Жизнь на Серине развивалась двести пятьдесят миллионов лет.
С момента своего зарождения более четырёх миллиардов лет назад жизнь демонстрировала общую тенденцию к усложнению, и среди царства животных – к усложнению интеллекта, что пожалуй, легче всего наблюдать на примере эволюционной истории позвоночных, начавшуюся около шестисот двадцати миллионов лет назад. Когда первые земноводные, предки всех млекопитающих и рептилий, впервые появились и сделали свои первые шаги на суше, мир не видел более развитого животного с настолько развитым мозгом, как этих медлительных, несколько похожих на саламандр существ, охотившихся на беспозвоночных, до тех пор господствовавших на суше. Их потомки продолжили эту тенденцию, с первыми синапсидами (предками млекопитающих) и завропсидами (предками рептилий, включая птиц), демонстрирующими увеличенные черепные коробки и, по-видимому, усложнённое поведение. К концу правления динозавров, триста шестнадцать миллионов лет назад, даже самые маленькие из них были значительно умнее своих предшественников-амфибий, а некоторые их формы, близкие к ведущей к птицам линии, были даже умнее. Маленькие пернатые динозавры-паравесы были достаточно умными охотниками на мелких животных, и одними из самых умных животных того времени, но через шестьдесят шесть миллионов лет, когда на Земле стало господствовать человечество, выжившие птицы с похожими пропорциями мозга, как у курицы, не являются чем-то особенным. Появились даже более умные группы, в частности, воробьинообразные и попугаи, у которых ещё более крупный и сложный мозг. Млекопитающие, хотя они не имеют отношения к жизни на Серине, также демонстрируют эту тенденцию, эволюционируя от похожих на опоссумов животных к людям за тот же период времени, и некоторые неродственные линии, далёкие от них, как китообразные и слоны, тоже развивали более умных представителей независимо друг от друга. Даже беспозвоночные, обычно считающиеся низшими существами, не могут быть исключены полностью: головоногие моллюски, в частности, осьминоги, также демонстрируют развитие впечатляющих когнитивных способностей. Если бы это не было тенденцией, то крайне маловероятно, что так много неродственных групп животных достигли бы такого высокого уровня умственных способностей одновременно.
Разумеется, эта тенденция не является универсальным законом – эволюционный успех не зависит от более крупного и сложного мозга. Животные, которые оказываются в изолированной среде без хищников и конкурентов, как это происходит на островах – или в первые дни терраформированной планеты – демонстрируют снижение умственных способностей, так как большой мозг очень энергозатратен, и, если животное может обойтись меньшим, оно так и сделает. Именно так первые канарейки Серины изначально сломали общую тенденцию, став более глупыми: не боящимся хищников крупным и неуклюжим травоядным вряд ли нужно быть умными для выживания. Но по мере развития экосистемы тенденция вернулась, поскольку птицы начали использовать слабости других, чтобы прокормиться самим. Появились хищники, и травоядные должны были стать умнее, чтобы избегать их, а хищникам необходимо было всё же перехитрить их, чтобы добыть себе пищу, и так далее. В последующие эпохи это привело к увеличению сложности среди многих серинских видов, точно так же, как и на Земле.
К пангеацену одна птица перешагнула порог разума, а к ультимоцену тенденция к ещё более умным животных продолжается далее. Эволюционная «гонка разума», как её можно назвать, конкуренция и хищничество привели не одну-две, а множество линий к когнитивному прогрессу в более широком масштабе. Обычная ультимоценовая птица по развитию интеллекта в целом эквивалентна некоторым из самых умных их групп двести пятьдесят миллионов лет назад, сойкам и попугаям, а чрезвычайно умные животные, по когнитивному развитию схожие со слонами, обезьянами, попугаями и воронами голоцена, больше не являются исключениями и довольно многочисленны, и включают представителей независимо возникших линий, включая ворубей, бамблетов, щупальцеклювых птиц и метаморфавесов.
Эта тенденция не ограничивается птицами, и даже не позвоночными. Хотя у птиц было преимущество перед рыбами и беспозвоночными, динамика «гонки разума» не могла действовать исключительно на них. Сосуществование с птицами в относительном эволюционном вакууме привело к сильному селективному давлению среди этих «низших» существ, из-за чего они тоже развивались в сторону большей когнитивной сложности, в некоторых случаях достигая схожего с птицами уровня сознания, при том за довольно короткий промежуток времени. Среди них, в частности, заметны триббеты, из-за своей наземной природы и частого взаимодействия с птицами, благодаря которым несколько их групп достигли уровня интеллекта, который мы признаём продвинутым, стоящим наравне с хищными и приматами. Но и под водой лучепёрые рыбы шли собственным уникальным эволюционным путём, и двухсот пятидесяти миллионов лет для них было достаточно, чтобы развить более сложное поведение и социальные взаимодействия независимо от жизни на суше.
Среди беспозвоночных последствия этой тенденции менее очевидны, но не отсутствуют. Среди муравьёв до большего уровня совершенствуется эусоциальность: некоторые муравьи ультимоцена доводят до крайности ульевой разум, с подвижными колониями, функционирующими, как единый организм, более эффективно, чем любые такие до них. Индивидуальный интеллект, более сложный при малых размерах ввиду необходимости большого мозга для хранения информации, появился у водных беспозвоночных, способных достигать больших размеров благодаря поддержке воды; в частности, богатые питательными веществами моря Серины позволили улиткам достичь новых высот, и не только физического разнообразия, но и, у снарков, роста интеллекта, который у некоторых видов соперничает с птичьим.
По мере того как Серина приближается к её ещё далёкому концу, ранний ультимоцен служит кульминацией естественной истории мира: кульминацией всего, что произошло за предыдущие двести пятьдесят миллионов лет. Биоразнообразие находится на вершине, не затронутое климатическими потрясениями, которые случатся в ближайшие миллионы лет. Теперь взаимодействие жизни на Серине будет зависеть не только от странных физических форм её игроков, но и от их интеллекта. В мире, где добыча начинает интеллектуально соответствовать своим хищникам, разум быстро поразит весь мир в нескольких линиях, и динамика экосистем и эволюции больше не будет прежней. Когда «гонка разума» достигает апогея, интеллект становится общим, и много раз может вспыхнуть искра сознания, и кроме физических черт дальнейшую эволюцию начинает диктовать культура. Разум, как мы поймём в ультимоцене, является не каким-то внезапно достигнутым уровнем эволюции, а спектром – а также то, что он может быть не связан с цивилизацией в том виде, в котором мы её знаем. Мы знакомы с динамикой мира, в котором существует лишь одна цивилизация, действия которой могут иметь глобальной значение для биосферы. Однако разум не всегда приводит к этому. Для того чтобы построить цивилизацию, необходимы условия, которые могут не повториться, и физическая возможность для её создания. Когда разумные существа ещё подчиняются пищевой цепи, а также когда несколько животных начинают думать о мире вокруг них одновременно, всё может развиваться совершенно иначе. Однако естественный порядок вещей неизбежно будет нарушен в любой экосистеме, в которой существуют разумные существа.
Центральной темой ультимоцена становится интеллект.