ГЕВОРКЯН (АРМЕНИЯ)

Поэт, переводчик, коллажист, автор статей. Родилась в Тбилиси, живёт в Ереване, первые пять лет 2000-х жила во Львове. Преподавала в школе русский язык и литературу, заведовала кафедрой журналистики в Российско-Армянском (Славянском) университете. В период становления министерства территориального управления РА участвовала в формировании отдела по связям с общественностью. В настоящее время является генеральным директором благотворительного фонда «Дар». С 2013 года член редакционной коллегии журнала «Литературная Армения». Публикуется с 1990-х годов. Автор поэтического сборника «Абрикосовый иней». Коллажи экспонируются на выставках, находятся в частных коллекциях.

Маргарита Геворкян – пишет строго. Она приверженец традиционного стиха, всех его достоинств. При этом демонстрирует широту ритмических ходов и смену интонационного дыхания. Это позволяет ей быть свободной в рамках традиционного стиха, ничуть не ограничивающего её возможности в передаче переживания и воплощении поэтической мысли в её творчестве. Лирика Маргариты Геворкян – камень чистой воды.

Д. Ч.

* * *

Есть памяти людской особый род,

В нём памятно нам то, что не бывало:

Лелеем нас не целовавший рот,

Не соскользнувшее под нами покрывало;

Мы бережём шершавый шелест слов,

В скупом не зародившихся молчанье,

Гадаем на обрывках вещих снов,

Не посетивших в маетном неспанье;

Мы забываем тысячу ночей

И помним ту, что нас не повенчала,

И зажигаем тысячи свечей

За тех, кто в нас не обрели начала;

Нам слышно, как тягуче хрустнул снег

На том пути, что мы не протоптали,

И тот победный памятен забег,

Который мы с Пегасом намечтали...

ФЕВРАЛЬСКОЕ

Проснулась рано. Небо в серебре.

Февраль ютится в стылой подворотне,

Всем видом говоря: куда б охотней

Сидел тут в мае или в сентябре.

Пальто накинуть, с лестницы сбежать,

Усесться рядом, кутая коленки,

И рассуждать про смыслы и оттенки,

Играть в слова и в шутку подражать

Совсем по-детски лихо и беззлобно

Блатной походке стреляной соседки –

Вороны старой, у кроватной сетки

Клюющей сор, постукивая дробно

Корявым клювом. Смолкнуть невпопад.

Поёжиться. Поймать в окне напротив

Взгляд женщины на полуобороте

Лица бессонного и выбрать наугад

Ей имя и судьбу – и подарить апрель,

И вертикаль бесстрашного полёта,

Любовь без послезавтрашнего счёта,

Прозрачную, как будто акварель.

Она на миг забудет про февраль,

Про мутный день и скорый дымный вечер

И улыбнётся... В подворотне ветер

Закручивает времени спираль...

* * *

Как нож из ножен,

Рассвет тревожен…

В свету кромешном

восстали ели,

и еле-еле

порхают веки

во сне поспешном.

Чужое время

Торопит семя...

Там, на границе,

у кромки неба,

мечта без хлеба –

повозкой правит

слепой возница.

Дымятся горы

В огне Авроры…

Здесь между строчек

хромает птица –

немая чтица

моих сомнений,

вопросов, точек…

МЕТНЁШЬ ЖЕЛЧЕКАМЕННОЕ «ПРОЩАЙ!..»

Метнёшь желчекаменное «прощай!»,

И в новый уйдёшь поход.

Язык – медоносец, язык – праща,

И рот твой – чужой приход.

Подумаю коротко, не ропща:

«Удачных тебе охот!»

И шею своей обовью косой

От всяких в пути простуд,

И вслед на удачу плесну росой:

Обида – напрасный труд.

Уйдёшь, как когда-то пришёл – босой,

Искатель сердечных руд.

Нас два дуэлянта, решивших спор,

Однажды начав играть.

Мы вышли навстречу, без шпаг и шпор,

И не за чем больше врать:

Ты смотришь навылет, а я в упор,

И некуда пленных брать.

* * *

В тревожное время суток

Приду к тебе налегке,

Лишь пригоршня незабудок

Да робкий листок в руке.

Расступятся чьи-то тени,

В парадный скользну проём.

Как луч на чужой арене,

Свет выследит мой подъём.

Спирально мелькают стены…

Три двери сдают в наём…

Как круты к тебе ступени!..

И душно... перед дождём...

Соседский замок прицельно

Прищурился. Твой этаж.

Стою, как на авансцене,

Как чеховский персонаж.

Не вспомню, в бреду ли, въяве,

Лениво, как гордый зверь,

В угоду какой забаве

Зевнула входная дверь?..

Слова, точно стая уток,

Вспорхнули под потолок.

…Лишь пригоршня незабудок

Да чистый в руке листок.

НЕМНОГО ХЛЕБА

…сие есть Тело Мое, за вас ломимое…

На завтрак чай, чифирь у кого-то,

В окне четвертушка неба,

Бывает и так, одному и на всех всего-то

Немного хлеба.

Новой весной отпустят на волю

Синицу из клетки-склепа.

Однажды зимой под окошко метнут ей долю –

Немного хлеба.

Сиротство святых – Его забота,

Пугливое сердце слепо.

Хватило б, меж тем, одному ото всех всего-то

Немного хлеба…

Прости нам долг, мы простим кого-то –

Связующий узел крепок.

Однажды «вчера» не хватило нам всем всего-то –

Немного хлеба.

* * *

Приходи на меня посмотреть,

Мой не друг, не любимый – но всё же

Приходи, я хочу обомлеть

И расстаться с пергаментной кожей.

В слепоте предрассветных часов

Где-то есть огонёк путеводный,

Приходи, мне не нужно цветов –

Только взгляд и рассудок свободный.

Твоего дорогого плеча

Не коснётся рука моя ношей.

На окне моём тает свеча...

Проходи, нету правды в прихожей…

НЕ ХОЧУ

Не хочу, чтобы кто-либо молился за меня.

Ни за здравие моё, ни за упокой.

Не от неверия своего не хочу – очевидно, что как раз наоборот: от веры.

Веры в слово. В жест. Во взгляд. Во вздох.

Вам ли знать, что для меня хорошо?

Когда даже я сама этого порой не знаю.

Когда даже и знать не хочу порой.

И уж тем более, не хочу, чтобы вы об этом знали!

Не вам по разумению своему вносить правку в то, что само пишет и само правит, когда это нужно.

К тому же то, что хорошо для вас, для меня может быть смерть – разве можно знать такое доподлинно?

И разве бы вы хотели, чтобы молитва ваша обо мне обернулась для меня проклятьем?

А ежели у вас есть время и воображение – пофантазируйте о собственном благе.

Возможно, это сделает вашу жизнь более осмысленной и красочной.

И я также не буду молиться за вас.

Ни за здравие ваше, ни за упокой.

Я налью вам воды, если вас будет мучить жажда.

Накормлю вас, если вы будете голодны.

Дам вам свою одежду, если вам нечем будет прикрыть свою наготу.

Перевяжу вам рану, если она будет кровоточить.

Улыбнусь вам, если взгляду вашему потребуется опора.

Я вспомню о вас, если вы умрёте раньше меня.

Но я не буду молиться за вас.

БЫТЬ

Любить – и не страшиться потерять,

Дышать – и не бояться задохнуться,

И погружаться в голубую гладь,

Не думая, что можно захлебнуться.

Бежать – и, спотыкаясь, продолжать

Безумный бег от края до начала.

И вторить – без соблазна подражать,

И провожать – как будто не встречала.

И встретить, обернув разлуку вспять.

Отдать – не испугавшись промахнуться.

Закрыть глаза не означает спать –

Довериться без страха обмануться.

Держать – не посягая удержать,

Забыть слова «забуду» и «обидно»,

Кружить – и никогда не окружать.

Плыть на маяк, когда его не видно.

Простить – не покушаясь упростить,

Вести, не оскорбляясь быть ведомым.

Просить – но не пытаться упросить.

Свободу почитать священным домом.

Смеяться от избытка и смешить.

Худым аршином высшего не мерить.

Рыдать – чтобы глаза не иссушить.

И жить, и умирать. И верить.

* * *

Быль июль, был вечер. Жарко,

И цветов без влаги жалко.

В душном клубе, под землёй

Продолжали путь земной

Скрипки, альт, виолончель.

Жизни вечная качель

Между завтра и вчера

Лишь в такие вечера

Замедляет мерный ход.

Кто-то скажет: эпизод...

Нерв натянут, как струна.

Утомлённая страна

Дышит жаром, ждёт грозу...

Вечер начался внизу.

Зал наполнился и стих.

Самый трудный – первый стих...

Говорю себе: дыши!

За спиной фрагмент души

В платье снежно-голубом,

Нимб волненья надо лбом.

На струне дрожит романс,

Знаменуя декаданс.

В анфиладе отражений

Всех побед и поражений

Я ищу его глаза,

Чтобы робкая лоза

Обрела покой-опору

Вне сомнений и без спору –

На виду, на шаткой сцене

Все детали мизансцены.

Сделать шаг на твёрдый пол,

Отряхнуть от грёз подол,

Оглянуться на квартет:

Дайте разом тень и свет!

Дайте занавес душе!

Пусть хоть пыльный, как клише...

Рифме дам огонь свечи.

День уймётся. А в ночи

Не сомкну уставших век...

Краток вечер. Долог век.

Майя Ашинянц. «Brunnenstr». Бумага, тушь, фломастер. 9 х 14 см.