Дата публикации: 17.08.2014 2:36:30
После весеннего предупреждения надо было ждать нового натиска, и все говорило за то, что это сделают во время уборки — хлеб и сено захотят все-таки заполучить в свою пользу. Я тоже готовился к этому. Очень важно было теперь не только скосить и убрать своими машинами, но привлечь бедноту к активным действиям, чтобы освободить ее от слепого подчинения баям. Я закупил в Аулие-Ата пятьдесят кос. Все они были насажены на черень с рукояткой, отбиты на наковальне и подготовлены к косовице. Конечно, нельзя было надеяться, что у каждого косаря своя коса — на десять юрт здесь едва можно было рассчитывать найти одну косу и то старую, выщербленную, без пятки, либо с отломанным носком. А важно было немедленно привлечь и возможно большее число людей, чтобы это выглядело как массовая демонстрация. После косьбы обещаны были народные игры: улак, кураш, состязание в беге и борьба. Лучшим назначены были премии.
После бегства баев и общепризнанной победы над ними, косарей пришло столько, что кос не хватило: за одной косой кое-где стояло двое. Настроение было праздничное. Люди пришли издалека. Косили с таким азартом, соревнуясь, что площади, намеченные на десять дней, скосили за два дня. Харчи у косарей, чтобы не разбредались в дневной перерыв, были «казенные», то есть наши, пришлось потратиться (то, что заготовили на неделю — съели за два дня). Это был «хашар» – «помощь». Косы все ушли на премии. На второй день хашара прибыл и «рабочком» Раимбек. Для установления факта его официального участия в хашаре, его попросили взять в руки косу и пройтись с ней — после этого он с чистой совестью мог разделить с остальными угощение, хотя по законам манаков руководитель должен, во-первых, ездить на лошади, а, во-вторых,, не работать лично. Тут ломались все традиции. Победа над баями увенчалась праздником песни: «вучи» — так зовутся песенники, импровизаторы, воспевали в самых высоких тонах наши дела, и «младший брат Ленина (Ленин — укасы) с нами, приехал, победил баев-манапов, научил как нужно жить беднякам». Все это было, конечно, на мой счет, но удивительное было в том, что после сафаровщины в этом темном углу все знали, что их вождь в далекой России.
Главной наградой были игры. Зарезали козла, выпотрошили его, зашили шов, отрезали голову, ноги по колено — улак готов. Тягаться по всем правилам стали на быках, так как лошадей у бедноты не было. Искусства в азарте было проявлено не меньше, чем на обычном улаке. Призы были обычные: один тур — двадцать копеек, один метр мануфактуры. Козла сварили и сделали общий кумчатай.
В забеге победил И.М-в, студент Ташкентского Г.У., находившийся у меня на практике по коневодству.
Борьба верховая (на быках) — стаскивание с седла, и пешая на поясах, выявила своих победителей, которые тоже получили призы.
Теперь уже скошен был не только клевер на двадцати пяти га, но и все сенокосные угодья вокруг Пятигорска. Часть скошенного и скопненного сена на наших рыдванах мы нашли возможность доставить нашим тамырам, которые нас выручали еще весной, а затем были верны нам и предупреждали о всех приготовлениях «врага».
С тех пор и в табуне перестали пропадать лошади, а если кто встречал казенную лошадь с тавром отделения в чужом табуне — приезжал и сообщал об этом. Одну лошадь таким образом табунщики нашли за сто верст от Чибыря по дороге в Кетмень Тюбе. Теперь все население повернулось к нам лицом, кругом были друзья, доброжелатели — и даже крупнейший из коневодов Кызылбаш, аулы которого со скотом тянулись мимо нас с зари до поздней ночи, — всегда наносил мне «визит», а осенью, уезжая «по делам» в Пишпек, оставил под мое управление свой табун в четыреста маток с обслуживающим персоналом — весь надоенный кумыс поступал в распоряжение моих табунщиков, что очень возвысило их среди населения. Вместе с кумысом их угощали жирной бараниной с кульчатаем — а Кызылбаш был очень доволен и благодарил за то, что ему сберегли все поголовье, среди которого будет теперь ходить и молодняк от наших племенных жеребцов.
Осенью все жеребцы были изъяты из табунов и поставлены на конюшенное содержание. Клевера, зерна и сена запасено было с излишком. Стога сена стояли в Талдыбулаке, где на зимних пастбищах паслись теперь не сосунки, а стригунки и те из рабочих лошадей, которые не нужны были в зимней работе.