Глава 9. Бесконечность

Десятки горожан заблаговременно приехали в местный аэропорт провожать итальянцев. Их привезли на заводском автобусе, как героев. Сопровождал группу Григорий Сергеевич Проценко и еще двое из заводского руководства. Заместитель директора был в строгом черном костюме - он летел с итальянцами до Москвы, чтобы предать их из рук в руки министерским чиновникам «в целости и сохранности», как ему было велено по телефону. Александр Дунданов тоже приехал с ними в автобусе на правах старого друга и первого переводчика. Он поразился огромному количеству провожающих, особенно - девушек и молодых женщин. Они плотной стеной окружили прибывших, оттеснили заводское начальство и разделили итальянцев на отдельные островки. В центре одного из таких островков из человеческих тел оказались Джулиано, Саша, Коля, ребята и девушки с завода, которых Саша не знал. Рядом на Андрюхе-Адриано висели две брюнетки, целовали его по очереди и просили позвонить, когда он приедет в Италию. Возле Жанкарло вытирала слезу пышногрудая блондинка, чуть поодаль Джино, обняв за плечи Сергея Дабагяна и Васю Дунданова басил и фальшивил «Подмосковные вечера». Ему помогали высокие женские голоса. Возвышающийся над всеми Бернардо в темных солнцезащитных очках, запрокинув голову пил из бутылки «Біле міцне» - крепленое виноградное вино местного разлива, которое почему-то имело не белый, а темно-фиолетовый цвет. Стоял типичный вокзальный шум, разбавленный итальянской скороговоркой и русскими солеными шутками. Александр видел, как играют желваки на скулах у Джулиано, как тот рассеянно улыбается и нервно, невпопад смеется. «Капо́» мысленно был в гостинице, он все еще прощался с Яной. Она не приехала в аэропорт, хотя накануне и обещала. С ней случилась истерика, и её пришлось оставить в городе. А вчера она выглядела довольно бодро. Встретив Александра она передала просьбу Джулиано прибыть завтра к двенадцати часам в отель, чтобы не спеша, без суеты, проститься.

- Я уже знаю, спасибо, - Саша сильно торопился, - он мне звонил. Обязательно буду.

Когда Александр поднялся в двести пятнадцатый номер, Яна была уже там. Или - еще там. Дунданов обратил внимание на припухлости вокруг красивых изумрудных глаз. «Или бурная ночь, или слезы прощания», - подумал он и, словно подтверждая его мысли, Джулиано шепнул при их традиционном объятии:

- Она плакала всю ночь.

Александр достал из «дипломата» два блока болгарских сигарет «БТ» и протянул другу. Он знал, что у ребят закончилось курево, а после своих родных сигарет они давились и плакали от «Памира» и «Примы», приобретаемых в азовских магазинах, - других сигарет в продаже не было.

- О, Мадонна! - Джулиано от души обрадовался подарку, - сколько это стоит?

- Сувэни́р! - Александр знал, что слово «подарок» по-итальянски звучит по другому, но они оба привыкли, делая друг другу мелкие презенты, говорить именно это слово - Сувэни́р!

На журнальном столике стояла початая бутылка коньяка и плитка шоколада «Аленка». Джулиано плеснул в три кофейные чашки, сделал приглашающий жест.

- За мой харашко́ друзя́ А́лекс и Яна, - выдавил он по-русски. 

У девушки глаза наполнились слезами, Саша заметил это и, чтобы разрядить обстановку, тоже по-русски брякнул:

- О, так ты уже освоил русский язык! Значит, сможешь нас в Милане встречать без переводчика, а то ведь…

Дунданов осекся и понял, что сказал бестактность: вряд ли Джулиано приглашал к себе Яну, хотя Саше он неоднократно делал предложения посетить Италию и даже хотел его взять с собой на Рождественские каникулы. Наивный, он не знал, что уехать из СССР в капстрану, пусть даже по приглашению коммуниста (Джулиано был членом итальянской коммунистической партии), было не намного легче, чем слетать в космос. Слезы уже активно капали в чашку с коньяком, но Яна, всхлипнув, пригубила, поставила чашку и вышла в другую комнату. Капо́ разрезал ножом упаковку с сигаретами, извлек одну пачку, сорвал тоненькую прозрачную ленту-предохранитель, аккуратно вскрыл серебристую фольгу, чуть приподнял из пачки сигарету и протянул Саше. Они закурили, и комната наполнилась клубами ароматного сизого дыма. Оба молчали, смущенные. К ним заглядывали суетящиеся коллеги, стреляли сигаретки, бросали реплики, жали на прощанье руку Александру, выходили, возвращались снова. Автобус уже стоял под окнами отеля, и можно было выносить чемоданы. Джулиано снял с телевизора картонную коробку с пластиковыми картами, которыми было сыграно несчетное количество партий «ска́ла куара́нта», достал из кармана сорочки ручку и быстрым нервным росчерком по-итальянски написал: «для Алекса». Секунду подумал, поставил подпись, дату и протянул Дунданову:

- Сувэни́р.

Заглянувший в номер Бернардо увидел эту сцену, подошел, взял у Джулиано ручку, тоже расписался на коробке и молча вышел. Грусть расставания угнетала, хотелось поскорее избавиться от этой тяжести. Джулиано снова разлил в крохотные чашечки коньяк и нажал кнопку кассетного магнитофона, покоившегося тут же, на столе.

- Позови, пожалуйста, Яну, - попросил Саша.

- Сейчас она придет, это её любимая песня, - тихо отозвался друг.

Звучал бархатный голос Джонни Дорелли. Это была и Сашина любимая песня «l'immensità» - «Бесконечность». Она была популярна и в СССР. Версию этой песни на украинском языке исполняла София Ротару под названием «Сизокрилий птах». Саша сделал перевод с итальянского и часто просил друга включить ее, когда бывал в 215-м. Нравилась ему не только музыка, но и слова:

Я точно знаю, что

Из каждой капли,

Из каждой капли, что падет,

Раскроется бутон,

И нежно бабочка взмахнет над ним крылом.

Я знаю: много лет

Я буду плакать в тишине,

Но ты же вспомнишь обо мне,

И не забудешь, нет.

Нет, не верю я,

Что буду ждать тебя всю жизнь я у окна.

Однажды ты придешь 

Из бесконечности далекой, 

И в бесконечность унесешь 

Мою любовь. 

Я уверена,

Что ты в один прекрасный день меня найдешь.

Твой нежный поцелуй, -

Я улетаю в бесконечность.

Меня на крыльях ты несешь

К моей любви…

В комнату медленно вошла Яна. Рыдания душили ее, она, не в силах их сдерживать, упала на грудь Джулиано, обвила его шею руками, дала волю слезам. Итальянец стоял, словно распятие, разметав в стороны руки с чашками, налитыми коньяком, и на красивом его лице отражалось отчаяние. Александру стало не по себе, он залпом выпил, плеснул еще дозу, опрокинул, глядя прямо в чашку, закурил. Вошел Проценко с переводчиком и еще двумя незнакомыми мужчинами. Они поздоровались и остановились в нерешительности. Саша подошел к другу, взял из рук чашки, осторожно поставил на стол. Капо́ мягко, но настойчиво разжал руки Яны, она, всхлипывая, отвернулась к окну. Выключил магнитофон и обратился к переводчику:

- Попросите, пожалуйста, их подождать две минуты. Пожалуйста!

Проценко и остальные покинули номер. Джулиано усадил девушку на диван, извлек из магнитофона кассету, протянул ей:

- Сувэни́р.

Реакции не последовало, только усилились её рыдания. Он вставил кассету обратно, выдернул шнур из розетки.

- Сувэни́р. - Он протянул Яне кассетник. 

Рыдания перешли в тихий стон. Итальянец был в отчаянии. Он умолял Яну успокоиться, просил Сашу перевести, что так не надо убиваться, что он того не стоит, что он не переносит женских слез, что плакать перед дорогой - плохая примета, что нужно поберечь такие красивые глаза, что им пора выходить, они задерживают всю группу. Девушка ничего не слушала, её трясло, она что-то пыталась сказать, но не могла остановить дрожь и разомкнуть губы. Мужчины утешали её, как могли. Саша принес воды, но стакан выскользнул из её рук, вода пролилась на диван, на прикроватный коврик и на мокрую уже от слез юбку. Наконец, Александр сумел разобрать, что она в аэропорт не поедет, что пусть ей помогут выйти, она поедет домой. Дунданов с другом выскочили на улицу, Саша поймал такси, усадил Яну, назвал водителю адрес девушки, заплатил и попросил водителя, чтобы тот помог Яне дойти домой. Джулиано чмокнул девушку в щеку, они возвратились в номер, схватили чемоданы и сели в ожидавший только их автобус.

Обо всем это вспоминал Саша сейчас в аэропорту, глядя в печальные глаза друга. В «дипломате», кроме двойной колоды пластиковых карт, лежал маленький кассетный магнитофон с песней «Бесконечность» - подарок Яне. «Вот и наступила та самая бесконечность» подумал Саша, обнимая Джулиано перед выходом на летное поле.

- Арриведе́рчи, ами́го. Ба́ста.

Дунданов отстранился и вопросительно глянул в лицо друга.

- Да, Алекс, она беременна и уже поздно что-то предпринимать. Я хотел оплатить операцию, но она категорически отказалась.

Он шагнул в открытую решетчатую калитку и побежал догонять своих по тяжелым аэродромным плитам.

Глава 10. Пожелтевшие листья

С тех прошло много лет. Умер директор «Машзавода», получив «за внедрение» золотую звезду Героя труда, состарился и вышел на пенсию его заместитель Проценко, тоже отмеченный орденской лентой. Многие заводчане, кто заслуженно, а кто и нет, получили премии и ценные подарки. Сергею Дабагяну, бригадиру слесарей-сборщиков, не пришлось тратить накопленные деньги: его премировали новенькими «Жигулями», где, как утверждала молва, стояли подшипники, изготовленные его бригадой. Валентин Петрович Петров, начальник цеха, оказался Яковом Аксертом и выехал с семейством на историческую родину в Израиль. Гордость горожан и любимицу приезжих - шхуну «Бригантину» разграбили и разрезали на металлолом. Выгорели и поседели некогда буйные смоляные кудри Александра Дунданова, кажется и не было никогда никаких итальянцев в тихом приморском городе, а все это - плод фантазии самого Александра Васильевича.

Но в погожие осенние дни, когда разъезжаются отдыхающие и пожелтевшие листья начинают слетать с деревьев, Александр Васильевич любит прогуливаться по изменившимся улицам и проспектам родного города, гулять по Приморской площади и всматриваться в лица прохожих. Иногда ему кажется, что нет-нет, да и мелькнет в толпе наследник разбитного Адриано, в низком тумане вдруг выплывет изящная фигура элегантного Бернардо, у альтанки мелькнет тень худосочного Жанкарло, а вдоль дамбы вразвалочку шагает крепыш Джино. 

Только красивое лицо Джулиано, впрочем, как и изумрудные глаза Яны, ему не встретились ни разу.

Чернев Владимир