Могилорой

За последние пять миллионов лет одно животное начало развиваться по совершенно новому пути, запуская серию событий, которые изменят мир… на некоторое время.

Пять миллионов лет назад

  Пять миллионов лет назад, на половине пути между нынешним периодом времени и последним, посещённым нами, мир уже был значительно холоднее, но большая часть суши всё ещё размещала зелёные леса с мягким климатом. Подобные леса всё ещё покрывали большую часть Серинааркты, и их листвой питались бесчисленные виды рогоухов – похожих на оленей циркуагодонтов, которые развили подвижные хватательные придатки из своих ушей. Рогоухи развились в самом конце пангеацена и распространились по всей Серине в раннем ультимоцене. Как и все циркуагодонты, они были достаточно умными социальными животными. Их основными хищниками были их близкие родственники циркуагопсы и некоторые виды захваточцев, плотоядных щупальцеклювых птиц. То были угрозы, с которыми рогоухи развивались вместе, отчего приняли ответное поведение побега. Они не всегда были успешны в своих попытках, иначе они бы стали настолько многочисленными, что лишили бы лес зелени своими челюстями-триммерами. Но это были угрозы, к которым рогоухи на уровне популяций были приспособлены.

  Однако они никак не могли ожидать врага, который появился внезапно и застал их врасплох – а ведь это существо не использовало ни скорости, ни скрытности, ни грубой силы, всего лишь проявив поразительную степень планирования и предусмотрительности, чтобы поймать их так, чтобы рогоухи совершенно не смогли бы избежать этого. Под их носом, в тени более крупных и впечатляющих хищников, почти мгновенно, казалось бы, из ниоткуда появляется могилорой, притом как самый успешный охотник на рогоухов – этот хищник настолько эффективен в этом, что вызвал полное исчезновение как минимум одного их вида всего за несколько тысяч лет.

Южный могилорой, номинативный подвид, который развивался для обитания в экваториальных средах среднего ультимоцена.

  Разумеется, могилорой не возник из ничего в одно мгновение. Эволюция не так работает. Самого позднего предка его семейства можно увидеть более чем двадцать пять миллионов лет назад, в пангеацене: этот предок был членом аберрантной клады четвероногих птиц, известных как бамбарсуки, которые, в свою очередь, происходят от похожих на кротов роющих бамблетов (вив с настоящим живорождением), развившие гибкие запястья, которые могут нести вес животного, чтобы заменить остальную часть передних конечностей. Физически могилорой почти не изменился по сравнению с первыми бамбарсуками – это такое же коренастое животное размером с бульдога, которое создано для того, чтобы рыть норы и питаться падалью и мелкой живностью, а не быстро бегать.  Он никогда не смог бы догнать здорового рогоуха, и хотя он может вести себя устрашающе, блефуя, чтобы украсть добычу других хищников, совершенно иная поведенческая инновация позволила ему пробиться в ряды высших хищников. Когда другие хищники развивали более острые зубы, более длинные когти и другие физические приспособления, чтобы поймать добычу, могилорой развил более крупный мозг, с помощью которого мог решать проблемы с помощью инструментов, не дожидаясь изменения тела силами эволюции.

  И он чему научился, так это тому, как делать ловушки.

  Ему не нужно было прятаться от его добычи, поскольку они не считали угрозой маленькое неуклюжее существо с яркой, заметной пятнисто-полосатой шерстью, что позволило могилорою жить среди стада, узнавать его поведение, чтобы использовать против них. Отмечая тропы, которыми это стадо ходит ежедневно, когда под покровом темноты оно засыпало, могилорой возвращался к запомненному месту и начинал выкапывать глубокую яму в земле сильными когтистыми руками. Он ломал саженцы своим клювом с псевдозубами, сдирая на них кору, заостряя конец и частично закапывая эти палки на дне. Незадолго до рассвета хитрый охотник успевал выстлать яму ещё каким-то количеством веток и травы, чтобы ловушка стала практически невидимой. А потом он уходил. Стада рогоухов шли мимо, не проявляя интереса. Не зная. Могилорой никогда не преследовал их, как обычный хищник, поэтому они не обращали на него внимания, ведь следовал он за ними на некотором расстоянии. Он же косит взгляд в сторону ловушки, пока не скрывается в высокой траве, когда его добыча приближается всё ближе и ближе... пока одна особь из стада не заходит слишком далеко. Её копытная лапа проскальзывает сквозь обманчиво устойчивый покров зелени. Один громкий удар, жалобный крик, и стадо разбегается во все стороны от угрозы, которую не видит. Когда они все убегают, могилорой появляется на краю глубокой ямы и обнаруживает на её дне свою пищу, нанизанную на вертел как шашлык.

  Он спускается вниз и ест.

  Пять миллионов лет назад могилорои были очень умными животными. Однако они также были одиночны, утратив даже характерную для бамбарсуков парную привязанность примерно в то же время, когда начали развивать сложное охотничье поведение. Невероятно территориальные, могилорои обоих полов теперь терпели друг друга только в течение того времени, которое требовалось для спаривания, когда зов страсти на время подавлял их врождённое желание сражаться с себе подобными. Это была необходимая смена поведения, поскольку с одного участка леса можно собрать достаточно добычи, а в сотрудничестве не было необходимости, ведь требовалась только одна особь, чтобы построить совершенно новую ловушку всего за ночь. Однако это же усложнило передачу усложняющегося поведения, на которое они начали полагаться, ведь у него нет генетической основы.

  Поэтому в жизни могилороев осталась одна значимая социальная связь – длящиеся год отношения между матерью и её единственным ребёнком. В этот период жизни высокая концентрация материнских гормонов, высвобождаемых после рождения, подавляла естественную территориальность матери по отношению к детёнышу и вселяла в неё защитный инстинкт. Чтобы максимально использовать короткое детство, молодь могилороев развила исключительную обучаемость новым вещам в течение первого года жизни, чтобы быстро учиться и запоминать информацию почти фотографически. Так их матери могли продемонстрировать им нужные навыки выживания, которые пригодились бы им во взрослой жизни, и детёныши осваивали их всего за несколько месяцев, в основном путём подражания. Во время этого окна передачи информации детёныши впитывали знания, как губка, и на это есть веская причина: после первых тринадцати месяцев жизни окно закроется, и могилорой не сможет перенять другие навыки от родительницы, не освоенные до этого рубежа. Когда уровень родительских гормонов его матери упал, она прогнала детёныша в мир одиночества, и он не больше не формировал прочных социальных связей. Если повезёт, он сможет освоить все навыки, которые понадобятся ему, в юности. Вполне вероятно, что в этом более любопытствующем состоянии он даже может придумать собственные улучшения этого поведения – вещи, до которых его мать не додумалась бы, поскольку завела привычку делать именно так. Таким образом по всей популяции могилороев медленно, но верно, на протяжении сотен и даже тысяч лет распространялась культура.

  Так что и построение могилороями ловушек не возникло в одночасье: наверняка потребовалось много поколений, модифицирующих технику, чтобы довести её до совершенства. Оно даже могло возникнуть случайно, когда какое-то животное-добыча споткнулось о вход в нору, где жила мать-могилорой с потомством, из-за чего сломало ногу; воспоминание о случайной пище осталось у молодой особи, которая поняла, что большую добычу можно поймать, сделав яму специально, и начала рыть их. На протяжении тысячелетий самки каждого поколения (поскольку самцы не передавали того, чему обучились) немного улучшали методы, которым их обучали матери, пока примерно пять миллионов лет назад не появилась линия искусных строителей ловушек, которые выстилали ямы копьями и маскировали их на своих охотничьих тропах. Эта линия стала доминирующей в одном особенно важном месте – прибрежном лесу, который сейчас является Южносеринаарктанским лесным рефугиумом, находящимся вдоль северного берега Ледникового морского пути, где она обрела необычайный успех.

Однако в скором времени их успех приобрёл неприятные последствия для них самих.