Д.М.Милеев. Воспоминания. Смерть Ленина

Дата публикации: 01.03.2015 2:25:42

О смерти Ленина мы узнали от человека, который ездил в Масловку за зарплатой в первых числах февраля. Надо было отметить это горькое событие, и так, чтобы наши сторонники еще больше почувствовали, что противопоставляя себя баям, они на правильном пути.

О том, кто такой Ленин, вождь пролетариата, они знали лучше меня, т.к. знали это классовым чутьем.

В ближайший базарный день на Чатбазаре, где теперь, с наступлением НЭПа стали много продавать мануфактуры, мне удалось купить красного ситца 20м, какой обычно берут на женское платье, и 5м черного «трико», т.к. другого не было. Из этого материала мы сделали 53 флажка с черной каймой. При содействии Абдурахмана, Усмана и др. активистов, объявили в ближайших аулах, что устраиваем в память Ленина шествие на гору, где зажжем большой костер; что каждый должен запастись древком для флажка длиной в два кулача (5 аршин — по длине казачьей пики), древки надо было окрасить в красный цвет (в окрестностях Пятигорска добывалась красная глина, если нет краски), которые поступят в их собственность после траурного шествия, и связку сухого хвороста. У нас не хватало седел для лошадей: достали на один день 8 седел, у нас было своих 7, а следовательно 38 человек должны были ехать без седла. Но энтузиазм превзошел всякие ожидания: многие по своей инициативе приехали на лошадях, выпрошенных ими у баев, у родственников, с красными пиками в руках, и были вне себя от гордости.

Мой двор при штаб-квартире теперь превратился в мастерскую; каждому по списку (для контроля материала) выдавался флажок, чтобы он сам прикрепил на свою пику-флагшток. Но тут же я решил, что надо будет к этим флагштокам привязать лямки, чтобы можно было продеть ногу (в стремя) и так же руку — куда иначе всадник денет эту пику, когда будет салют из ружья, если он, как пику, не закинет его за спину. На это я решил израсходовать лошадиную шкуру, на которой мы, под руководством немца учились выделывать сыромятину. Теперь она пригодилась. Шкуру порезали на ремни и так же выдавали по списку. Когда все было готово, построились и начались упражнения. Я раздал 27 винтовок, которые хранились у меня в штаб-квартире, и по 1 патрону каждому, с условием, что винтовку передают после выстрела соседу, кроме меня. Надо было видеть, то чувство благодарности и воодушевления, которые выражали их лица, молодецкие позы перед ревнивыми женщинами, воодушевление, которое они, природные конники передали и своим коням.

Всадники теперь часа два обучались строиться, заряжать по команде «заряжай» и стрелять по команде «пли», и все без страха щелкали затворами — оказывается, все это умели делать.

Когда стало смеркаться, зажгли коптящие факелы (свитые из рогожи жгутом, пропитанные маслом и керосином) и, построившись в колонну по два, ружья за спины, с вязанками хвороста, и двинулись на гору.

Непредвиденный эпизод: приехало несколько женщин верхом на лошадях и с красными пиками в руках и потребовали, чтобы им тоже выдали красную материю. Я не предвидел этого, но т.к. это было искренним порывом на призыв, я им сказал: для Ленина мужчины и женщины все равны, вы правильно сделали, что приехали, спасибо вам, но сегодня позвольте вашим мужьям «взять голову» этого события, т.к. они привычнее держат ружья в руках (тут я решил, что дам ружья для салюта строго). Но на будущий год будут большие знамена по 2 метра красного гамзола каждое и с двумя черными лентами — они будут в руках 54 женщин, т.к. Ленину от рождения исполнится 54 года. На этом женщины успокоились, но пик не бросили, издали наблюдая за новым отрядом красной гвардии, в рядах которых были их мужья и знакомые.

Когда немного стемнело, над Пятигорском на горе был зажжен большой костер. Вся местность внизу видела это и, несмотря на глубокий снег в полметра и мороз с ветром, разносивший искры костра далеко вниз, многие присоединялись к нам, т.к. заранее знали о готовящемся. Я сказал у костра: «Ленин умер. Весь мир оплакивает его. Если до солнца 150 миллионов «чакрым» (мера длины) километров — на сколько хватит голоса, то в эти дни на солнце слышно, как плачет Земля — вы видите, что вот уже десять дней пасмурно и холодно и солнце закрыто тучей. Вы хотели, чтобы Ленин приехал в Талас и указал, как жить бедноте, — давайте по очереди сделаем 53 выстрела в его память из винтовок, чтобы тот, кто держит ружье и красный флажок с черной каймой, сказал этим Таласу, что он младший брат Ленина, и Ленин останется навсегда у него в груди». «Пролетар! Быз пролетар», — отозвались в толпе. Выстрелы один за другим накаляли воздух, лошади бесились в страхе, женщины пригнулись в седлах.

Когда все смолкло и успокоилось, я объявил, что сейчас мы поедем к штаб-квартире, сдадим оружие и лошадей, а кто окажется пешком — пусть соседи развезут всех по домам — и полным карьером, наперегонки с гиком и визгом поскакали вниз. Закончили проверку. Все снова бросились вскач и состязания по стягиванию друг друга с коня со своими теперь уже собственными флажками. Жаль, что все это было очень бедно обставлено, даже барана зарезать и накормить людей было не по средствам (их набралось бы свыше 100 человек), но все же над Таласом горел костер, сложенный руками самих этих людей, в груди у которых столько жажды хорошего будущего.

Но конники с флажками на красных древках, иные по двое на лошади, все еще толпились, не разъезжаясь, хотя и продрогли порядочно, и было темно и холодно, только у меня в комнате горела «десятилинейная» керосиновая лампа, и можно было различить только тех, кто попадал в полосу и без того слабого свечения и загораживал его. Чувствовалось, что теперь это не просто красные тряпки на древках, которые рассчитывали получить себе на заплаты кедей, не имевшие средств купить их себе, но что это еще витало возле них гораздо более возвышенное. Женщины тоже не разъезжались; угощать их было нечем. Я сказал: «Сегодня мы еще бедны, и я не могу предоставить вам союш, но вы зажгли такой костер, который отныне должен освещать вам путь, и вы сделаете свою жизнь богатой и приятной; все мы будем жить вместе, русские и киргизы и поможем друг другу сделать жизнь другой, чем ее могли устроить баи, завладевшие всем богатством и у вас отнимавшие последнее. Завтра утром мы встанем без Ленина, но мы зажжем в его честь костер, который не потухнет среди народов всего земного шара, потому что Ленин говорил то, что мы только чувствовали, но сказать не умели. Пусть будет ваша дорога благословенной. До свидания. Яшасын Ленин, яшасын пролетар!» И «яшасын», которое казалось таким «казенным», оказалось тем, без чего нельзя обойтись. Все разъехались довольные, одухотворенные какой-то новой идеей, которая теснилась в груди у каждого, но теперь она как-будто стала ощутимее и понятней. Сколько они мне доставили радости!

И особенно приятно было видеть спустя много времени, что эти флажки на красных древках в юртах не сразу пошли на столь нужные заплаты, а сохранялись в память этого дня. И многие еще приезжали из отдаленных мест (по пути на базар) и спрашивали, что это за костер горел на горе и не нужно ли красных соилей (за которые, как они поняли, можно получить кусок красного ситца — газмол).

И я научился здесь от них большему, чем знал из книг. Если так глубоко в чувствах этого темного народа живет искра Ленина и так свободно прорывается наружу его энтузиазм, то ведь это несметная сила, которую не затушить и не погасить ничем, а если дать ей действовать, подсказать путь, то ведь с ними можно всю землю насквозь пройти и строить общество, в котором действительно больше не будет ни попов, ни собственников, опозоривших нашу прекрасную Планету, насадивших рабство, голод, позор женщины, заразные болезни, чесотку, эксплуатацию. Но каков-то будет путь к удалению из общества этих его язв!

Как будущему художнику, мне в тысячу раз важнее увидеть чувства людей, знать о них, чем выполнять заданный ритуал с трибуной и с транспарантами, которые я почему-то воспринимаю рассудком, но не чувством. Конечно, в этом мой недостаток, из-за которого я никогда не стану чиновником и карьеристом. Мне хочется сделать иногда даже наоборот, чтобы получить реакцию чувства. Это действительно для меня дорого, и я бесконечное число раз должен это делать.