Шёл голодный 1947 год. А жили мы в селе Таштып, Красноярского края, в Хакасии.
Что меня, восьмилетнюю девочку, радовало? – Так это общение с природой. Сестра Александра работала на маслозаводе мастером по сыроварению. Я, бросив братика Николая на произвол, прибегала к ней. Шура кормила меня «ремнями», отходами от формовки головок сыра. Они аппетитно хрустели на зубах, и я была счастлива, что сытно наелась, но выносить их через проходную было невозможно. Мою голову она покрывала марлевым платком, в уголок завязывала молитву «Отче наш», и я бежала с корзинкой на Красный яр за лесной клубникой. А было мне всего 8 лет. Порой в поисках пищи убегала в поля, там я была свой человек: знала все съедобные травы: черемшу, кислицу, пучки…
Однажды нарвала охапку трав, уселась на траву, чищу кислицу и ем. БЫЛА ТРОИЦА. Вижу: идут женщины навеселе, ходили на природу отмечать праздник, поют. Остановились около меня, а я сижу и ем зелень, такая белоголовая, нечёсаная… Вздохнули, погладили по голове, развязали холщёвый мешочек, вынули два кусочка черного хлеба и протянули мне. Я онемела от радости, схватила драгоценный дар и,
даже не поблагодарив, стремглав полетела домой, знала, там голодный братик ждёт меня. Бегу, отщипну кусочек от своей порции и сосу, как конфетку. Прибежала, а Николеньки на подворье нет, только штанишки висят на жёрдочках ворот. «С хакасскими детьми», - догадалась я. Загоревший и чёрненький, он сливался с ними, и отличить его было трудно. Я зычно позвала его, и чёрный комочек отвалился от общей массы и покатился ко мне. Я угостила хлебом, и он жадно набросился на него. Так мы и жили… Так отмечали божий праздник, церквей не было, коммунисты запретили религию, о церкви я и не слышала, ходили по земле некрещеные, Да и сейчас не знаешь, идти или нет в нашу бердянскую церковь. Не будет ли это нарушением закона, не накличет ли это чей-то смертельный гнев. Борец-то я теперь никакой, мне 81 год. Такие вот дела…
С Великим празником, пановє и господа, со Святой Троицей!!!