Поэтическая критика
В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ «ЭМИГРАНТСКОЙ ЛИРЫ»
РЕЦЕНЗИИ НА КНИГИ 2014 ГОДА
Марина ГАРБЕР (ЛЮКСЕМБУРГ)¹
Вальдемар Вебер. Продержаться до конца ноября. Стихи разных лет. – М.: Русский Гулливер, 2014 – 144 с.
Если стержневое настроение поэтического сборника Вебера есть ожидание, то позиция его лирического героя – позиция наблюдателя, его превалирующее качество – созерцательность. Однако здесь не следует путать созерцание с пассивностью или инертностью, отнюдь, эти стихотворения сторонятся суггестивной отвлеченности, поверхностной описательности и наглядности. Созерцание здесь – не прямолинейная фиксация момента, а опосредованный мышлением акт познания, осмысление.
Лирический герой этих стихотворений чаще всего находится в состоянии бездеятельности – «лёжа на просеке посреди земляники», «сидя на обочине», в читальном зале, в летнем кафе, стоя «на краю заката», прислонившись к «крутым перилам» или наблюдая «с высоты вагонной площадки» во время остановки на заштатном полустанке… Такое замедление, укрощение ритма текущего времени, остановка в пути обостряют зрение и слух, и тогда:
За каждым прекрасным пейзажем
слышится тиканье часовой стрелки.
2004
И если для спешащих и поспещающих «жизнь – поезд», то для созерцающего жизнь – «собирательство», накопление, духовное обогащение.
Всё, что течёт, поспешает,
оставляет прошедшему
остановившиеся мгновения…
2010
Андрей Грицман. Поэт и город. Эссе и рассказы, интервью и рецензии – М.: Время, 2014 – 352 с.
Под «раздвоенным» ракурсом – в потоке окружающей жизни и с берегового расстояния – поэт и эссеист Андрей Грицман смотрит на мир и на свое место в нем. Эта частичная принадлежность всему и вся, при непринадлежности ничему и никому целиком, наделяет «обостренным» зрением и оборачивается залогом повышенной объективности, гипертрофированной «идиосинкразической субъективности», изначально присущей поэту. Отсюда – способность впитать в себя новую культуру, почувствовать неродной язык почти своим, насколько это возможно, обращая потери в приобретения, и расслышать иные звуковые нюансы своего же голоса, ведь: «Когда поэт носит в себе необъятный мир двух гигантских словарей, возможности и комбинации бесконечны»… Отсюда – умение провести читателя по литературному Нью-Йорку далекого и не столь отдаленного прошлого, ориентируясь в этом специфическом пространстве на правах не всезнающего гида, почерпнувшего расхожую и закулисную информацию из путеводителей, а с уверенностью местного жителя, завсегдатая этих «литературных» таверн и баров – от легендарной «Белой лошади» до сей поры популярного «Дяди Вани» – с позиции «одного из», на правах истинного нью-йоркского литератора, вторично рождённого именно здесь, на берегах Гудзона, и гармонично сочетающего в своем творчестве русскую и английскую просодии…
Борис Кутенков. Неразрешённые вещи. – Екатеринбург – Нью-Йорк: Еudokiya, 2014 – 75 с.
В книгу Бориса Кутенкова нелегко «вжиться», в ней многим окажется неуютно, так же как ее лирическому герою неуютно в жизни как таковой. И, возможно, причина сему в том, что эти стихотворения говорят больше о смерти, чем о любви. Любви в них ещё нет, есть её неотступное желание, местами граничащее с наваждением, есть пока ещё смутное представление о ней, её остро переживаемое предчувствие. Но это – ещё не любовь, так же как призрак – уже или ещё не человек. «Алое-алым плывёт под футболкой пятно…» и «на нотную льётся тетрадь / красный густеющий отсвет…» – бесплотная, размытая, тянущаяся, колеблющаяся субстанция любви, её дух и свет. Но и это – немало, так как пока любовь не материализовалась, не прожилась, не обрела тактильную осязаемость (нет, не о плотской любви речь), она остаётся одной из тех «неразрешённых вещей», которые вынесены в заголовок сборника. Материализация, осуществление мечты, достижение идеала, в конце концов, неуклонно и закономерно приводят, если не к гибели, то к перевоплощению, переходу в иное состояние, качество, оформление… В этом смысле автора можно отнести к одному из последних романтиков в современном поэтическом пространстве. Кажется, что собственно любви (счастья, гармонии, равновесия) его лирический герой и сторонится более всего. Лучше озвученная изнутри «немота канатоходца», чем строгая законченность, чем «разрешённость», означающая тупик, пусть и осиянный светом. «Неразрешённость» – качество и состояние процесса длящегося. Она требует вопросов, вопросов и снова вопросов, которые, по большому счёту, не нуждаются в ответах. Посему в этих текстах ад – «ценен», плач – «сладок», а любовью движимый и ведомый, навьюченный самолёт летит высоко в небе – недосягаем.
Если нужно – я всё прощу, никого не пойму,
как разучившийся радоваться ничему –
и тут же обретший свет.
¹ Информация об авторе опубликована в разделе «Редакция»