Вместе специалисты по мелкой добыче, или рыбаки, и одна конкретная форма специалистов по крупной добыче, известная как фермеры, являются наиболее обычными расами днёмспящих. У рыбаков и фермеров разные предпочтения по среде обитания – рыбаки придерживаются открытых быстрых течений, где их добыча собирается в косяки, в то время как фермеры пасут скот на заросших водорослями и морскими травами пастбищах, где течения спокойны. Но эти местообитания взаимосвязаны и вместе создают матрицу чередующейся местности по всему мелководному морю, так что у обеих форм пересекаются ареалы обитания – у побережья Серинааркты, и только постоянно меняющиеся естественные границы позволяют противостоящим сообществам не пересекаться. Рыбаки питаются исключительно «рыбой» (хотя не всегда отделяют большую часть похожих на рыб неотенических метаморфных канареек от лучепёрых рыб!) из-за этических и культурных причин, считая, что убийство подобных животных более допустимо, чем поиск альтернативной добычи, которая может выглядеть и действовать больше как они сами.
Эти днёмспящие невероятно социальны даже вне своего собственного вида, интересуясь опытом других организмов, постоянно формируя связи с различными животными. В большинстве своём те становятся их питомцами, однако некоторые по своей сути более сложны – как, например, с родственным травоядным видом вьюрфина, морской игрункой – почти разумным порплетом, живущим в непосредственной близости от днёмспящих-рыбаков. Морские игрунки поняли, что находиться поблизости от них безопаснее, не только для защиты от менее доброжелательных рас днёмспящих, но и от других плотоядных: большинство хищников неспособны различать экотипы днёмспящих.
Эти межвидовые отношения продолжались столько же, сколько существовал экотип рыбаков, у которых за последние три тысячи лет сложилась система заповедей – как самопровозглашённые самые сильные, умные и абсолютно точно самые моральные из всех вьюрфинов, они должны защищать тех, кто в меньшей степени способен на это. Таким образом, их культура сильно связана с более мелкими и слабыми видами как морские игрунки, являясь многовидовым сообществом, хотя, в отличие от общества древодалов и могилороев эти взаимодействия остаются на периферии ежедневной жизни, и не являются равными отношениями по своей сути. Днёмспящие всегда становятся в авторитарную, родительскую роль, что укореняется далее пухлой, «детской» внешностью порплетов, провоцирующей родительский инстинкт в днёмспящих (по крайней мере в тех, которые не питались порплетами с детства). Рыбаки и морские игрунки могут общаться вербально, на протяжении поколений обмениваясь элементами языка, однако морские игрунки, разумеется, неспособны мыслить абстрактно, и их разговоры просты для днёмспящих.
Слева: двое рыбаков проплывают среди мелководного прибрежного моря в поисках пищи. Им составили компанию морские игрунки, питающиеся водорослями и вследствие этого не особо понимающие необходимость быть тихими во время поиска пищи.
Жизни днёмспящих-фермеров совершенно от жизней рыбаков. Они обособленны и даже неофобны, предпочитая оставаться среди своих. В то время как рыбаки – любопытные исследователи, которые лишь иногда могут быть агрессивны, фермеры в основном избегающие, кроме как когда побег невозможен. Их жизни более монотонны: пасти скот – шарообразных созданий, известных как ленноплывы, их основной источник пищи. Большую часть дня они проводят, защищая ленноплывов, которые, как и сами днёмспящие, не нуждаются в отдыхе, поскольку их мозг тоже спит полушариями. Выпас скота предполагает большую стабильность источника пищи по сравнению с охотой. Порой это также приносит и нападки со стороны рыбаков, и однозначно является источником давнего отсутствия согласия между двумя расами: ленноплыв не является рыбой, и не является даже просто другим видом птицы. Это довольно близкий родственник самого днёмспящего – порплет, родич морских игрунок. И, хотя рыбаки отличаются от фермеров, между их дальними двоюродными собратьями пропасть куда больше.
Оба происходят от ошейникового порплета, который разделился на два вида три миллиона лет назад. Их названия отражают их характер: морская игрунка – Pascoquaticus ludibundus, «игривый морской грейзер», а ленноплыв – P. Inops, «беспомощный водный грейзер». Первые являются диким типом и выглядят похожими на своего предка, в то время как ленноплывы были одомашнены уже долгое время, притом даже не самими днёмспящими, а их предками дельфибитами, происходя от популяции, которая контролировалась ими долгое время на протяжении сотен тысяч поколений. Морские игрунки стали несколько умнее за прошедшее время, чтобы лучше избегать предков днёмспящих, хотя их социальные структуры и психология всё ещё значительно формируются короткой жизнью, заканчивающейся в пасти крупного хищника. Страх остаётся их ключевой чертой, которая перекрывается любопытством, благодаря чему они находят время для менее значительных вещей, как игры.
А вот ленноплывы стали намного глупее – настолько, что утратили все признаки прежнего интеллекта, включая даже весьма примитивные вещи как основные эмоциональные состояния. Предки ленноплывов содержались предками днёмспящих без возможности побега долгое время – теперь благодаря этому ленноплывы живут без страха и прочих негативных эмоций. Они были значительно изменены тысячелетиями селекции, чтобы быть послушными и съедобными, поэтому любой страх был замещён постоянным чувством спокойствия: они не получали никакой выгоды от ужаса перед неизбежной судьбой. Тела ленноплывов изменились в соответствии с этим, наращивая настолько много жира, насколько это возможно при сохранении возможности передвигаться, и достигая зрелости раньше для произведения большего количества потомства. Эти два вида не могли стать менее расхожими на сегодняшний день. Морские игрунки полагаются на большие группы и одинаковую внешность, чтобы снизить шансы на то, что хищник выберет какую-то особь, в то время как на ленноплывов действовал искусственный отбор, в том числе на уникальные и интересные раскраски, почему теперь существуют во множестве оттенков.
Морские игрунки свободны, но живут в тени страха перед днём, когда всё кончится, пока ни один ленноплыв не свободен – они беспомощны без своих пастухов, тут же погибая от дикого хищника – однако каждый из них спокойной жизнью вплоть до неизбежной смерти на зубах своих смотрителей. Их некогда светлые умы стали настолько простыми для упрощения ежедневного присмотра днёмспящих за ними, что даже при смерти ленноплывы, кажется, не замечают ничего. Ощущение боли, необходимое только при наличии пути избежать её, у них притуплено. Они будут продолжать пастись, пережёвывая траву до тех пор, пока их тела не станут слишком разрушенными для продолжения действий. Фермеры, как животные с моралью, первым делом всё же убивают их, однако именно такая судьба будет ждать тех ленноплывов, что умудрились оказаться в дикой природе.
Умей ленноплыв говорить, он мог бы поспорить, что его жизнь намного лучше, свободная от волнений и ответственности, а продолжение рода всегда гарантируется. Но морская игрунка говорить умеет – и не соглашается с этим, предпочитая свободу безопасности. Разнящаяся эволюционная история сделала их различающимися друг от друга существами, больше не способными сообщаться или узнавать себя в другом виде. В морской игрунке ленноплыв вызывает чувство зловещей долины – как некое неправильное, устрашающее создание. Ленноплыв и вовсе забыл, как общаться: разговорные центры его мозга атрофировались, и он не может говорить или даже хотеть говорить. Редуцированы даже базовые социальные связи: матери не привязываются к птенцам, и наоборот. Птенцы просят пищу у любого ближайшего к ним взрослого, который отрыгнет пережёванную пищу рефлективно.
Личности ленноплывов были удалены, вне зависимости от того, насколько они могут быть спокойны на этот счёт. Сделать так было бы аморально по человеческим стандартам, и это считается неправильным и для рыбаков. Однако должен ли вызывать гнев этот древний грех, когда сам ленноплыв больше не помнит свободы, не может понять ситуацию, и уже никогда не сумеет заботиться о себе самостоятельно, отвергаемый даже сестринским видом? Так, две расы днёмспящих пришли к моральному тупику.
Справа: группа фермеров ведёт стадо ленноплывов по лугам морского бамбука, агрессивно отбиваясь от любого хищника, который попытается схватить их беспомощный скот. Ленноплывы продвигаются медленно, словно мячи, слишком круглые для нормального плавания.
С перспективы рыбаков несложно понять, почему они презирают фермеров, содержащих ближайших сородичей морских игрунок в качестве скота. Для рыбака, фермер представляется отступным убийцей, который держит в рабстве и поедает более слабых, не способных защититься людей. Но настолько же легко понять и фермеров, которые всего лишь хотят продолжать проживать свои относительно спокойные дни, не беспокоя никого иного. Ведь чем ленноплывы теперь отличаются от рыб, поедаемых рыбаками? Для них рыбаки – предрассудочные экстремисты, которые питаются лишь небольшой выборкой доступной пищи по неясным причинам, и вдобавок враждуют с прочими культурами днёмспящих, поедающих то, что им кажется неверным.
Обе стороны по-своему правы. Но также они более схожи, чем хотели бы думать. Слишком гордые и цепляющиеся за свои поверья, вместо того чтобы найти золотую середину они позволили себе разделиться настолько, что их зубы изменились, а языки разошлись.
Однако вскоре с океана придёт новая угроза извне знакомых мест, а с земли над прибоями придёт частичка их общего божества, и тогда их судьбы снова объединятся. Они смогут выжить только если вспомнят, что, как и прочие до них, они были сильнее, будучи вместе.