История Птицы

  Он относился к роду выносливых примитивных ворубей, называемых разговорщиками, которые смогли приспособиться к выживанию в холодной прибрежной степи юга Серинааркты, когда их родные леса исчезли. Однако его лучшая подруга называла его «Птицей». Похожие на ворон, с острыми клювами и не менее острым умом, его сородичи гнездились на отвесных скалах возле моря, питаясь всем, что найдут. Именно здесь много лет назад Птицу нашла Уголь, последняя представительница древодалов, последний тлеющий уголёк их цивилизации.

  Когда Уголь наткнулась на него одним утром после суровых ветров, она сжалилась над его состоянием: его крылья волочились по земле и много перьев отсутствовало; ранее он попал в бурю и был сильно ранен. В таком состоянии он не стал отбиваться, когда она осторожно взяла его в свои руки и подняла к шее. Он думал, смерть наступит тут же, в хватке хищника, и принял судьбу, слишком устав для борьбы. Его тело сжалось, ожидая момента, когда всё окончится, и потерявшаяся раненая птица застыла в ужасе. Но этот хищник действовал странно, слишком долго не наносил свой последний укус. Когда смерть не наступила через полчаса, он расслабился, а через час осмотрелся, расправив перья и начав ухаживать за ними, пока не вспомнил, где он находился. Но челюсти всё не смыкались на нём, страх ушёл, и он заснул.

  Когда он проснулся, было темно, и он растерялся. Он оказался в каком-то тёмном, жёстком кусте и тревожно закричал. Тогда старая древодал поднялась с пола своего дома, где отдыхала на постели из сухой травы, всё ещё прижимая птицу к шее. Птица теперь, однако, больше злился, чем боялся, каркая и кусая её пальцы, пусть кожа на её руках затвердела от возраста и подбирания колючих палок, и она почти не чувствовала гнева маленького создания. Когда он успокоился, она подняла вторую руку, напоминающую когтистую лапу хищной птицы, отчего эта птица закричала и раскрыла хвост в защиту… однако эти когти тоже отказались кусаться, вместо этого поднося к его клюву кусок мяса. Это всё было очень странным, но он был очень голоден, а потому, если он не умер сегодня, возможно, стоит съесть что-нибудь. С тех пор каждый раз, как странный гигант подносил ему пищу в своих когтях, он отвечал, как ответил бы родителю, предлагающему пищу в его детстве, до того как он покинул свою стаю. Он съел принесённый кусок. А затем другой, и ещё, пока не насытился. Это существо пока не убило его, и возможно не станет делать этого далее, а потому он больше не возражал против того, чтобы его держали.

  Прошли недели, месяцы, годы, Уголь и «Птица» полюбили друг друга, и увечья птицы излечились. Помогая ему восстановиться, Уголь нашла в нём понимание того, какие ещё маленькие радости можно найти в жизни и ради чего ещё можно продолжать жить. Птица же нашёл безопасность и компанию. Он будил её каждое утро, чистя её ресницы, а ночами засыпал на её пальцах. Большую часть времени он проводил рядом с ней, садясь на неё, пока она шла к берегу, чтобы найти себе еды, или поднималась на травянистую скалу, чтобы посмотреть на закат. Хотя его крылья снова стали сильными, и он иногда летал вокруг неё, но он никогда не улетал от Уголь, и они заботились друг о друге. В ней он нашёл партнёра, в могилороях, окружавших их, стаю. Он играл с детьми-могилороями в охоту, всегда оставаясь вне их доступа, и крал объедки и безделушки, пакостя взрослым. Очень редко ему приходилось проводить ночи не дома, в насыпных землянках могилороев, если оказывался снаружи после наступления темноты – он плохо видел ночью. Но с рассветом он всегда возвращался к Уголь – она была его человеком, а он был ей, как усыновлённый ребёнок. Они никогда не разлучались надолго, как в обещание, сделанное друзьями до самого конца.

Однако теперь всё внезапно стало очень, очень неправильным.

  Они похоронили её на следующее утро после её смерти, на холме, на котором она так любила смотреть на закаты.

  Это завершило длившуюся тысячи лет историю. В последний раз рогоух лёг в вырытую могилороем яму. В течение дня могилорои навещали её, отдавая дань уважения члену своей общины, особенной в том смысле, который она сама никогда бы не признала. Но первым, кто прибыл самым утром, и последним, кто отошёл вечером, был её самый близкий друг. Их связь была сильна… в тот день могилорои узнали, что не только люди могут скорбеть.

  Он не понимал, куда она делась. Почему её тело стало холодным, отчего потухла искра, как брошенный в море факел. Весь день он ждал, что она вернётся домой, снова скажет ему, что любит его. Могилорои останавливались рядом, смотрели, и оставляли его. Солнце село, и наступила темнота. Почему они не шли домой? Один могилорой прижал свою шею к его груди, и он забрался на него, как привык, и когда его забрали от неё, он жалобно запел, и пел всю самую длинную ночь в своей жизни. С первыми искрами рассвета он поднялся к холму, желая снова найти её, но там, где она лежала, не было ничего, кроме рыхлой земли.

  Она ушла.

  Он остался в деревне на несколько дней. В конце концов, это был единственный известный ему дом. Он был знакомым и безопасным. Но теперь он стал пуст. Могилорои приносили ему пищу, хотя он почти не ел. Могилорои знали о его важности для их друга и продолжали заботиться о нём даже в её отсутствие. Но они не были ей. Глубоко внутри себя он чувствовал тоску. Силу, которую он не сильно понимал, однако должен был следовать ей. Он взглянул на проверявшего его могилороя в последний раз, и оба разума встретились на мгновение, понимая, что произойдёт дальше. Он улетел.

  Он летел вниз по побережью, поднимаясь выше с каждым взмахом крыльев и чувствуя ветер под крыльями так, как почти забыл за годы, проведённые с Уголь, которая не могла поспевать за ним, если он летел со всей силой, и кого ему всегда приходилось ждать. Теперь ему не нужно было никого ждать. Он летел всё быстрее и быстрее, соревнуясь с триббетами-водорезами и другими птицами и смотря, как лодки уменьшаются в крошечные точки, когда он поднимался всё выше и выше. Он летел так, казалось, впервые за всю свою жизнь, пока деревушка не стала далёким воспоминанием. Теперь его домом был огромный мир – открытое голубое небо, бьющиеся волны, трава на холмах. Он уже почти забыл ту жизнь, которую вёл так долго, как и любое другое животное – они не задерживаются на том, что прошло. Им важно то, что происходит сейчас. Жизнь ещё оставалась впереди, и Птица собирался прожить её.

  Птица летел весь день, пока солнце почти не коснулось моря, и остановился только тогда, когда услышал что-то, что совершенно забыл до того времени. Напевание, спускающееся с холма, подносимое ветром к его ждущим ушам. Он развернулся и опустился на большой валун. Песня стала громче, это было не резкое оглашение территории или агрессивное бросание вызова самца, но мягкое и приглашающее щебетание самки, только покинувшей родной клан и ищущей партнёра. В сумеречном свете они приблизились друг к другу, он начал чистить её оперение, и она приняла; ночью они вили гнездо.

  Быстро началась остальная часть его жизни, и вскоре у этой птицы – теперь просто этой птицы, поскольку несказанное имя теряет всю важность – появились новые цели, поскольку у него и его дикой партнёрши появилось потомство. В некотором роде жизнь этой птицы напоминала жизнь другой, жившей несчётные поколения назад, последней разумной лепечущей сойки, также прожившей пару жизней: одну со своими, а затем – с другим видом. Но жизнь лепечущей сойки шла обратно: он потерял своих сородичей и жил с отличными от него птицами. Как эта птица, так и лепечущая сойка в конце жизни обзавелись потомством. И, хотя лепечущая сойка никогда не встретил другое разумное создание, через бесконечно длинную цепочку происхождения от него, начавшегося из-за гибридизации с близкими родственниками, в некотором роде он всё же нашёл, с кем поговорить, ведь разговорщики являются потомками лепечущих соек. Через спасённую Уголь птицу, с которой она сформировала связь, появилась эфемерная связь между двумя культурами, разделёнными широтой времени… нить между двумя людьми, что никогда не узнали бы друг друга напрямик. Через птицу Уголь последняя лепечущая сойка наконец смогла поговорить с кем-то.

  Недели эта птица приносил пищу своим птенцам, поскольку он был невероятно хорош в её поиске. Он приносил небольших рыб с побережья, насекомых из травы, но куда чаще он подбирал остатки пищи из ближайших поселений могилороев, которые не знали его и не подозревали о его смелом воровстве. Он не прекращал задумываться о них долгое время, поскольку где-то в глубине его разума оставались чувство привязанности и счастливые воспоминания о времени, проведённом с этими существами. Но это была уже завершённая жизнь, а у него была другая, которая шла сейчас. И теперь их роль осталась ограничена предоставлением пищи его весьма голодным детёнышам, которым необходимо выжить.

  Однако птица не забыл всего, чему научился с Уголь. По ночам, насиживая потомство рядом со своей партнёршей, он говорил с ними. У него остались лишь блеклые воспоминания о том, где он научился этим звукам, но он помнил, когда и для чего их нужно использовать.

  «Я люблю тебя, Птица,» – шептал он своим птенцам в тишине ночи. Как они стали взрослыми, они тоже научились говорить эти слова, отзывавшие к прошлой жизни их отца, которую они никогда не знали. Прошли несколько поколений, и дикие разговорщики побережья начали говорить друг другу слова привязанности на языке могилороев, фальцетным голосом второго, ныне вымершего софонта. Как и сам Птица, они не понимали слов, однако знали обстоятельства, в которых их нужно использовать.

  Очень долго эти слова передавались следующим поколениям, и эхо связи Уголь и Птицы разносилось даже после того, как истории обоих завершились. Воспоминание о редкой и важной связи между разными видами… идущее через глубины времени.