Конец света: граница термоцена и пангеацена

Сто семьдесят пять миллионов пятьсот тысяч лет ПУ

  Прошло пятьсот тысяч лет с тех пор как мы в последний раз проверяли мир Серины, и условия становятся суровее и нестабильнее. Серина сейчас находится прямо на границе термоцена и пангеацена, периодом, отмеченным сильным вулканизмом, аноксией океана и распространением пустынных условий, которые продлятся в течение последующих двух с половиной миллионов лет.

  За последние несколько сотен тысяч лет между Страйатой и Валтирией образовался мантийный шлейф. Это результаты массивной серии базальтовых извержений, схожей на Стриатские траппы, положившие начало термоцену, но больше всего, что можно было увидеть в обитаемой истории Серины. К началу пангеацена, эпохи, которая будет характеризоваться наличием огромного суперконтинента и нескольких изолированных массивов суши, практически все остатки Страйаты будут погребены под магмой, достигающей высоты до пяти километров.

  Более сильные извержения Валтирийских траппов, в отличие от более ранних и менее разрушительных Стриатских траппов, будут периодически взрываться и выбрасывать в атмосферу огромное количество пыли и прочего мусора. После крупнейших таких извержений пылевые облака достигали и будут достигать такой концентрации, чтобы заблокировать доступ к солнцу. В результате, несмотря на глобальное потепление, начинались и кратковременные охлаждения. Не раз окружающие северный полюс регионы, Борея и Полярная Анциска, оставались запертыми во льду. В некоторых случаях это длилось более двадцати тысяч лет, достигая северной оконечности будущего суперконтинента. Несколько серий извержений были настолько мощными, что затемнили солнце в северном полушарии планеты на несколько месяцев. Последствием этого, кроме полного исчезновения растений в отдалённых северных регионах, является полное исчезновение наземных экосистем к северу от суперконтинента. Как рефугиум Полярной Анциски, так и изолированные земли Бореи стали бесплодными пустынями.

  В это время между наиболее экстремальными периодами извержений неконтролируемые парниковые газы приводят к экстремальным периодам нагрева. Поскольку извержения высвобождают тонны углекислого газа, каждый период охлаждения, как только пыль оседает, преобразуется в удушающую жару. Углекислый газ попадает и в океан, ухудшая его кислотность. Температура продолжает расти, и тают новообразованные ледники, вызывая повышение уровня моря. Температуры в морях достигают смертельных уровней на границе термоцена и пангеацена, до пятидесяти градусов по Цельсию в мелководных экваториальных морях – такие температуры смертельны для всей жизни за исключением бактерий-экстремофилов. Из-за того что моря стали почти безжизненными, а рыбы, водоросли и беспозвоночные остаются лишь в изолированных насыщенных кислородом участках у полярных морей, мало что может перемещать питательные вещества и растворённые газы через уровни воды. Океаны, уже бескислородные на глубоких уровнях, становятся полностью лишёнными кислорода из-за экстремальных скачков температуры. Углерод стал разрушительнее прежнего, а после полного прекращения фотосинтеза в северном полушарии и глобальном океане это означает, что малое его количество может поглощаться из атмосферы.

  В холодные периоды жизнь на Серине становится непригодной в любом месте к северу от экватора. Между ними температура на экваторе поднимается до шестидесяти градусов Цельсия, что смертельно жарко для почти всей жизни. Три миллиона лет между огнём и льдом разрушают оставшиеся экосистемы планеты до конца в интенсивные волнения атмосферы, которые будут назваться концом света, когда жизнь должна бороться за выживание как раз во время конца света.

  Южный полюс Серины является наименее пострадавшим в это время, но даже здесь климат суров для жизни по сравнению с термоценом. Условия сезонные, и достигают то температур ниже нулевых, то сорока градусов по Цельсию, и каждый из периодов довольно экстремален. Северная половина южного пояса жизни представляет собой засушливую пустыню, но прибрежные районы поддерживают более нормальные условия из-за океанических туманов и летних штормов. Истинные леса к этому времени ограничены тонкой полосой вдоль самого юга нового суперконтинента и совершают более девяноста пяти процентов фотосинтеза на планете в настоящее время. До конца вулканического периода это будет единственная экосистема на планете, которая будет служить для поглощения углекислого газа. В почти всех других местах фотосинтетические сообщества были разрушены. Моря достигают застоев, не виданных с начала гипостоцена, земля на экваторе иногда превращается в бесплодную, выжженную солнцем пустыню, а на полюсах иногда появляется сплошной лёд. Почти полная потеря фотосинтеза в глобальном масштабе приводит к существенному понижению уровня кислорода в атмосфере. Это усугубляется распространением анаэробных бактерий, производящих сероводород в экваториальных океанах. В сочетании с парниковыми газами эти события создают атмосферу, токсичную для большинства жизни. Кроме того, сокращение атмосферного кислорода привело к истончению озонового слоя, особенно вдоль экватора, а также южного полюса, где цепляются за жизнь последние экосистемы, увеличивая риски вредных мутаций к концу периода. Растения испытывали большую скорость в основном отрицательных мутаций, но сохранялись, компенсируя радиационное бесплодие огромным количеством потомства, обеспечивая выживание нескольких. Почти все оставшиеся наземные животные были вынуждены занимать ночные ниши для избегания солнечных лучей в дневное время.

  Граница термоцена и пангеацена является буквальным концом света для жизни, которую мы знали, и войдёт в историю как самое экстремальное, изменчивое и разрушительное событие в истории жизни – ещё разрушительнее Великого вымирания в конце пермского периода Земли. Более девяноста девяти процентов жизни будет уничтожено в течение трёх миллионов лет.

  Но беспорядок не будет длиться вечно. Крайний южный полюс обеспечил небольшой но стабильный очаг жизни для ограниченного количества наземной и пресноводной жизни, небольшой остаточной популяции. В конце концов континенты устоятся и магмовый шлейф отступит. По мере замедления вулканизма станет мягче и климат. Пресная вода из ледниковых шапок начнёт течь по поверхности более тяжёлой и практически застойной солёной воды, создавая мелкие реки из насыщенной кислородом пресной воды, текущие к экватору. За реками последуют растения: водоросли с северных островов и флора южного рефугиума. Вскоре море зарастёт ковром зелёной плавающей растительности, которая живёт лишь на этом тонком слое подходящей для жизни воды и распространяется с необычайной скоростью. По мере их роста они будут поглощать из атмосферы избыточный углекислый газ, высвобождая на его место кислород. Температура начнёт понижаться и дожди вернутся к экватору. Как только это произойдёт, луга и леса вернутся обратно на север. Медленно, но верно, жизнь повторно займёт области, очищенные в конце термоцена.


Пангеацен начался.