siper-mihail-5-1

Поэзия диаспоры

Михаил СИПЕР (ИЗРАИЛЬ)

Поэт, родился в Нижнем Тагиле, в настоящее время живёт в кибуце Кфар Масарик, Израиль. Автор трёх поэтических сборников. Лауреат различных поэтических конкурсов и фестивалей авторской песни. Стихи Михаила Сипера переводились на английский, иврит, норвежский и публиковались в периодике и антологиях разных стран.

Михаил Сипер – поэт и бард. Многие его стихи стали текстами его же песен. Песенность и сюжетность – отличительные нюансы его поэтического характера. Кроме того, он обладает свойством приземляющего и полного самоиронии взгляда, переходящего в откровенные проявления поэтического юмора.

Д. Ч.

* * *

Поэт – математик слабый,

Он не тот, кто «сложил да вычел».

Он берёт обыкновенную бабу

И лепит из неё Беатриче.

Он берёт мордатую тётку

Со взглядом нетрезво-сизым,

Улыбчивую идиотку –

И делает Мону Лизу.

Все ахают, охают: «Как же он?

Так смело и так красиво!»

А поэт, устав от чужих жён,

Сидит и тянет пиво.

Глаза слезятся от выпитого,

Рубашка в разводах соли...

Дерево лепестками осыплет его,

А он тем и доволен.

Слова в тёплом воздухе кружатся,

Предлоги, глаголы, наречья,

На столе высыхает лужица,

Отражая луну и вечер.

Нужно беречь эту речь,

Стать родником этой речи,

Дать ей безудержно течь

Кровью в глубинах предплечий.

И в этот момент не надо ему

Ни суеты, ни давки.

Приятно, млея под взглядами,

Дремать на дощатой лавке,

Неважно – лёжа ли, сидя ли.

Волосы не убрать от лица,

А то бы люди сразу увидели

Шрамики от венца.

МАРКУ ФРЕЙДКИНУ

Жизнь долго не длится, словно грома раскат,

Когда-нибудь надоедает своё тело таскать.

В шуршащих часах – явно излишек песка.

Красные и белые тельца плывут наперегонки

В быстром течении единственной той реки,

Чей бег плотиной не укротили большевики.

Покрывается кожа лица параллелями,

А может – меридианами, кустами, аллеями.

Мы машем рукой на то, что раньше лелеяли.

Волос седеет, редеет и выпадает,

От движений расчёски безудержно пропадает.

И это в то время, когда Африка голодает!

Еще ползут по шершавой бумаге строчки,

Откровения выползают из оболочки,

Но уже ощутимо приближение точки.

Весь мир съёживается до картинки в окне.

Ноль семь цикуты – это что, всё мне?

Доволен ли я собою? Вполне, вполне, вполне.

* * *

Ах, какой чудесный мостик есть на канале Грибоедова

Над стальной полоской узенькой возле Спаса на Крови!

По нему идти не хочется, по нему влечёт проследовать,

Запахнувшись в шубу с бобриком, как недавно по TV.

А потом, пройдя парадное, вознестись в каморку стылую,

Кровь-любовь и тайны прочие выдать чистому листу…

Как светло, сплетясь в объятиях с неземной какой-то силою,

Задыхаясь, целоваться нам белой ночью на мосту!

* * *

Чтоб разом, без базар-вокзала,

Башку врага отъять от плеч,

Вчера весь божий день орало

Я перековывал на меч.

Хотя оно и возражало,

И он, конечно, возражал,

Я, положив труда немало,

Его на он перековал.

То не от злобы или спеси,

А очень точно знаю я –

Коль враг полезет в наши веси,

Не победим мы, не куя.

ИЕРУСАЛИМСКАЯ ФАНТАЗИЯ

Ну, чем торгуешь ты, зануда,

На рынке Махане Иегуда?

Как карандашен твой товар –

Сосисок розоватых жар.

Они вкусны и горячи,

Давай, в тарелку их мечи!

Со мной гуляет Вилли Брайнин,

Аристократски-иностранен.

Он смотрит на карандаши

И важно говорит: «Якши!»

Он мудр, и сед, и бородат,

Он, как и я, слегка поддат.

Мы дышим воздухом одним.

Вокруг – сплошной Иерусалим.

Гортанный шум. Торговый ряд.

Дождя гремящий водопад.

Пока нетрезвые бредём –

Мы живы. Мы не пропадём.

* * *

С балкона Сашкиного

Вся площадь «Плешки» нова.

А из окна его –

Улица Кунаева.

А мы – не политики,

Не аналитики.

Сидим, красиво

Пьём пиво

И, под стаканов звон –

Самогон.

Сидеть – как раз

Занятие простое.

Что вокруг нас?

Время застоя.

Пульс бьёт в виски,

Сжаты кулаки,

Но беспечно лицо худое –

Дело молодое.

На стенах коллекция икон,

На столе – самогон.

…Сижу один, спирт в крови,

Вполглаза смотрю TV.

Умерли все,

Трава в росе.

Что об этом блажить?

Надо так прожить.

Я пока ещё тут,

Пусть они подождут.

Я не спешу –

Пишу.

КАРТИНА

Я – юноша. Иду по мостовой,

Покуда день не кончен световой.

Усталость – чушь. Усталость – полный бред.

Иду, лучами жёлтыми согрет.

Здесь штукатурка, медленно паря,

В траву ложится. И, наверно, зря

Набит вещами старыми мешок.

Вдох-выдох-вдох. Смятение и шок.

Внутри картины – множество ролей.

Возьми себе, которая позлей,

Иначе снова будешь ни при чём,

Как одуванчик, смятый кирпичом.

На рамке позолота мажет взгляд

У всех подряд. Да-да, у всех подряд.

Я, чтоб себя от этого спасти,

Диагональю вынужден идти.

Резиновое время растянуть

Не так-то просто. Ветер студит грудь.

Я – юноша. Мне скоро шестьдесят.

На мне года лохмотьями висят.

* * *

Переулок, пропахший котами,

Мусор в чёрных пузатых мешках...

Жизнь бросала меня на татами

Не по-честному, исподтишка.

Лодка шла неожиданным галсом –

Из меня никудышный матрос...

Всё равно я упрямо держался,

Утирая расквашенный нос.

Что могло утонуть – не сгорело,

Кто был люмпен – пробился в князья…

Предавали друзья между делом,

Как меня предавали друзья!

Я менял за квартирой квартиру,

Чтоб себя от невзгод упасти,

Честным быть пред собою и миром,

Ну а там – хоть трава не расти.

И в январской промёрзшей пустыне,

И в июньском летящем дожде

Я надеялся: козыри вини,

Хоть давно были крести везде.

Исхлестало порывистым ветром

Занавесок тяжелую плоть.

Город. Стены. Квадратные метры.

Что-то ты недодумал, Господь.