Глава 3. Рабочие будни

Монтаж линии начался по графику. Не мог не начаться - слишком высокие кабинеты утверждали планы, схемы, очереди. Продукцию ждала вся страна. Более того, эта линия должна была стать альтернативным 

поставщиком подшипников нового типа, которые Советский Союз закупал раньше за немалые деньги за рубежом, и которые западные фирмы перестали поставлять, требуя освобождения каких-то мифических политзаключенных в мифических же политлагерях. Петров знал это, и чувствовал, что в его цехе бьётся пульс его великой страны.

Цех №5 представлял собой огромный прямоугольный железобетонный корпус с сеткой колонн 12 на 6 метров. Под потолком в разных пролетах носились четыре мостовых крана, три из которых предстояло демонтировать, а на их месте смонтировать многоярусные линии по накоплению комплектующих деталей и готовых изделий.

Генеральным поставщиком оборудования была Италия. Но почти половина красивых деревянных ящиков была маркирована - каждый по своему, и напротив символа «страна-поставщик» можно было прочесть: Германия, Австрия и даже крамольное «USA». Выяснилось, что итальянцы, особенно «капо́», - так они называли Джулиано, - немного изъясняются по-английски и Григорий Сергеевич, имеющий опыт общения с англоязычной публикой, вооружив себя и итальянцев словарями и разговорниками, активно посредничал между пришлыми спецами и бригадой Дабагяна. Оказалось, что и наши рабочие тоже не лыком шиты. Они хорошо понимают язык жестов и междометий, ориентируются в схемах и чертежах, изготовленных в каком-нибудь штате Юта, и, если улыбчивый Джованни просил «прэ́го маноме́тро», ему тут же доставали из красивого инструментального чемодана манометр, а когда Джулиано говорил «ба́ста, андиа́мо манджа́ре», то все понимали: «шабаш, идем обедать». Может быть еще и потому, что Гена Паскалов и Вася Дунданов из бригады Дабагяна были болгарами, а они по созвучию чуяли, что итальянское «манджа́ре» очень похоже на болгарское блюдо ма́нджу. 

Поэтому Проценко привлекали, когда уж совсем было невмоготу, но в таких ситуациях и сам Григорий Сергеевич мало что мог разъяснить. Тогда он вызывал спецов из отделов и служб завода, шла мозговая атака и через некоторое время выяснялось, что итальянцы ищут не заземление, а зануление, как обозначено в проекте, а зануление в цехе и вовсе не водится. «Сделаем», - обещали заводские умельцы, и проблема вскоре снималась.

Работа потихоньку продвигалась, контрольные звонки из Москвы становились не такими нервными, завод оправдывал надежды столичных кабинетов. К началу осени основной скелет автоматизированной линии пролег через весь пятый цех, монтировались направляющие второго и третьего ярусов, а под самым потолком уже висела «скворечня» - так называли цеховые остроумцы автоматизированный диспетчерский пункт управления. И хотя по проекту там все регулировки и развязки должен выполнять электронный мозг, на всякий случай в «скворечне» было оборудовано рабочее место со столом, стулом, телефоном и диваном - для диспетчера, который смог бы в трудную минуту взять управление на себя, а в остальное время - отдыхать или даже спать.

Итальянцев поселили в главной городской гостинице, в номерах «люкс» и «полулюкс». Собственно гостиница была единственной в городе, но поскольку имелись всякие ночлежки типа ведомственных квартир или туристических апартаментов с удобствами во дворе, без телефонов и воды, то горожане гордо именовали «Волну» центральным отелем. «Волна» располагалась напротив Центрального рынка, все городские автобусные маршруты проходили буквально под окнами отеля и до завода «ами́чи», - друзья по-нашему, - добирались за пятнадцать-двадцать минут.

В городе появились знатоки итальянского, которые «парла́кали» на жуткой смеси медицинского со скифским, и к девушкам теперь обращались не вульгарно «чуви́ха», а изящно «бамби́на», «рагаци́на» или «гали́на». С «гали́ной» же получилась целая история.

Однажды, когда у бригад Дабагяна и Джулиано уже был выработан некий язык жестов, мимики и терминологии, как у ацтеков, Сергей отозвал в сторонку своего слесаря-наладчика Василия Дунданова.

- Слушай, ты говорил, что твой брат работает в ресторане?

- Работает. Но не в ресторане, а в конторе ресторанов и столовых. Надо застолбить столик? - Василий знал, что попасть вечером в единственный ресторан почти невозможно. Обычно он родственными связями не злоупотреблял, но тут Серега просит, а это кое-что, да значит.

- Не мне. Я сам себе закажу, если потребуется, подумаешь, проблема! Червонец администратору - и столик твой. А вот у них, - Сергей кивнул в сторону конвейера, - действительно проблема.

Над их головами на горизонтальных направляющих присел Джино и озабоченно разглядывал ползущий под ним напольный конвейер.

- Оказывается, сколько они живут в гостинице, еще ни разу не ужинали!

- Что значит, «не ужинали»? Там же есть кафешка, да и столовка наша их кормит.

- Вот именно - кормит. Утром, до работы, они в нашей столовке завтракают, в обед - обедают, а работу кончил - вали домой. Они и валят в гостиницу. А вечером спускаются в кафе, а там: «местов нет», они - в ресторан, слава Богу, он возле автовокзала, недалеко, там тоже: «местов нет». Дать червонец «метру», такая светлая мысль в их темные головы не приходит, ну и по-русски, ты знаешь, они ни бум-бум. Они верят, что «местов нет» и уходят - не пивши, не евши. Если повезет, возьмут в буфете вчерашнюю котлетку, вот и весь ужин, - Серега сплюнул, как будто сам съел несвежую котлету. - Это мне Джулиано рассказал, то есть показал, ну, в общем, я догадался, как выглядит ихний вечерний быт.

Волнение бригадира передалось Василию. Он представил мытарства итальянцев, закурил, а мысли его запрыгали, одна резвее другой. «Неужели начальству не пришло в голову, что иностранные спецы должны ужинать? На каком телефоне искать брата? А самому тебе не пришло это в голову - ты же работаешь с ними плечом к плечу? Сам-то после смены - в семью, сытный ужин и теплая постель, а командированные и вонючей котлетой перебьются? Но не месяц же подряд?!!! Сейчас 11-30, брат должен быть в конторе».

- Так, Серега, я - наверх, позвоню брательнику, может и застану на работе, думаю, что он все уладит, он ведь там какой-то начальничек.

- Давай. А если не получится, пойду Проценко просить.

- Не надо, брательник все сделает, только бы его найти, я - мигом.

Василий через ступеньку преодолел крутую металлическую лестницу и спустя пять минут вальяжно втолковывал бригадиру:

- Сегодня в 19 часов брат ждет их всех на крыльце ресторана.

- Зачем сегодня? - Дабагян выходил из себя из-за бестолковости слесаря Васи, - им нужно каждый день, точнее - каждый вечер кушать, понимаешь?

- И сегодня, и завтра, и послезавтра, - Василий загибал пальцы на левой руке. Правой он помахал машущему сверху Джино. - Брат попросит директрису ресторана, чтобы им застолбили столик на пять персон… - Василий чуть помедлил и уже другим тоном обратился к Сергею:

- Не пойму, что он хочет, - Дунданов показал глазами на Джино, - обедать вроде рано ещё. 

Оба посмотрели на висячие цеховые электрические часы: до обеда оставалось почти полчаса, а в пятом цехе, уже по-европейски, ровно в 12-00 останавливалось всё. Кладовщики захлопывали окошечки, выключался верхний свет, все дружно шли на перерыв - кто в столовую, кто в бытовку, а кто и на месте разворачивал бутерброд и свежую газету.

Из-за шума включенного конвейера и не закрепленного кожуха слов Джино было не разобрать, да и толку в его словах - кроме «лублью» и «до звиданья» он так и не выучил ничего по-русски. Но жесты были красноречивы: указательным пальцем левой руки он показывал на запястье левой, где красовались японские часы фирмы «Сейко» на блестящем металлическом браслете - мечта любого стиляги. Затем Джино скрещивал обе руки над головой, потом правой же показывал вниз, под себя, на движущийся конвейер, забранный в защитный дребезжащий кожух. И снова - руки, скрещенные над головой, палец, указывающий на часы и вниз, на конвейер. Сомнений не оставалось: скрещенные руки означали «ба́ста!» - конец. Либо на обед, либо - домой. Но цеховые часы показывали 11-40, вокруг все были без часов - не позволяли условия труда, а высунувшийся из «скворечни» Жанкарло, наблюдавший эту сцену с высоты своего положения, недвусмысленно снял свои часы, показывал ими на цеховые и громко кричал «Стоп!». Аварийные кнопки отключения конвейера располагались на несущих опорах вдоль всей линии через каждые два метра и Сергей нажал ближайшую. В возникшей тишине захлопали дверцы, окошки, кто-то уже гасил свет, к ним подошли ребята, наблюдавшие эту сцену.

- В чем дело, «рага́ццо»? Приспичило? Хочешь сделать пи-пи? - подходившие задирали головы к стоящему над ними Джино. В ответ раздался хриплый баритон итальянца:

- Ми́а ве́тра да ороло́джио каска́то! Бум! - для наглядности итальянец снова живо показал рукой вниз - бум!

- Ну, слезай, бум, рассказывай.

Джино слез с конструкции, снял с руки свою «Сейку» и, тыча в циферблат, отдал Дабагяну:

- Ми́а ве́тра да ороло́джио каска́то! Бум!

Тут Сергей сообразил в чем дело и скомандовал:

- Ну-ка, Васёк, нырни в кожух, пока я тут на кнопке постою, чтоб никто не включил. Кажется, у него стекло с часов отвалилось и упало вниз.

Через пять минут хрустальное граненное стекло, промытое и протертое до девственной прозрачности, было водружено на японскую «Сейку», и развеселившиеся обе бригады дружно пошли в заводскую столовку.

Чернев Владимир