8 февраля 2017 г.
Связь времен (2008 г.)
В 2007 году, после указа Ющенко об уголовной ответственности за непризнание и отрицание памяти жертв Голодомора, снова взвыли коммунистические СМИ, особенно российские. Наша, украинская компартия, которая всегда была отростком кремлевских партийцев, стала организовывать акции протеста и возмущения. На митингах во всех населенных пунктах страны, в том числе и в Бердянске, коммунисты заявляли, что никакого голодомора не было, что был неурожай, что в Поволжье тоже люди умирали от голода. Манипуляция историей всегда была коньком пропаганды в СССР.
24-го ноября 2007-го в Бердянске открыли памятник жертвам Голодомора в Украине. Я был на открытии, делал видеосъемку, записал воспоминания очевидцев, их жуткие рассказы о действиях властей и сокрытии фактов массовой гибели моих земляков. До этого я кое-что знал о тех событиях из рассказов близких, поэтому для меня эти факты лишь дополняли картину о целенаправленной кремлевской политике по отношению к Украине.
Летом 2008-го, когда кампания «антиголодомор» приняла невиданный размах, мой младший сын Егор, который после окончания ВУЗа, жил и работал в Киеве, приехав в отпуск, спросил меня:
- А почему такие противоречивые сведения о голодоморе? Одни говорят - это целенаправленное уничтожение украинцев, другие, те же украинские коммунисты, говорят, что это выдумки Ющенко и националистов. Где правда?
Мне стало стыдно, что я упустил эту тему в воспитании сына, хотя многие вещи о репрессиях, ГУЛАГе, искаженной истории второй мировой войны и октябрьского переворота 17-го года сын знал, не без моей помощи, в том числе.
- У тебя, слава Богу, живы две бабушки, - ответил я сыну, - одна 1921 года рождения, другая – 30-го. Голодовки были не только в 33-м году, но и в 21-22-м, и в 46-47-годах. Давай сходим к ним, ты их расспросишь, и вообще поговоришь об их жизни в Советском Союзе.
Так мы и сделали. Я взял видеокамеру, штатив, и мы два выходных дня посвятили «беседам за жизнь» у моей мамы и мамы моей жены. Краткое изложение бесед я выношу на эти страницы.
Вопрос к Марии Викторовне - моей маме:
- Бабушка, а ты помнишь голод 33-го?
Бабушка Мария: - Невозможно передать, как много тогда умерло людей, их не успевали хоронить. В 33-м умерли папа и мама моей мамы, мои бабушка и дедушка – Ганчев Дмитрий Родионович, 1880 года и Ганчева (Мутавчи) Степанида Дмитриевна, 1881 года рождения.
Тот же вопрос к бабушке Раисе Алекссевне Сазоновой - маме моей жены Елены.
Бабушка Рая: - 33-й год я не помню, но помню рассказы своей мамы. Мы жили в селе Богородицком (Юрьевка), родители ходили куда-то очень далеко, наверно, в Бердянск, менять посуду, одежду и другие подержанные вещи на продовольствие. Голод был такой, что люди могли убить друг друга за кусок хлеба.
У нас была соседка, Анюта ее звали, так она с моей мамой отправилась «менять». Мама наменяла, а Анюта возвращалась без продовольствия. Когда они подошли к реке, соседка решила столкнуть маму с моста и забрать еду, но подъехала бричка и подобрала обеих женщин. Потом эта Анюта призналась маме: «Прости, Лена, я хотела тебя с моста столкнуть и хлеб твой забрать для своих».
Бабушка Мария:
- Коммунисты и комбеды ходили по дворам, лазили по чердакам, копали в огородах, - искали спрятанное зерно. У нас тоже где-то родители спрятали хлеб, но его нашли и отобрали. Нам грозила голодная смерть. В это время мой папа, Виктор Иванович, поступил учиться на курсы механизаторов, там им давали паек. Это нас и спасло.
А еще была «репресация». Дядя Антон, брат моего папы, был сильным сыроделом, он был и портным хорошим, но сыроделом был самым лучшим. К нему пришел некий Ганчев и попросил брынзу, а дядя ему отказал: «это же не моя брынза, а колхозная». «Ну ты меня еще вспомнишь», - сказал Ганчев и написал на дядю донос. Дядю арестовали и увезли. Его сын Ваня, бедовый такой мальчик, написал в Днепропетровск, и поинтересовался судьбой отца. В ответ пришло письмо – «Ваш отец расстрелян через неделю после ареста, как враг народа».
Потом этот Ганчев переехал жить в Бердянск, где умер в полном одиночестве, завонялся и разложился в своей квартире, когда его обнаружили. Это была ему Божья кара за то зло, которое он сделал.
Я понимал, что для сына эти имена были пустым звуком, поэтому уточнил:
- А кто такой был этот Ганчев?
Бабушка Мария: - Такой себе бездельник, нигде не работал, ходил, выслушивал – кто что сказал, и докладывал куда следует.
- Стукачок?
- Да, стукачок. – Моя мама долгое время заведовала аптекой в ИТУ- ЯЯ 310/77 и жаргон понимала.
Я вспомнил о втором брате деда Виктора – Георгии Ивановиче.
- А дя́до Ге́рги? – В болгарском языке Георгий произносится, как Ге́рги.
Бабушка Мария: - Он был грамотным, работал в колхозе счетоводом. Когда, вместе с другими селянами, он пошел собирать павшие в поле колоски, конные объездчики догнали и поймали его, отобрали торбу с колосками и куда-то увезли. Там его сильно били по голове, так, что он надолго потерял рассудок. Потом память вернулась, а руки и голова дергались до самой его смерти.
Я помнил дедушку Георгия, в детстве мне было смешно, когда он меня гладил по голове трясущейся рукой, задевая уши, залезая в глаза. Мне мои родные говорили, что это у него после болезни такая тряска, но односельчане, когда я повзрослел, рассказали о причине этой «болезни».
Бабушка Рая: - У отца моего мужа, Дмитрия, было две лошади, их отобрали, а родителей услали куда-то в Сибирь.
Бабушка Мария: - По ночам по селу ездили верховые, ходили пешие комсомольцы, следили за тем, чтобы соседи не собирались на посиделки. И хотя газеты продавались, людям запрещали приходить в гости друг к другу на читку газеты. Мой папа, Виктор Иванович, выращивал табак у себя дома, и к нему заходили мужчины покурить самокрутки. При этом они занавешивали окна, закрывали ставни, чтобы свет был не виден с улицы. Собравшихся могли обвинить в том, что здесь собираются заговорщики против советской власти.
Бабушка Рая: - Зерно, овощи, все, что выращено дома, забирали полностью. Грузили в припасенные мешки и выносили. Мама плачет, голосит, а они выносят. Спасались обменом промтоваров на продукты.
Бабушка Мария: - Мои родители были середняками, и вроде бы не подлежали раскулачиванию. Папа дружил с одним из бедняков, у него был сын, комсомолец. Один раз сын пришел после комсомольского собрания и сказал своему отцу, мол, твоего друга, Виктора Ивановича, наметили к раскулачиванию. Приятель предупредил папу, они с мамой вынесли свои вещи, но это не помогло, имущество нашли и отобрали. Потом в школе я видела мамино пальто на какой-то девочке, оно было замызгано, спина испачкана известкой, которой были побелены школьные стены. Мы с моей сестрой Полей плакали в уголочке, увидев, как относятся дети к бесплатно выданной чужой одежде.
Бабушка Мария: - Перед войной вдруг стали забирать коров, - говорили, что по норме можно иметь одну корову на две семьи.
Бабушка Мария: - в 46-м году я училась в Запорожье, в фармацевтической школе. Иду домой после занятий, хлебный паек сунула под руку, тихонько пощипывала от голода, пришла домой, - пайка нет. Я расплакалась. Хозяйка квартиры спрашивает: «В чем дело, Машенька, кто тебя обидел?». А я говорю, что вот съела дневную норму, а ни разу не почувствовала, чтобы рот наполнился хлебом.
Бабушка Мария: - В 47-м году мы жили в Бердянске, проходим с твоим дедушкой, - мама обращается к моему сыну Егору, который не видел и не знал ни одного деда, они умерли до его рождения, - проходим возле памятника Ленину, а там лежит женщина, умершая от голода.
Бабушка Мария: - После войны мы с твоим папой, - это уже обращение ко мне, - снимали квартиры – сначала на горе, потом внизу, по улице Шевченко. Как-то, при очередном переезде, я не успела оформить прописку на новом месте, и меня вызвали в милицию. Там на подоконнике я прочла оставленную кем-то запись: «кто тут не был, тот тут будет, а кто был, тот не забудет».
А вообще, не было двора, которого не коснулись бы голод и репрессии. В каждом селе, в каждом городе были те, кто работал, и те, кто это заработанное отбирал, те, кто сидел, и те, кто сидевших охранял. Те, которые отбирали и охраняли, потом стали начальниками, остальные – врагами народа, - закончила свой маленький экскурс в историю моя мама, бабушка моего сына, Мария Викторовна.
В качестве эпилога к рассказам бабушек хочется добавить, что вопли об отсутствии Голодомора в Украине поднимают дети и внуки тех, которые… читай выше.