rudjagina-olesja-2015-2-1

Поэзия диаспоры

Олеся РУДЯГИНА (МОЛДОВА)

Уроженка Кишинёва. Автор шести поэтических книг, ряда телевизионных передач, документального фильма. Cпециальный приз Международного литературного конкурса «Русская премия» «За вклад в сбережение и развитие традиций русской культуры за пределами Российской Федерации» (2010). Почётное звание Республики Молдова «Maestru al Literaturii» (2014). Работает звукорежиссёром на телеканале «MOLDOVA-1». Преподаёт в Славянском университете (кафедра журналистики). Печаталась в периодике.

Редактор отдела «Отклики читателей» журнала «Эмигрантская лира».

Олеся Рудягина пишет широкими мазками, словно берёт размашистый аккорд, иными словами живописует и поддерживает зримый образ звуковой окраской. Её поэтическая речь не сбивается на повествовательность, предпочитая не всё договаривать и проговаривать. Мысль скользит контуром, давая простор воображению. Чувственность оказывается сильнее рациональной расчётливости. «Небрежность» выше дисциплины. Читатель вовлечён в калейдоскоп переживаний.

Д. Ч.

* * *

какой-то ангел увечный

пишет тихонько мной

льёт свет из-под век предвечный

покачивая головой

покусывает огрызок

собственного пера

такой… не высок не низок

лопочут в крылах ветра

всё силится объясниться

всё мучится объяснить

прозрачна его десница

истаяла пульса нить

а впрочем откуда ж взяться

биению на виске

бесплотен а отвязаться

не выйдет пойму в тоске

* * *

...И «т» у ней такое же, и – «ш»,

о, детский почерк девочки примерной!

Сюда, сюда, – отчаянно спеша, –

не-то-ро-пи-ла-вре-мя я, наверно.

Сюда,сюда, – под рыцарский торшер,

под вещий голос птицы драгоценной.

И чудится, в круженье хрупких сфер,

счастливый шёпот ангелов за сценой...

ГРУЗИЯ

1

Я ещё не привыкла к цветенью куртин,

угадать не могу имена добрых вин

в невидимках-бокалах, и только одно,

«Пиросмани», запомнила чудо-вино.

Пиросмани – вино. Пиросмани – рассвет.

Пиросмани – Олень[1]-исполин! Смерти нет.

Разве эта букашка, охотник с ружьём,

Изменить что-то может в свеченье твоём?

2

А на Троицу в храме Метехи прилив

тихоликих людей и тёплый сквозняк,

и ромашки без счёта, гортанных молитв

непривычных мелодия и полумрак,

и в молитвеннички жарко впаянный взор, –

переплёты – крылами в ладонях мужчин,

и, на солнечных тросах, птичий простор

держит прочно здесь нас. И славян. И грузин.

3

Так вот ты какая, душа моя, –

гляжу, и дышать забыла.

Думала, тема закрыта: я

до смерти отлюбила,

и, зачаровано плеском крыл,

тихо ветшает тело…

Но Светицховели вдруг воспарил

в ласковой Сакартвело!

И там, где картина Вселенной взошла

неугасимой фреской,

мне возвращается всё – дотла –

отполыхавшее. Детской

радостью, неистребимой ничем,

сердце-стриж в синь взмывает,

и, не пытаясь понять зачем,

высоту набирает.

[1] Картина в музее мастера

* * *

На остановке

у крохотного кладбища,

во дворе заброшенной школы,

живут бесхвостая кошка

и темноликий лавр,

нефритомерцающий под дождём.

Срываю упругие листья –

приправу в суп.

Промокшие рукава,

лавровый пучок на славу.

А кошка плачет.

– Глупая ему же не больно,

я осторожно!

– Кто знает?..

Дорога Кобулети-Тбилиси

2010-2014

* * *

...всё равно, что облако любить

или ржавый медленный платан.

Воют ли волчицы? – Можно выть.

Можно починить на кухне кран.

Стряпать, выносить сор из избы,

колыбельку белую качать,

вылетать в трубу ли, из трубы,

лживо безмятежность излучать...

Но однажды, – слышишь ли меня,

«облако», души последний цвет? –

средь смертельной сутолоки дня

и тебя накроет этот свет.

* * *

Однажды предадут и руки, и глаза,

и сердце, отстучав, сломается навеки,

но ты, моя душа, – ведунья, стрекоза,

танцующая свет, не прикрывая веки

ни на секунду, – ты пребудешь тайно мной,

на крыльях понесёшь улыбку восхищенья

пред жизнью, – пред земной горючей, зоревой,

исполненной любви, –

в ладони Незабвенья!

(на полях лекционного конспекта, неожиданно)

Ноябрь, 2014

Наталья Коробова. «Окно». 1976 г., 60х60, оргалит, масло. Запорожский областной художественный музей.