mesjac-vadim-2015-2-1

Малая проза

Вадим МЕСЯЦ (РОССИЯ – США)

Родился в 1964 году. Поэт, прозаик, переводчик. Руководитель издательского проекта «Русский Гулливер» и журнала «Гвидеон». Лауреат ряда отечественных и международных премий. Член союза Российских писателей, союза писателей Москвы, Международной федерации русских писателей (Мюнхен), американского отделения ПЕН клуба «Писателей в эмиграции» (Нью-Йорк), «Международного ПЕН-центра» (Москва), председатель комиссии «Центр современной литературы» научного совета РАН. Стихи и проза переведены на английский, немецкий, итальянский, французский, сербский, латышский, польский и испанский языки.

ЖЕНЩИНА В ТЕЛЕВИЗОРЕ

Я бегал по ковру, стараясь попадать ногами в середину геометрических бутонов, которыми он был вышит. Мне это почти всегда удавалось, но риск оступиться оставался. Фанатизм, с которым я следовал выбранному алгоритму, заставлял меня сосредоточиться на игре и лишал простой радости перемещения. Игр существовало много, но в одиночестве я предпочитал именно эту: бег по кругу. Беготня по однокомнатной квартире роднёй не поощрялась. Я пользовался случаем, что меня никто не видит.

Меня подбадривали канарейки, поющие из золотых клеток. Самцы, разлученные с самками, обычно звонко поют. Самец, живущий в клетке на серванте, был синего цвета, две самочки в клетке на холодильнике – пёстрого. На стекле причудливым растением красовался зимний узор. С книжного шкафа свешивались буйные побеги традесканции, прикрывая библиотеку, состоящую в те времена из несколько книг. Пробегая в очередной раз мимо шкафа, я зацепил вьюн рукой и оторвал довольно большую ветку. Меня это не расстроило: цветок был неприхотливым и, если его не подравнивать, мог бы однажды заполнить собой всю комнату. Я продолжил своё увлекательное занятие, прыгая по разноцветным пятнам ковра, хотя уже порядком взмок и устал. Голова моя кружилась, в глазах вспыхивали фиолетовые точки, но и это доставляло мне удовольствие.

В комнате работал телевизор. Обыкновенный чёрно-белый «Рубин» на тонких пластиковых ножках, похожий на шагательный аппарат марсиан. Транслировались новости, которые в данный момент меня не интересовали. Какая-то женщина рассказывала о достижениях нашей области и страны. Вдруг она прервала свою речь и с досадой сказала:

– Может, хватит бегать? Ты, в конце концов, расшибёшь себе голову…

Я прыгнул ещё пару раз, встал и осмотрелся.

– Да, я обращаюсь именно к тебе, – дикторша назвала меня по имени.

Я поднял глаза и поймал на себе её строгий взгляд. Молодая, подтянутая, в кофточке с белым воротничком, она выглядела одновременно как киноактриса и моя мама. Я послушно сел на диван и дослушал новости. Женщина рассказывала о сельском хозяйстве и покорении космоса. Несмотря на важность темы и ответственность работы, она, как и любая мать, нашла время и для меня.

Ранее со мной таких вещей не происходило, но что-нибудь всегда случается в первый раз. Я сидел, поджав колени, и всматривался в лицо диктора. Она дочитала новостной блок с прежней невозмутимостью и, прощаясь, вновь насмешливо взглянула на меня. Я на всякий случай кивнул, демонстрируя примерное поведение. Однако после того как «Новости» сменились передачей «В мире животных», я спрыгнул с дивана и пробежал ещё несколько кругов по ковру. Я был уверен, что теперь она меня не видит, хотя повлиять на меня чем-либо кроме того, как сделать замечание, она не могла и раньше. В довершение своих шалостей я приставил табуретку к серванту, забрался на неё и выпустил из клеток синего кенаря и пеструю канарейку. Они начали метаться по комнате, садясь то на люстру, то на гардины; перестали петь, лишь иногда испуганно чирикали.

Я не испугался. К случившемуся отнёсся более-менее равнодушно. В те времена я не удивился бы, встретив на улице говорящую собаку, карлика с двумя головами или марш зелёных человечков. Я не знал, как устроен мир, и мог допустить самое невероятное. Если что-то не несёт в себе опасности и не причиняет боли, значит всё хорошо. Во мне не было незрелого чувства, что взрослые и вообще прочие люди всегда правы. Я догадывался, что обмануть можно кого угодно и в принципе твоя жизнь зависит лишь от того, как ты её воспринимаешь: от твоего настроения. В тот любопытный день я поднимал себе настроение беганьем по ковру и выпусканием из клеток разноцветных птиц. Теперь делаю что-то другое, менее иррациональное. Пусть я и набрался немного здравого смысла, но по большому счёту готов согласиться с любой фантастической ерундой, если она покажется мне интересной. Призывы к трезвости рассудка, которые порой овладевают мной, затихают и по-собачьи скулят из-за бредовости абсолютно обыденной жизни. Считается, что ужасные кошмары и преступления происходят по ночам. Ничего подобного. Самое гадкое и болезненное приходит при дневном свете. Жуть вкрапливается в повседневность и проявляется далеко не столь экзотическими способами, чтобы добить нас. Главное – не впадать в панику.

В начале 90-х я переехал в Соединенные Штаты, как мне тогда казалось, навсегда. Поначалу остановился в столице штата Южная Каролина – Колумбии – у подруги. Всё, чем здесь можно было заниматься – ловить рыбу и изучать историю местной гражданской войны на богатом архитектурном и этнографическом материале. Работы не было. Любовь была, а работы нет. Вскоре я перебрался в Нью-Йорк, где занялся переправкой американских автомобилей на родину. Тогда многие занимались этим бизнесом. После скандала с налоговой инспекцией переместился на Мидвест, в Миссури, где охотился с коллегами на бобров. Жил по несколько месяцев в Новой Мексике и Калифорнии. Держал в этих штатах сеть прачечных самообслуживания и, как ни странно, сколотил небольшое состояние.

История с женщиной в телевизоре получила продолжение в мормонской Юте, в городе Солт-Лейк-Сити, где я недавно поселился с женою и дочерью, которыми обзавёлся за годы странствий.

Зима выпала снежная: наш дом завалило по кромку забора, грейдеры кое-как успевали расчищать дороги, больше месяца не работал аэропорт. Тем не менее я каждое утро отвозил супругу на работу в офис одной из нефтяных кампаний, а по пути забрасывал ребёнка в школу. Машинка у нас была маленькая, слабомощная – Митсубиси Мираж. Назвать её «коровой на льду» не решусь: согласно габаритам, она больше походила на «коровку» или «овечку». На гололёде машина исполняла сложные пируэты фигурного катания, но я как-то научился управлять ею, хотя и передвигался исключительно медленно. В тот день супруга была явно чем-то взволнована, попросила забрать её из конторы пораньше.

– Вернёмся домой, я тебе что-то скажу, – сообщила она, но я пропустил её реплику мимо ушей.

Размеренность, к которой я привык, проживая в «спальной» Юте, не предполагала никаких серьёзных отклонений от нормального жизненного уклада. Близкое присутствие гор, видимых из любой точки города, недалёкое священное озеро, виденное когда-то Бригом Янгом во сне и воспринятое как знак судьбы, действовали умиротворяюще. Когда я добрался до её офиса, она уже стояла у входа. Снегопад укутывал её в мимолетный саван, который тут же таял, внося во времяпрепровождение на свежем воздухе сырость и дискомфорт. Мы поехали забрать дочь, которая в силу иной религиозной принадлежности была освобождена от обязательного отправления культа в школьной мормонской часовне. Девочка играла в снежки с такими же как она отщепенцами. Комок снега прилетел мне в ветровое стекло, и я машинально сгрёб его автомобильными дворниками.

– Ничего смешного, – сказал я дочери с деланным недовольством, отряхнул её от снега и усадил на заднее сидение.

– А я и не хотела тебя рассмешить, – отозвалась она, и я подумал, что её переходный возраст не за горами.

Из центра я повёз семейство по 700 East, предположив, что большую улицу расчищают чаще. Женщины напряженно молчали, словно обдумывая будущую речь. Я следил за дорогой: мне доводилось попадать в аварии по погодным условиям и, после того как я чуть не улетел в пропасть с горного серпантина, машину водил с болезненной осторожностью.

Я уже открыл гараж, чтобы поставить автомобиль, когда Илана сказала:

– Твой Гарри погиб. Разбился вчера ночью на трассе под Новосибирском. Я разговаривала сегодня с его матерью.

У меня от неожиданности перехватило дыхание. Я повернулся к ней и уставился в её глаза долгим немигающим взглядом.

– Ты не знакома с его матерью, – сказал я. – С чего бы она стала тебе звонить?

– Так получилось, – ответила она будто оправдываясь. – Узнала где-то мой рабочий номер. Какая теперь разница?

Я тяжело вздохнул, положил голову на руль. Новость была дикой и буквально сносила крышу: я в ту далекую пору к смерти товарищей ещё не привык, а здесь речь шла о самом близком друге.

– Идите домой, – сказал я дамам. – Я поеду проветрюсь.

– В такой снегопад? Ты рехнулся.

– Идите домой, – повторил я и злобно сжал губы.

Ликёроводочные магазины в Юте – государственные. Власть монополизировала продажу спиртного, загнав виноторговцев в невзрачные помещения, находящиеся на отшибе цивилизации. Мормоны избегают употребления алкоголя, с подозрением относятся к кофе. Видимо, поэтому среди них столь высок уровень потребления транквилизаторов и антидепрессантов. Дорогу до лавки я знал: когда-то с горем пополам нашёл ближайший адрес в телефонной книге и даже дружил теперь с одним из продавцов, христианизированным корейцем.

– Как тебе Лас-Вегас? – спросил Джон, стуча по кассовому аппарату. – Классно, да? Я тоже туда собираюсь. Ты выиграл что-нибудь?

Я испуганно уставился на него: о поездке в Ньюпорт Бич на рождественские каникулы я сегодня моментально забыл, хотя мы действительно останавливались на ночь в Вегасе.

– Выиграл сто баксов… проиграл триста, – пробормотал я, прижал к груди хрустящие бумажные пакеты и вышел в мятущийся буран.

– Эй, что с тобой? – услышал я крик приятеля за спиною, но разговаривать с ним мне не хотелось.

По пути домой меня занесло, и я сел брюхом на поребрик, отделяющий улицу от тротуара. Ни туда – ни сюда. Машинка беспомощно вертела колесами в морозном воздухе, город был пуст: этот город обычно пуст даже в хорошую погоду.

Я вылез из машины, потолкал её немного, попытался раскачать. Потом отправился за помощью к корейцу. В глазах вспыхивали кадры залитых солнцем каньонов Зайон парка, пустынных трас Сьерра Невады, пляжей Южной Калифорнии.

– Я сразу заметил, что с тобой что-то не так, – щебетал Джон. – Как это случилось?

Я не знал, что ему ответить. Подробности собирался выяснять в ближайшее время. Вдвоём мы бойко раскачали автомобиль и за пару минут сняли его с бордюра. Я пообещал приятелю, что на днях схожу с ним в пивную, вернулся домой и сразу прошёл на кухню с литровкой перцового «Абсолюта» наперевес. Илана понимающе кивнула и поставила передо мной тарелку с копчёной кошерной рыбой, пересыпанной луком.

– Никто больше не звонил?

Супруга отрицательно покачала головой.

– Мне очень жалко тебя, – сказала она. – Хотя Гарри твой был самой обыкновенной сволочью. Извини, что я так о покойнике.

– Друзей не выбирают, – ответил я общей фразой и плеснул водки в квадратный барный стакан. – Других у меня нет!

С этим парнем мы дружили с детства, знали друг друга как облупленные. И музыку любили одну и ту же, и напитки, и девушек. С последними я оказывался немного удачливее своего друга, – сложности в общении были, но мы оставались с ним как бы одним целым, были взаимодополняющими элементами этого целого даже после моего отъезда. Какая разница, если он и был сволочью? Мне стало пусто без него. Неожиданно пусто, будто проект моей жизни оборвался и в одночасье перекроился… Мы мечтали, что когда-нибудь станем насмешливыми, циничными стариками… Сегодня всё это отменялось. Во мне не было и тени превосходства живого перед мертвым или шкодного поверхностного ощущения подлинности случившегося, от которого начинаешь важничать и вздыхать: я совершенно не был готов к его смерти, она застала меня врасплох, сбила с ног, положила на лопатки. Я позвонил его матери, всё ещё надеясь, что информация недостоверна, но «мама Неля» со сталью в голосе сказала, что была на месте катастрофы. Гарри разорвало на части после лобового столкновения с грузовиком. Остальные (она перечислила наших общих знакомых) отделались легким испугом. Случайностей не бывает…

– Будь осторожнее за рулём, – добавила она. – Его нет и больше не будет.

Разговаривая с ней, я думал о марсианских пейзажах Брайс-каньона, о красной выжженной земле, на которой так естественно смотрятся скачущие на конях индейцы и ковбои.

Женщина в телевизоре появилась ночью, когда жена с дочкой уже спали.

– Ничего страшного, – говорила она баюкающим голосом. – У тебя началась новая жизнь. В принципе, этому надо радоваться. Такие вещи делают нас сильнее. Впереди у тебя полно неожиданностей, – привыкай. Одна смерть отодвигает другую. Считай, что он погиб, чтобы ты или кто-то из твоих любимых людей жил дольше. Я тоже умерла, но это не мешает мне общаться с тобой, когда я посчитаю это необходимым.

Полагаю, что я был одним из многих её подопечных, выбранных ею ещё в далекие детские годы. Когда-то она являлась и другим детям, сообщая каждому то, что было в тот момент необходимо. «Не пей холодную воду». «Почисти зубы». «Не трогай канареек». Возможно, некоторые из моих сверстников после такой встречи впадали в панику и сходили с ума. Возможно, кто-то сохранял легкомысленное спокойствие, как и я. Бог его знает, как в шестидесятые годы были устроены телевизоры. Они могли походя выполнять воспитательную функцию или в массовом порядке шпионить за населением. Теперь, когда времена изменились, дикторша получила возможность свободно перемещаться по мировому эфиру, иногда подбадривая нас в трудных жизненных ситуациях.

С тех пор утекло много воды. Жизнь несколько раз поменяла своё направление, словно демонстрируя полную независимость от моих прогнозов и планов. В Россию я вернулся так же легко и бездумно, как и отсюда уехал. По ковру больше не бегаю, но, возвращаясь домой по выложенным керамической плиткой тротуарам, я часто стараюсь не наступать на её стыки. Я делаю это машинально. Лишь иногда загадываю желание, что если буду следовать выбранному алгоритму движения, мои дети вернутся ко мне, а моя мать будет жить как можно дольше.

Наталья Коробова. «Тюльпаны». Оргалит, масло.