Дата публикации: 03.05.2015 2:13:11
Председатель вызвал начальника административного отдела, меня арестовали и препроводили в тюрьму. Это была киргизская постройка с плоской земляной крышей во дворе, огороженном обыкновенным в четыре пахсы дувалом. Арестанты помещались в двух маленьких темных комнатках с круглыми окнами, затянутыми пожелтевшей бумагой, с черно-блестящим от копоти очага потолком и с нишами, где сложены были гармошкой грязно-черные с признаками белых цветочков одеяла. Рядом в другой такой же комнатке помещалась стража с берданками, которые им было лень таскать с собой постоянно и их ставили иногда просто у стены. Когда меня привели, берданки были взяты на руку, как будто теперь перед ними был действительно опасный преступник.
Прежде всего, надо сказать, что все это меня больше позабавило, чем огорчило или напугало: ведь я получил возможность познакомиться с местной «тюрьмой», с ее бытом и ее обитателями. Все с искренней готовностью отвечали на мои вопросы, за что, когда, как зовут, где живет, какова семья, в каких отношениях с властями, посадившими его. Узнал, что иные сидят без всякого постановления, без суда и следствия, кто по оговору, кто из ложных счетов. Убийц и других преступников не было. Сидели «смутьяны» за неплатеж налогов, протестовавшие против насилия, т.к. за налог у одного, например, требовали жену за неимением имущества; другой требовал от бая возврата насильно отобранной телушки по решению аксакалов — и за это его сторонники бая засадили сюда, он сидит уже целый год. Арестантов было человек 10-12 и все их дела в таком роде. Я вижу, что тут сплошной произвол, личные счеты; что арестантов не кормят — в базарный день по старинной традиции их навещают близкие и дальние родственники и привозят им лепешки; у кого близких нет — живут за счет своих товарищей по несчастью. Из передач половину забирает себе стража, которая не имеет такого жалованья, чтобы прокормиться. Жалобу писать нет смысла, хотя и советское время, но оно не дошло до этой дыры: здесь еще по традиции царствовали (хотя и в новых званиях) те «пять кабанов», властители Кетменьтюбе, которых еще в преддверии революции вывел на чистую воду киргизский окын Токтогул Сатылганов. Сам поэт проживает здесь, неподалеку, и поет, но его тезка, тоже Токтогул — это один из выставленных им «кабанов», властителей Кетменьтюбе — стоит аулом из множества юрт чуть повыше поселка Алексеевского, на лужайки у речки Карасу — и держит в руках всю власть и большую часть богатства саяков; у него самые лучшие скакуны, больше всех баранов, коров, и юрты эти принадлежат ему, а не батракам, которые в них живут, «тутун» только не его, а люди — его, ему преданы, от него зависят так же, как и в Таласской долине. Председатель Джалалабадского окружного «Исполкома» Ашуров и зав.зем.отделом Батбаев, живя и «работая» в Джалалабаде, здесь держат под покровительством местных властей и богачей свою скотину и сколотили уже по 15-20 кобыл и по 2-3 сотни баранов. Саяки правят и из Фрунзе.
Не имело смысла писать жалобу и потому, что, во-первых, не найдешь бумаги; во-вторых, эту жалобу никуда не пошлют — она попадет в их же руки; в-третьих, если жалоба и дойдет в этом году до Пишпека, то ответ вернется на будущий год — скоро перевал закроется и почтальон в своем курджуме не сможет доставить ее в течение 8 месяцев.