Глава 5. Достопримечальность
Глава 5. Достопримечальность
В ближайшее воскресенье Александр, как обещал, приехал к итальянцам, чтобы вытащить их из отеля и показать город. Было начало октября, бабье лето уже отзвенело, по сводкам метеорологов кое-где срывался снег, в других областях стояла слякоть, а здесь, в Азовске, оно было в зените. Зелень в парках и на узких улочках только-только начинала желтеть, в прогретом солнцем мягком воздухе снова зажужжали мухи, замельтешила спрятавшаяся было мошкара. С влажных деревьев свисали осязаемые только кожей лица тончайшие нити паутинок. Угомонились восточные ветры, море стояло гладкое и в нем, как в зеркале, отражались и редкие пушистые облака, и притихшее солнце, и красивый изгиб Азовской косы. Купающихся, однако, уже не было: отдыхающие разъехались, а для местных уже был «не сезон». Собственно, море и делало погоду в Азовске. Мелкое, особенно в прибрежной зоне, оно за три огненных летних месяца прогревалось в отдельных местах до тридцати градусов, а осенью очень медленно остывало и не подпускало холодные фронты, идущие с востока к Азовску. Зачастую местные ходили до ноября без верхней одежды, а первый снег мог выпасть в декабре, да и тот сразу таял. Впрочем, весной море тоже сдерживало приход тепла и, если в соседних районах уже цвели сады, то в Азовске только проклевывались почки и начинала зеленеть молодая трава.
Итальянцы явно ждали Александра и встретили его радостными воплями.
- Кофе? - Джулиано держал в руках дымящуюся чашку, в номере гостиницы стоял невероятно аппетитный запах свежеприготовленного напитка.
- Си! - Саша потянул ноздрями.
Двести пятнадцатый «люкс», куда собрались все его новые друзья, представлял собой двухкомнатный номер с крохотным холлом и совмещенным убогим санузлом. В первой комнате стоял диван черной кожи, два кресла, обитых дерматином, журнальный столик и телевизор, покоящийся на массивной неказистой тумбе. В углу комнаты, в большой, сбитой из тесаных досок цветочнице в форме перевернутой пирамиды росло некое пальмовидное растение с широкими, глубоко прорезанными, листьями. Видно было, что за цветком любовно ухаживают: земля увлажнена и вспушена, листья от свежей протирки лоснятся, как будто натертые воском.
Александр, потягивая на ходу кофе, прошел в сопровождении Джулиано, во вторую комнату. Тут стояла аккуратно заправленная кровать с высокими
деревянными спинками, квадратный стол, застеленный белоснежной скатертью, холодильник и сервант с разношерстным набором из не слишком дорогих сервизов. На подоконнике в картонной рамке размером с почтовую открытку Саша увидел фотопортрет черноволосой улыбающейся девушки.
- Можно посмотреть? - Дунданов взял фото.
- Да, конечно. Это моя жена - Анна. Она сейчас беременна, мы ждем ребенка, я с ней каждый день разговариваю, - Джулиано нежно кивнул на фото, - и ей от нашего молчаливого общения становится хорошо.
- Отлично устроились. Все живут в таких номерах?
- Нет, только я. Я ведь капо́ - старший. Остальные - по двое, в таких же номерах. Но там они только спят, все свободное от работы время мы проводим здесь.
- И чем вы занимаетесь в свободное время?
- Играем в карты, пьем кофе, слушаем музыку, - Джулиано кивнул на миниатюрный кассетный магнитофон, напоминающий советскую «Легенду». Рядом стояла пластмассовая коробка для карт на два отделения, из которой наполовину торчали две толстенные колоды карт. На крышке коробки, лежащей рядом, Александр прочел надпись: «RAMINO 3 STELLE».
- А в какую игру можно играть с таким огромным количеством карт.
- О, Мадонна! Много таких игр. Например, рамс или ска́ла куара́нте. Мы тебя обязательно научим, это будет очень интересно.
- Спасибо. - Саша допил кофе и отдал чашку, - а сейчас зови Джованни, что-то я его не вижу, я вас кое-куда отвезу.
- О, нет, Джованни нету. Он два дня, как уехал в Москву, оттуда - полетит в Италию. Он полетел жениться. Джулиано улыбнулся и посмотрел на фото жены.
- Но он вернется? - Александру успел понравиться улыбчивый Джованни.
- Нет, он не вернется. У него после венчания - путешествие в Австралию,
потом - работа в Греции. К нам приедет другой специалист.
- Ну хорошо, поехали впятером. - «Меньше вопросов у гаишников будет», - подумал Дунданов, и они пошли к выходу.
Несмотря на теплую, почти жаркую, погоду итальянцы захватили куртки, Джулиано надел пиджак, Бернардо прихватил кепку и темные солнцезащитные очки. Компания спустилась вниз, где их ждала приличного вида, свежевымытая «Волга», доставшаяся Александру по наследству от отца. Чистенькие, еще зеленые улицы Азовска они проехали за болтовней незаметно, хотя Саша пытался найти что-то «достопримечательное» по пути, чтобы об этом с гордостью рассказать итальянцам, но так ничего и не приметил.
Через четверть часа они въехали на Азовскую косу - длинный, кривой, как турецкий ятаган, полуостров, скорее, не полуостров даже, а песчаную отмель, врезавшуюся в море почти на двадцать километров. Коса имела разную ширину в разных местах и, в зависимости от этого, по-разному использовалась. Там, где позволяла ширина, теснились базы отдыха, санатории, пионерские лагери - практически всех предприятий города, отдельных учреждений области и даже обеих столиц - Киева и Москвы. Ближе к оголовку ширина косы составляла почти километр, и там разместилось производство по переработке рыбы с собственными подсобными службами и отдельной гаванью. Там же, где в хороший шторм волны перекатывались через косу с востока на запад, и ширина ее не превышала полсотни метров, располагались только пляжи. Впрочем, вся коса являлась сплошным пляжем, особенно открытая её восточная часть. Каждая база отдыха - от четырехэтажных солидных санаториев до деревянных ночлежек - имела собственный пляж, а попросту - зону, где летом отлеживались свои и чужие, но нужные люди. Весной же в этой зоне сторожа и местные браконьеры ловили осетровых, вспарывали ошалевшим рыбинам животы, выгребали сверкающую слизью икру, а рыбу зачастую так и бросали за ненадобностью - осенью добудут свежую, когда уцелевшая жир нагуляет.
По всей косе, между проезжей частью и пляжами, росли маслины - остролистые низкорослые деревья семейства оливковых, и в это время года продолговатые кофейно-голубые плоды гроздьями висели меж начинающими темнеть дрожащими листочками. Александр остановил машину, и друзья подошли к маслиновым зарослям.
- Угощайся, - Саша сорвал гроздь побольше, протянул Бернардо. В кепке, темных шикарных очках, он был похож на киношного мафиозо.
- Но-но! Дай вот ему, - Бернардо хлопнул по плечу идущего рядом Джино.
Джино резко присел, схватил левой рукой себя за правое плечо и крепко выругался. Все вспомнили о ножевом ранении в ресторане.
- О, Джино прости, я забыл, Бернардо встал перед другом на колени, - хочешь, я себе сделаю такую же рану?
Бернардо еще что-то говорил, стараясь загладить свою вину, но Джино уже поднялся, бормоча своим хриплым баритоном неведомые проклятия неизвестно в чей адрес. Джулиано уже снимал с дерева созревшие плоды и, как виноград, снизу заглатывал вкусные сахаристые зерна, перемалывая и выплевывая маленькие коричневые косточки. К нему присоединились Джино и Жанкарло. Бернардо ушел к берегу собирать ракушки. Насладившись маслиной, друзья поехали дальше, вскоре Александр свернул вправо и подрулил к двухмачтовому бригу, стоявшему, как библейский ковчег, на тверди земной, точнее - песчаной. Возгласы восторга и знакомое «бели́ссимо!» подсказали Дунданову, что это и есть та «достопримечательность», которую он судорожно искал глазами по пути на косу. Он пошел догонять итальянцев, которые уже осматривали судно, чтобы как можно красочней рассказать его историю.
Корабль представлял собой списанный рыбацкий сейнер, чудесным образом вынутый из морской пучины и установленный на небольшом мыске Азовской косы. Он был отреставрирован, любовно отделан и экипирован под пиратскую бригантину, разве только без пиратского черного флага - «весёлого Роджера». Корпус судна имел еще достаточно прочный металл, в котором были прорезаны круглые отверстия и вмонтированы иллюминаторы. В трюме, то есть в самой нижней части располагались кухня и буфет с тремя столиками, покоящимися на настоящих пайо́лах - решетчатых деревянных настилах, закрывающих килеобразное днище, которое уходило в песок на полтора-два метра ниже уровня моря. Над кухней, в кормовой части судна, на первой палубе размещался главный зал ресторана, забранный со всех сторон в решетчатые готические окна, так, что в зале всегда было тихо и сухо, и можно было гулять в любую погоду. Над главным залом, на второй палубе размещался открытый ветрам и штормам банкетный зал - для публики попроще, чуть поменьше главного, поскольку на второй палубе был еще и «капитанский мостик» - надстройка, в которой размещалась винтовая лестница, соединяющая обе палубы и кухню. За капитанским мостиком имелась площадка впередсмотрящего - небольшой балкончик, с которого хорошо просматривались оркестр и танцующая публика в носовой части первой палубы. Оркестр от танцующих, кроме небольшого подиума, отделяла настоящая, идущая через трюм и первую палубу пятнадцатиметровая фок-мачта из балтийской сосны, с ва́нтами, кра́спицами, растяжками, у́тками и прочим вооружением - по всем канонам морского дела. Часть второй мачты, тоже настоящей, была упрятана в конструкциях капитанского мостика, стенке главного зала и стойке буфета в трюме. Верхняя же её часть с двумя поперечинами возвышалась над капитанским мостиком очень внушительно и была намного выше первой, как и положено грот-мачте. Нос красавца-корабля венчал трехметровый бушприт, под которым распласталась огромная, чеканенная из белого металла величественная русалка с раздвоенным хвостом. Обе половинки хвоста морской девы облегали борта носовой части как раз над клюзами, из которых свисали настоящие якорные цепи - в городе имелся завод портового оборудования с цеповарным цехом. Настоящие двулапые якоря, кроме клюзовой цепи, держали ещё две увесистые цепи, прикованные к металлическим кольцам на корпусе.
Летом, в курортный сезон, между мачтами, а от них - к бушприту и корме на специальных растяжках-концах висели десятки разноцветных треугольных вымпелов, между которыми по ночам искрились электрические огоньки-гирлянды. С наступлением темного времени суток на верхушках обеих мачт зажигались мощные прожекторы, на самих мачтах - и днем и ночью весь сезон полоскались на ветру, взятые в рифы, паруса, а по бортам судна на верхней палубе висели красно-белые спасательные круги из настоящего пробкового дерева с гордой надписью «Бригантина». Весь такелаж, включая пеньковые лестницы и канаты, был настоящим: в Азовске имелся торговый порт, а первый секретарь, под чьим патронатом строился пиратский корабль, раньше был начальником этого порта. Завершали подлинность восприятия официанты, обслуживающие посетителей в тельняшках и плавках, что по «Правилам советской торговли» было немыслимой дерзостью. Метрдотель, с черной повязкой на лбу, закрывающей правый глаз, в морском кителе без знаков отличия, одетом поверх рябчика, стоял на пологом трапе и руководил потом посетителей.
- Стоять! Двое пошли! Я сказал - двое, а не трое, тысяча чертей!
Посетители принимали игру, беспрекословно подчинялись плечистому «Джону», и отбоя от клиентов не было. Официально ресторан «Бригантина» работал до 23-хчасов, но каждую ночь в два-три часа еще можно было подъехать из города, подняться в твиндек или спуститься в трюм, опрокинуть рюмку-другую, найти собеседника или подругу на ночь, благо неподалеку имелся палаточный городок, где за умеренную плату сторож впускал «влюбленных» или подпитых. Мало кто из отдыхающих уезжал домой, не побывав этом экзотическом ресторане, заезжали даже днем, когда он закрыт, чтобы «сфо́ткаться» на память. Местные тоже почитали «Бригантину» - по воскресеньям, если позволяла погода, сюда приезжали молодожены и свадебный кортеж превращал судно в мирный семейный ковчег, которому желали семь футов под килем, фотографировались на память, а затем обязательно разбивали опустошенную бутылку из-под «Шампанского о массивный якорь. К началу зимы, когда из-за непогоды визиты свадебных караванов становились невозможными, под клюзами скапливались горы битого зеленого стекла, а весной, перед открытием сезона, Александр с коллегами из общепита устраивали тут субботник и вывозили пару самосвалов стеклобоя во «Вторсырье».
Все это, как мог, Дунданов рассказал итальянцам и они, посокрушавшись, что не сезон и «Бригантина» стоит с заколоченными ставнями и задраенными иллюминаторами, тоже сфотографировались на память, - Александр предусмотрительно взял свой фотоаппарат. Джулиано, увидев огромный стальной якорь, уселся, как в кресло, на одну из его лап и крикнул саше:
- Алекс! Аде́ссо фото, прэ́го!
Они побывали и на дальней косе, осмотрели «нижний маяк», тоже достопримечательность города, полюбовались белоснежными лебедями на мелководье с западной стороны косы, прошлись по пустынным пляжам, собирая красивые ракушки и редкие монетки, оброненные летними купальщиками. Каждая найденная монетка, с криками о памяти, тут же выбрасывалась в море, наверное, «ами́чи» вспоминали традицию римского фонтана Треви́. Солнце уже клонилось к порту, когда уставшие и проголодавшиеся друзья возвратились в отель.