Поэзия диаспоры
Ася ГЛИКСОН (ИЗРАИЛЬ)
Родилась в России. Живу в Израиле. Работаю на работе. По образованию филолог, по профессии тестер программного обеспечения, по мировоззрению агностик, по жизни – всё понемножку. Люблю детей (преимущественно своих, но и все другие тоже хорошие), семью, друзей, хорошие книги, хорошую авторскую песню, умных людей, путешествия, почесать мозг интересной задачкой и ещё множество приятностей и удовольствий.
У Аси Гликсон ни на кого не похожая манера письма, свой поэтический характер, неожиданный взгляд на жизнь. Её стихи могут быть сюжетными, но у сюжетов этих ирреальный, полный фантазии, мир. Её стихи можно отнести по жанру к сказовым балладам – балладный строй, балладная метрика, балладная метафорика. Она разлагает человеческий организм на детали, среди которых самая отработанная – душа. Она отправляет Безгрешность в странствие по грешному миру, и путь, которым прошла эта метафоричная Безгрешность, не оставляет никакого следа. Но странным образом все эти фантазии и видения отражают реальности нашего бытия. Убеждён, что читатель, впервые знакомящийся со стихами Аси Гликсон, захочет глубже проникнуть в мир её поэзии.
Д. Ч.
АРОМАНОСТАЛЬГИЯ
Cреди простого будничного дня
И беготни с безумно важным смыслом
Уколет вдруг нечаянно меня
Забытый запах – острый, сладкий, кислый.
Встряхнёт слои слежавшиеся дней
И ухнет, все крепления порушив,
В заросший омут памяти моей,
Будя чертей, давно на дне уснувших.
И станет день из давнего вчера
Значительно реальней, чем сегодня –
От аромата шишек и костра
Или, к примеру, ёлки новогодней.
И целый мир разбудят мотыльки
Кленовых вертолётиков зелёных,
Арбузный запах струганной доски
И простыней, замёрзших на балконах.
Укропно-малосольный сытный дух
На полустанке купленной картошки.
И запах тополиных дымовух,
И медяка, нагретого в ладошке.
Зелёной речки, спутанной травы,
Дождя и веток, мокрых насекомых.
Дрожащих рельсов, тёплых и живых.
И первых поцелуев невесомых.
Мы жили в мире вкусном и цветном...
Но годы шли – и запахи взрослели.
Пропах табачным дымом и вином
Бардак стандартной общежитской кельи.
А дальше – быт, налажен и толков.
И благ семейных полная корзина.
Дешёвый запах дорогих духов,
Борща, бумажной пыли и бензина.
И чердаков пустые закрома
Уже не тайной пахнут, а гнилушкой.
И не тоски, а скуки аромат
У мокрой, чуть подсоленной подушки.
И катится телега под откос
Без прежних ароматных амулетов....
А сына моего курносый нос
Вдыхает запах завтрашнего лета.
РАЗБЕРУ...
Разберу-ка себя по частям.
Что-то там, в механизме, неладно.
Вот сердчишко – колотит, частя.
Пусть остынет в коробке прохладной.
Вот набитая хламом башка –
Выбить дурь и почистить пинцетом
До последней мыслишки-стишка.
Так-то лучше. Но дело не в этом.
Где-то глубже, скрипя и шурша,
Что-то трётся без видимой цели.
Отвинчу... Посмотри-ка! Душа!
Да старинной какой-то модели.
Но душонка, похоже, с душком...
Проржавела местами, подгнила.
Не очистишь её порошком,
Не отмоешь хозяйственным мылом.
Попытаться её подлатать?
Будет больше заплат, чем начинки.
Что же делать с тобою, деталь?
Ты, вообще, подлежишь ли починке?
Нет, похоже. Хоть чисти, хоть три,
Хоть чини – тот же вид завалящий.
Покопаюсь отвёрткой внутри,
Да и выброшу в мусорный ящик.
Соберу, что осталось. Гляди,
Как работает, экое счастье!
Ведь никто не заметит, поди,
Что во мне не хватает запчасти...
Всё отлажено. И ни черта
Не мешает и не задевает...
Только гулко гудит пустота,
Неуютная и неживая.
Откопаю деталь. Отскребу.
Закручу пару гаек потуже...
Чёрт с тобою. Боли. Только будь.
Вечный двигатель мой неуклюжий.
МОЙ ГОРОД
В.Т.,
Которому я давно обещала рассказать о Моем Городе.
Над городом моим лежачий месяц.
Под городом моим морская дрёма.
Мой город нынче ничего не весит
И не имеет формы и объёма.
Мой город – прокалённый, пропылённый,
Без лоска и изысканного глянца –
Стекает по шершавым рыжим склонам,
Как мягкие часы с картин испанца.
С пространством перемешивает время,
Переплетает линии и звуки –
Не помещаясь в рамки измерений,
Доступных здравомыслящей науке.
Мой город пропитался облаками
И запахом подсоленного лета.
Неровных улиц мелкими стежками
Примётан он к поверхности планеты.
Он многокрыл, бесстрашен и беспечен.
И не взлетает только по привычке
Спокойно дожидаться каждый вечер
Меня в неторопливой электричке.
А у меня важнее нет работы,
Чем каждый вечер по дороге к дому
От странного опасного полёта
Удерживать мой город невесомый.
О ЛЮБВИ...
Как ни тяжки холод и нужда –
Есть беда страшней и безнадёжней:
Незакомплексованный невежда,
Взявшийся о чём-то рассуждать.
Свой мирок он выстроит всерьёз.
Там таких наслушаетесь штук вы!
Там цветёт развесистая клюква
И Муму кладут под паровоз.
По камчатке бегает камча,
Прометей приносит воду Риму.
Водку пьют в гримёрной пилигримы
И ацтеки в колеснице мчат.
Там масоны дуют поутру
И жуют эклектику жуиры….
От картинки этакого мира
Мозги тихо каплют сквозь кору.
Чёрт бы с ним – мы все не знатоки.
Но уж если в чём-то ты не дока –
Промолчи. Не тянешь на пророка,
Так хотя б не суйся в дураки…
Ум мой плутоват и ядовит,
Но самоуверен он не шибко.
Я чужим не следую ошибкам....
Я писать не буду о любви.
БЕЗГРЕШНОСТЬ
Как видно, кем-то наверху была допущена небрежность –
По недосмотру, невесть как пройдя сквозь райскую черту,
Спустилась в недостойный мир невинно-чистая Безгрешность
И побрела, неся, как флаг, свою святую простоту.
Сквозь шёпот, ропот, плач и смех, и недвусмысленные стоны.
Прошла, нигде не повстречав ни благочестья, ни любви.
Никто не замер перед ней, не пал коленопреклонённо.
И этот неприятный факт её заметно удивил.
Она, брезгливо сторонясь уродства, похоти и срама,
Старалась гордо обойти всех негодяев и паскуд.
По ряду признаков, она была порядочная дама.
И беспорядок вызывал в ней беспокойство и тоску.
Она старалась не вникать в нюансы суетных реалий,
И не вмешалась ни во что, и никому не помогла.
Ни грязь, ни кровь, ни пыль, ни пот её одежд не запятнали.
Она осталась, как была – чиста, невинна и светла.
И, опечалившись всерьёз от недостатков мирозданья,
Она умчалась в райский сад, чтоб не вернуться никогда.
А мир остался горевать, любить, смеяться и буянить…
Прошла Безгрешность по земле – и не оставила следа.
ЛОВЕЦ
Сквозь туман и дождик редкий,
По сырой тропе бесцветной,
Уходящей – вдаль ли, ввысь ли,
Мимо шумных гнёзд людей,
С узелком, сачком и клеткой
Он шагает незаметно.
Он – ловец недобрых мыслей
И злокаверзных идей.
В городах и на дорогах
Этих птиц кружится масса:
Планы вора, думы ката
И предателя мечты...
У него талант от бога.
Он непревзойденный мастер –
От рассвета до заката
Ловит тварей за хвосты.
А с закатом, хмуро глядя,
Входит в сонные домишки.
Удит сны верёвкой тонкой,
В плотный скатывая ком
Грязь, накопленную за день,
Злые мелкие мыслишки...
А мерзавцев и подонков
Грузит прямо целиком.
И несёт свою добычу
В безымянную пещеру,
Где, по клеткам плотно сидя,
Извивается узлом,
Лает, воет, стонет, хнычет,
Пасть голодную ощерив,
Зло в сыром, исконном виде –
Несвершившееся зло.
Взглядом обведёт бездонным
Свой паноптикум безвестный,
Все замки с улыбкой странной
Лёгким шагом обойдя.
Ключ тяжёлый на ладони,
Чуть помедлив, молча взвесит....
И уйдёт тропой туманной
В сети редкого дождя.
КОРЫТО
Лето. Наполнен невод. Тепло и сыто.
И не беда, что разбито моё корыто.
Что за печаль. В корыте ли старом дело,
Если изба прогнила и почернела.
Мир этот бесконечен. Какого ж чёрта
В офисной пыльной клетке кропать отчёты,
Слушать собачий брех и нытье скотины.
Жертвовать душу богу святой рутины
И в горизонт с невнятной глядеть тоскою...
Мне бы, мой друг, владычицей стать морскою!
Не плесневеть в плену городской ограды,
А разноцветных рыб принимать парады.
Плыть в глубину, солёной дыша водою.
Жирных морских коров повышать удои.
И наблюдать с усмешкой, как кит-философ
Смотрит на хищных чаек и альбатросов.
Строить дворцы из хрупких живых кораллов.
Подданных вызволять из рыбачьих тралов.
И, без границ гуляя по глади водной,
Ветру кричать: «Невидима и свободна!»...
Старче, скажи мне, в чём же моя ошибка?
Молча ушла на юг золотая рыбка.
Волны всё круче и тяжелее тучи.
Нет золотых чудес и велений щучьих.
Только сквозняк свистит шепотком сердитым:
Глупая, будь довольна своим корытом.
От перелётных птиц – ни пера, ни пуха..
Это неправда. Я ещё не старуха.
НУ, ЗДРАВСТВУЙ, СОБАКА...
Здорово, собакин, красавец с высоким ай-кью.
Ты чей? И кому твои взмахи хвоста предназначены?
Счастливчик, достоин ли он столь чудесной собачины?
И ценит ли, дурень, лохматую нежность твою?
Я явно не он. Весь твой вид выражает укор.
Ошибочной радости знак – стук хвоста равномерный – стих.
Но всё ж удели мне чуть-чуть нерастраченной верности –
Дай рядом присесть и слегка поддержи разговор.
Мой тёплый приятель, печаль в твоих светлых глазах
Мне очень понятна. Пускай я двуногий балбес, но я
Такой же, как ты – тоже, в сущности, тварь бессловесная.
Способен понять много больше, чем в силах сказать.
Пушистая морда, мы оба бездомны с тобой,
Хотя обладаем ошейником, будкой и мискою.
И всё, что твоё вызывает рычание низкое,
Неблизко и мне. И зовётся собачьей судьбой –
Погода, швырнувшая в морду раскрошенный лёд,
Колючки в подшёрстке и боли привычные, давние...
И это тягучее, словно смола, ожидание –
Когда, наконец-то, единственный нужный придёт.
Случайных людишек мельканье в потоке густом
И рук равнодушных трепать по загривку привычка, но
Я, брат, не рычу. Ибо с детства приучен к приличиям –
Я вежливо скалюсь, учтиво виляя хвостом.
Ты чище меня, несмотря на репьи и клещей.
Ты честный и смелый. Тебе ли, дружище, печалиться...
Удачи. Пока. Твой хозяин уже возвращается.
А мой.... Не уверен, что он существует вообще.
Я ПОМНЮ
Я помню всё. Мой мир был очень молод
И очень мал. Глухой заросший дворик.
Панельный дом. Всегдашний книжный голод.
Плакатный слог восторженных риторик,
Вошедших в плоть и кровь. Кусты сирени,
Исправно расцветавшие к июню.
И мудрость прописных нравоучений,
Обычно пропадающая втуне.
Велосипед, коньки, качели, санки.
Грибная осень. Сказочное лето.
И уголки обкусанной буханки –
Куда вкусней, чем торты и конфеты.
И девочка с неведомой планеты –
Нескладный, неуверенный подросток –
Рассматривала мир весёлый этот
Застенчиво, доверчиво и просто...
Я вспомню много, если постараться.
Пьянящий вкус влюблённости и воли.
Безбашенное искреннее братство,
Умевшее летать без алкоголя.
Пирушки в день стипендии в пельменной.
Ошибки. Расставания. Упреки.
До странного большие перемены.
Не менее масштабные уроки...
Я помню очень мало... Хоть чуть-чуть бы
Припомнить мне, как в суете сомнений
Лепились пластилиновые судьбы
Несудьбоносных наших поколений.
Законы сохранения вселенной
Работали без скидок на усталость.
И что-то в нас стиралось постепенно,
Пока другое что-то добавлялось.
Застенчивая девочка пропала
В каком-то мире перпендикулярном.
Эпоха волшебства и карнавала
Сменилась веком денежно-товарным...
Часы стучат размеренно и чётко...
И смотрит из зеркальной рамки жёсткой
Усталая насмешливая тётка
С глазами удивленного подростка.