Добро пожаловать в пангеацен

  Десять миллионов лет прошло после того как термоцен уступил место пангеацену, и теперь можно увидеть ландшафт, далёкий от ада конца света. Зелёное и тропическое северное побережье нового суперконтинента показывает нам высокие зелёные деревья, колышущиеся в лёгком бризе под голубым небом. Волны мягко врезаются в залив с чёрным песком, и стая маленьких белых птиц летит низко над водой. Климат мягкий, тёплый и влажный.

  Десять миллионов лет назад это побережье было выжженной солнцем пустошью, омывающейся горячим и застойным морем. На сегодняшний день климат стабилизировался, растительная жизнь вернулась во все уголки суши, а в море жизнь начала возвращаться в здоровое состояние. Возвращается нормальный фотосинтез и планктон, и рыбы с беспозвоночными вновь диверсифицируются из своих изолированных убежищ. Почти полностью освобождённая от экологических ниш луна привела к новому взрыву видообразования, поскольку жизнь развивалась, чтобы занять пустые ниши, оставшиеся после окончания термоцена. На побережьях разнообразие уже очевидно, длинноногие птицы ищут червей в песке, крупные крабы убегают от волн, а косяки мелких рыб неторопливо кружатся на мелководье, время от времени расплываясь при приближении более крупного хищника. На первый взгляд начало пангеацена отражает начало гипостоцена – но это лишь поверхностное сходство. Наряду с такими примитивными формами Серина поддерживает и более инопланетных существ.

  Мы пойдём дальше, следуя по берегу моря, пока не подойдём к притоку, идущему в море из леса, и последуем вверх по этой речке. Она струится по тёмному вулканическому песку среди стволов широколиственных деревьев и одностебельных, похожих на пальму экземпляров, растущих скрученными. Подлесок разреженный, с несколькими видами широколиственных кустарников и разреженных трав со структурой листа как у папоротника, которые растут более плотно у краёв ручья. Разноцветные певчие птицы порхают между деревьями. Разноцветная ящерица – нет, примитивный триббет, окрашенный в яркие синий и оранжевый – срывается с места отдыха на ветке дерева и исчезает в расщелине в коре. Иногда в ручье собираются красочные рыбы, блестящие спинными плавниками и сталкивающиеся друг с другом в соревнованиях, а рядом прозрачные креветки, словно сделанные из стекла, питаются в густой растительности зелёных водорослей. Если следовать дальше по течению, не будет ничего крупнее маленьких птиц. Большое количество маленьких рептильных триббетов, у некоторых имеются подвижные паруса, можно увидеть везде на земле. Некоторые из них окрашены просто, другие – смело. Большинство отдыхают почти неподвижно, пока их не напугать: тогда они убегают на коротких и расставленных по бокам ногах, иногда карабкаясь вверх по стволам деревьев с помощью острых когтей. Один особенно маленький и зелёный, почти не видимый среди листвы, продвигается червеобразными движениями, сначала шагая передними конечностями, а затем хвостом, оканчивающимся «рукой».

  Куда ни посмотри, насекомые различных форм и размеров снуют по песчаному лесу, по земле, взлетают вверх. Некоторые из них, очевидно, жуки, но подавляющее большинство – это муравьи, по-прежнему наиболее заметные среди всех серинских насекомых и испытывающие возрождение разнообразия после окончания термоцена. Маленькие и похожие на мух муравьи жужжат в воздухе, кусая непокрытую кожу животных или питаясь нектаром красочных цветов, растущих на солнечной поляне, в то время как большая и похожая на осу особь тащит какую-то странную и коричневую личинку с двумя большими когтистыми руками в нору в песке. Некоторые крупные эусоциальные виды всё ещё собирают листья с деревьев и трав, как и их предки в течение сотен миллионов лет, но другие собирают пищу, приносимую водой: мелких утонувших насекомых и семена деревьев, прибитые к берегу. Время от времени в лесу нам попадаются большие структуры на нижней стороне ветвей дерева – это гнёзда. В лесу вновь доминируют муравьиные деревья, но они отличаются от более ранних тем, что являются потомками не бамбука, а широколиственных и ветвящихся подсолнечников, изначально принявших муравьиный симбиоз для конкуренции с бамбуковыми деревьями, которые они пережили. Похожие на пальмы растения больше похожи на травы, а не бамбук. При тщательном осмотре можно заметить, что у них не одна растущая почка, а комок полых стеблей и несколько листьев на конце этого ствола. У них нет собственных муравьиных колоний, но листорезы избегают их. Это происходит из-за того что они являются новой волной адаптивной радиации древовидных убивающих трав. Хотя их листья больше не производят гербицидный токсин вдоль края, так делают их корни для предотвращения конкуренции. От голодных броузеров они защищаются с помощью древесного сока средней токсичности, которого также избегают насекомые. Вокруг нет признаков крупных травоядных, что говорит о том, что эти растения по-прежнему неприятны для более крупной жизни.

  Маленькие и ярко окрашенные ракообразные, некоторые красно-жёлтые, некоторые – синие, снуют вдоль ветвей древовидных трав, находя убежище в мёртвых и сухих листьях или собираясь у верха растений, у которых в свисающих пучках есть зелёные стручки. Их панцири не больше вашего мизинца, и, хотя они с их длинными ногами напоминают пауков, это наземные крабы. Их яркие и бронированные панцири блестят на свету, пронизанные колючим узором, затрудняющим проглатывание. Словно чтобы доказать это, толстый коричневый триббет выпрыгивает на одного из них только чтобы выплюнуть потом, как горячие угли. На колючках краба остались капли густой белой жидкости. Хищник не скоро забудет, что не стоит есть этих маленьких ракообразных, а переживший нападение краб возвращается к стволу дерева. Поднимаясь через листья вдоль стеблей, он присоединяется к другим крабам, питаясь тем, что кажется плодами этих деревьев. Когда они открывают семена, те сочатся густым соком, похожим на производимый колючками краба. По сути, это то же вещество, а краб является единственным животным, заинтересованном в липком соке и семенах древовидной убивающей травы – он лишь сохраняет этот сок в тканях, освобождая его при помощи специализированных желёз в случае нападения хищника. Хотя краб больше всего интересуется именно семенами дерева, он потребляет и менее съедобный стручок, чтобы добраться до них, и принимает этот химический агент, который научился переносить. Но дерево производит урожай один или два раза в год, а поэтому крабы не только питаются семенами, но и собирают их в подземные тайники, чтобы полагаться на них в дальнейшем. Часто крабы забывают об огромном количестве, которое позже прорастает. Таким образом, крошечные крабы стали единственными распространителями семян этих деревьев в обмен на защиту, став другим уникальным примером мутуализма. Поскольку деревья производят гербицид в корнях, предотвращающий прорастание семян, их собственные семена также не смогли бы прорасти, если бы просто упали под родительское дерево.

  Чем дальше мы продвигаемся в глубь материка, тем больше река забивается плавающей растительностью. Именно здесь появляется что-то побольше, какая-то большая коричневая масса, бесшумно погружающаяся в воду при нашем приближении, оставляя только рябь на поверхности, показывающую, что здесь что-то было. Мы ждём несколько минут, но больше ничего не происходит, и тогда мы продолжаем двигаться по берегу, следя за водой в поисках дальнейшей подсказки о том что произошло. Если бы триббеты были обычными животными рядом с ручьём, они бы в изобилии встречались во всех формах и цветах на берегах реки. Но здесь есть только большой и зелёный триббет с коротким гребнем вдоль спины, цепляющийся за низко висящую над водой ветку, щипая листья сильными челюстями и угрожающе шипя при нашем приближении. Показывается и другой, с огромными жаберными сводами, перепрыгнувший с другой ветки и скользящий в безопасное место на другой стороне реки. Это были грязеройки – примитивные и похожие на лягушек предки триббетов с влажной и чешуйчатой шкурой. Теперь их можно увидеть сидящими в большом количестве у кромки воды, ожидающими какое-нибудь насекомое. Когда их побеспокоить, они все бросятся в разные стороны, прыгая с помощью своих хвостов, некоторые при этом скрипят и щёлкают. По полузатопленному стволу дерева, частично блокирующему поток, к воде пробирается другое странное животное. Это восьмисантиметровая, странная и безглазая личинка, двигающаяся примерно как гусеница, вытягивая себя вперёд когтистыми руками и потом подтягивая остальную часть тела. Она окрашена в оттенки коричневого и кажется более крупной версией уносимой муравьём личинки, которую мы заметили ранее. Но это вовсе не насекомое, а личинка метаморфа, скорее всего какой-то простой певчей птицы, которых много в лесу. Её глаза являются просто щелями, и пока что зрение плохо развито – она находит свой путь по запаху и осязанию, для этого развив вдоль тела щетину. Но эта особь кажется потерянной. Она быстро движется вниз по стволу дерева, пока не доходит до воды – однозначно не то место, где она хочет быть. Но всё же она спускается под воду и продолжает махать своими руками, двигаясь прямо в зазор между бревном и противоположным берегом. Но прежде чем добраться до другого берега, она делает кое-что ещё более удивительное – погружается под воду. Расширив свой рацион и включив в него детрит со дна пруда или мелких водных животных, она стала полуводной, сохраняя проницаемую кожу куда дольше других личинок и продолжая дышать через неё. Она теперь может дышать как воздухом, так и водой, пока остаётся влажной, и ювенильная форма отклоняется ещё дальше от возможной взрослой формы и ниши.

  Внезапно из воды появляется крупное животное, продвигаясь к берегу и оставляя за собой явный след ряби. Это лохматая коричневая птица размером с бобра, с маленькими глазами-бусинами и длинными щетинистыми усами, а также тёмной мясистой мордой, заканчивающейся щупальцеобразными усиками – очевидный потомок киранских водных нюффлов, единственного вида мягкоклювых птиц, переживших конец света благодаря своим водным адаптациям. В основном не затронутые наземными изменениями флоры и фауны, они были способны отступить на юг в безопасное место по недавно сформировавшимся рекам, которые образовывались по мере формирования суперконтинента, и покинули прародину незадолго то того как она стала непригодной для жизни пустыней. Они теперь крупнее предков и специализировали отростки на морде ещё больше, но этот экземпляр, кажется, изменился меньше, ища добычу, скрытую в грязи вдоль берега с помощью носа, двигая головой из стороны в сторону. Они никогда полностью не покидают воду, и эта особь поворачивается, издаёт слабый звук и ныряет обратно в реку, быстро двигая перепончатыми ногами.

  Далее река окончательно уступает место болоту, где течение едва заметно, а сплошная растительность покрывает большую часть поверхности воды. Агрессивно кричат большие жёлтые певчие птицы, кья-кья-кья, цепляясь за стебли тростника. Кажется, что они охраняют спрятанных насиживающих яйца самок, но пристальный осмотр обнаружит что-то более странное. Среди тростника были расчищены некоторые стебли и выкопаны неглубокие ямы, залитые водой. Здесь десятки крошечных, чёрных, извивающихся, полностью водных личинок ищут пищу в осадке, словно инопланетные головастики, размахивая руками для перемещения с места на место, как пингвины. Иногда одна или две взрослые особи, охраняющих детские, роняют кусочек пищи: мёртвое насекомое или маленькую рыбку – и детёныши начинают шевелиться и искать еду. Погружая крошечную челюсть в клюв, они потребляют пищу в течение двадцати минут, после чего мать или отец, одинаково окрашенные в жёлтый с чёрными полосами, кидают другую добычу. Родители этих метаморфов вторично развили активную заботу о потомстве, по крайней мере, в первые дни. Через несколько недель молодь покинет их и начнёт самостоятельно питаться на дне реки в течение следующих нескольких лет, в конечном итоге окукливаясь в норе рядом с берегом, чтобы появиться следующей весной как взрослая птица. В отличие от канареек девятого года, они будут жить так же долго, как другие птицы сопоставимого размера, то есть несколько лет, и ничто не будет указывать на их необычное детство, как обычно и бывает в их ветви птичьего филогенетического дерева. На самом деле метаморфы стали наиболее легко пережившей конец термоцена группой Серины из-за чрезвычайно адаптирующегося потомства и способности производить огромное количество потомства с минимальными затратами энергии, и очень вероятно, что они диверсифицируются дальше по мере продолжения пангеацена.

  На упавших брёвнах рядом с гнездящейся колонией в воду соскальзывает змеевидное существо. Оно извивается на поверхности, и мы видим, что оно дышит воздухом и покрыто водонепроницаемой чешуёй – это не угорь, а безногий триббет. По мере нашего дальнейшего продвижения грязеройки становятся крайне многочисленными, иногда скрывая берег, собравшись, по-видимому, для размножения и борьбы за партнёров. В какой-то момент быстрое и чёрное животное прыгает из берега реки в сборище и хватает одну из меньших однотонных самок грязероек. Остальные в панике прыгают в воду, а маленький хищник на мгновение останавливается, чтобы оглянуться. Его глаза крошечные, а тело имеет форму колбасы. Размером с обычную крысу, это явно птица с тонким и крючковатым клювом, чтобы крепко держать слизистую добычу, и у неё четыре ноги. Задние маленькие, с чётко дифференцированными пальцами, а передние большие, заканчивающиеся когтями. Отступая в вырытую на берегу нору, она движется неуклюже, словно морские черепахи, ползущие обратно в море. Она создаёт впечатление животного, которое не приспособлено жить над землёй и предпочло бы безопасность норы, но при этом обнаружило, что богатства вдоль берега реки слишком велики, чтобы упустить их. Исчезающий в норе, из которой пришёл, бамблет, единственная оставшаяся в живых вива, выжившая из-за терпимости к низким уровням кислорода и возможности спрятаться под землёй от суровой погоды и солнечной радиации будучи роющим животным, а также, по совпадению, первое четвероногое животное среди птиц, исчезает в своём подземном убежище.

  При дальнейшем продвижении в глубь материка болота начинают сменяться островками широколиственных лесов. Песок побережий сменяется почвой с влажным опадом, по которому скользит угрезмея в поисках мягкотелой добычи, а крупные сверчки, похожие на тараканов, попали в засаду хищных похожих на богомолов древесных крабов, спустившихся с полога леса для охоты, маскируясь под кору или мох. Здесь можно увидеть и первое крупное наземное животное, группу беспёрых птиц, отдыхающих на упавшем дереве у края болота. Они являются довольно уродливыми существами, окрашенными в коричневый и зелёный цвета, как болото вокруг. Они покрыты морщинистой кожей с сухими чешуйками и щитками там, где у других птиц находится оперение. Когда их беспокоят, они поднимают шеи, показывая черепашьи морды. Они делают всё вяло, неохотно покидая свои места отдыха, на которых закрывали глаза и прижимались друг к другу, но в итоге поднимаются, когда угроза действительно воспринимается ими. При поднятии они стоят высоко, как люди, с вытянутыми шеями и длинными руками, сложенными по бокам и оканчивающимися одним длинным крючковатым когтем. Их задние ноги расположены позади тела и выставлены по бокам, с четырьмя перепончатыми пальцами и большими когтями. Это вторично наземные потомки берегового мака, второго эндемика островов Киран, пережившего массовое вымирание, который, как нюффлы, продвигался через пресные воды, поскольку море вдоль южного берега островов оказалось закрыто перемещающейся сушей. Их замедленный метаболизм, позволявший принимать мало пищи в суровых условиях и даже входить в оцепенение в сочетании с эффективной дыхательной системой означал, что они были преадаптированы к суровым условиям конца света. Хотя они ещё являются хорошими пловцами и всё ещё предпочитают болотистые места обитания, эти эктотермные чешуйчатые птицы питаются в основном листьями, находящимися вне воды, на прибрежной растительности и низких ветвях деревьев, которые они могут наклонить длинными когтями. Как их ранние предки начала термоцена, самые маленькие особи в группе являются способными древолазами и проводят много времени на деревьях, отступая выше для того чтобы убегать от хищников, но без двух противостоящих пальцев на ногах они слишком неуклюжи там, и взрослея становятся слишком велики, чтобы хорошо лазить. Рацион из листьев трудно усваивается, а в сочетании с их медленным метаболизмом это требует много времени отдыха в течение дня. Но при атаке хищника их когти являются грозным оружием, и они могут стать крайне агрессивными.

  Это поведение вскоре и наблюдается у группы. Маленькие маки, один достиг половины размера взрослого, а второму несколько месяцев и он достигает всего шестьдесят сантиметров высоты, с удивительной скоростью поднимаются на ближайшие деревья, смотря вниз и следя за возможной опасностью, в то время как взрослые собираются вместе и расставляют руки. Угроза выходит из тени, делая себя видимой на освещённом участке – это большой триббетер. Взрослые маки опускают шею, рычат и вскрикивают, но будет ли этого достаточно?

  Триббетеры произвели временное разнообразие крупных плотоядных в самом начале границы термоцена и пангеацена, но пережили её конец только благодаря маленькому норному виду, который смог выдержать три миллиона лет суровых условий под землёй, выходя по ночам, чтобы охотиться на насекомых и мелких животных. Хотя первые крупные формы не выжили, этот маленький предок оказался в числе первых хищников, отреагировавших на экологический вакуум. Сегодня различные формы вновь появляются в их рядах, поскольку триббетеры восстанавливаются после своего близкого вымирания. Среди них есть новая группа гетеродонтных хищников, похожих на собак, с длинными режущими клыками в верхней челюсти. Они охотятся на крупных животных, и их ноги длинные и держатся полностью под телом, позволяя им бегать с высокой скоростью – и их метод охоты заключается в том чтобы догонять добычу. Задняя нога мускулистая и может запустить животное вперёд, чтобы оно могло нанести укус в шею большими челюстями. В отличие от ранних триббетов, питавшихся добычей, которую они могли проглотить целиком или легко разорвать, эти новые хищники охотятся на животных гораздо большего размера и развили дополнительные зазубренные зубы в челюстях, которые эффективнее игольчатых зубов ранних триббетов и способны лучше рвать мясо на крупных тушах.

  Но в этом случае возможная добыча хищника превосходит его – он мог бы справиться с одним маком, но здесь их полдюжины, и они заметили его слишком рано, поэтому он не может устроить засаду. Пока чешуйчатые птицы следят за ним и продолжают рычать, он обходит группу лёгкой рысью на трёх длинных ногах и продолжает идти вдоль кромки воды прежде чем перепрыгнуть через небольшой промежуток между островками. Он почти совершает прыжок, приземляясь в воде в паре метров от суши. Достигнув берега, он вытягивает ноги и трясёт лапами, словно кошка. Хотя он был рыбой когда-то, прошло уже много времени с тех пор как он любил мочить свои ноги. И к тому же ему надо найти еду в другом месте.

  Даже здесь, в нескольких километрах от берега до леса, видно, что вся биосфера восстанавливается после массового вымирания почти всей жизни в конце термоцена. Хотя за последние десять миллионов лет эти немногие счастливчики уже диверсифицировались, пройдёт ещё сорок миллионов лет прежде чем биоразнообразие вернётся к прежнему уровню. Конец света привёл к массовому вымиранию не только птиц, но и рыб, ракообразных и даже насекомых. С лица Серины исчезли не только сериходы, тиранновьюрки, вьюрколопы, китовые птицы и почти все щупальцеклювые, но и подавляющее большинство морской жизни. Моллюски выжили только в пресноводных средах, поскольку горячие и кислые моря конца света стали непригодными для выживания – и потребуется много миллионов лет для замены рифообразующих гидр. Исчезли и гигантские морские слизни, и почти исчезли морские рыбы, из которых выжили лишь маленькие формы изолированных, насыщенных кислородом карманов у поверхности, но немногие выжившие пресноводные виды в итоге распространились и заменили множество вымерших. Среди насекомых концом термоцена были полностью уничтожены сверчки-бабочки, вероятно, наиболее специализированные из всех сверчков Серины и один из самых разнообразных отрядов насекомых термоцена, похожие на бабочек и развившие личиночное состояние, конвергентное метаморфам. Другие опылители, как медоносные муравьи и весперы, также оказались сильно затронуты потерей растений-хозяев с распространением опустынивания, поскольку их пища заканчивалась. Многие растения, зависевшие от них, пережили их в виде спящих корневищ и семян, снова оживших при благоприятных условиях, но обнаруживших отсутствие опылителей. Так многие растения медленно вымирали в течение многих лет после массового вымирания, если они не принимали новый метод размножения. Немногие растения, что всё ещё могли распространяться, как опыляемые ветром травы и использовавшие муравьёв для распространения семян мирмекофиты – обе группы относительно хорошо пережили вымирание, воспользовавшись преимуществом и быстро распространившись по планете, в более широком диапазоне, чем до конца света. Как только экватор перестал быть барьером для распространения жизни, семена пересекли моря воздушными течениями и вновь колонизировали бесплодные северные земли.

  Хотя функционирующая экосистема уже появилась, она значительно менее разнообразна и более однородна, чем до термоцен-пангеаценового вымирания. Многим животным и растениям повезло оказаться на южном полюсе, и от них произошли все остальные нынешние обитатели луны. Со временем разовьются новые группы, новые специалисты, и будут вытеснены старые. Будут сформированы новые места обитания и использованы новые ниши. Конец термоцена стал вторым генезисом для Серины, поскольку сейчас словно иная группа колонистов распространяется и развивает новые формы, подходящие для нового большого мира.