Дата публикации: 29.03.2015 2:57:35
На следующий 1925г. Меня пригласил на лето к себе на джайлау мой знакомый Иманали Саррсакал. Один из его «туганов» решил пойти сам с баранами на высокогорные сусамырские пастбища, чтобы лучше откормить их к зиме, а 10 дойных кобыл и большую юрту оставлял в верховьях Таласского Чичкана; на бараньих пастбищах лошадям нечего есть — очень высоко. А здесь в Чичкане для них раздолье. Плоские обширные пастбища все в цвету, обильные водопои, хорошие подъезды; отсюда и на базар недалеко — километров 50 по хорошей ровной дороге.
У меня был мой гнедой конь — Торы-батыр, которого я купил, когда уволился после ликвидации Арала.
Так как ко мне относились во всех аулах с уважением, то хозяин рассчитывал, что это поможет сохранности лошадей: воры не тронут и от баранты безопасно.
Он имел в виду всех хишаков, куйонов и дунёков (годовиков, двух и трехлеток самцов) продать в Андижане, а, вернувшись, на эти деньги купить двойное количество саулыков (овечек). НЭП создал к этому условия (прекратились реквизиции и конфискации, продразверстка заменена продналогом).
Кумыс с десяти кобыл поступал таким образом в нашу пользу. Чего же лучшего можно было ждать?
Я пригласил из Ленинграда к себе одного знакомого студента, у которого с легкими было неблагополучно, и врачи ему советовали пить кумыс. Он вскоре и приехал. Увидев утром стаю прилетевших уларов, от тотчас взял ружье и пошел охотиться. Вернулся с пустыми руками: «расселись по скалам, откуда ни зайду, они меня видят, предупреждают других, и они улетают». Так его охота продолжалась изо дня в день две недели. Он значительно окреп, загорел, чувствовал себя настолько бодрым, что… начал ухаживать за киргизскими девушками. Я предупреждал его, что в Талассе по данным комиссии, обследовавшей население — 90% больных венерическими болезнями. Он уверял, что предмет его вожделения — девушка «кровь с молоком» — не может быть больной. Да и все кругом такие цветущие, здоровые. И вот на вечер у него было назначено свидание. Она — жена молодого чабана, который со стадом находится в горах. Днем она приходит ко мне в юрту и просит посмотреть ее горло — она лечится ртутью, но ей не помогает (ртуть пережигают на железном противне и порошок съедают). При этом обязательно заставляют «пить воду», человека на 10-20-30 дней лишают пищи и дают только питье: на казан кипяченой воды — ложку молока. На воду сажают при любой болезни. Очевидно целебность этого приема подметила киргизская народная медицина, если так упорно им пользуются. Хотя это и ослабляет организм, но возможно, что организм, сам противоборствуя, получал импульс или стимул для мобилизации всех своих жизненных сил и освобождения от чего-то лишнего, выправляет дело.
Начисто отвергать этот метод не следовало бы, а лучше его изучить во всех аспектах с точки зрения современных научных знаний. Ведь наши знания законов природы всегда относительны, а древние люди знали много того, чего мы еще не знаем. В живописи мы, например, до сих пор не знаем, почему живопись 400 летней давности выглядит свежее, чем наши картины, написанные недавно. Технология эта стала заметно падать с конца 18 века (с Пуссена). Почему? Если связующее — сделайте такое связующее. Мы просто говорим, что это нас теперь не интересует. А не опасно ли такое высокомерие, и не приведет ли оно нас к посрамлению и в другом? И поэтому, многих уже привела, по крайней мере футуристов, произведения которых завтра уже потрескались, и потухли, и потеряли все, на что даже могли рассчитывать сами авторы.
Я исполнял обязанности врача в ауле, имел такие лекарства как борную, сулему, йод, аспирин, хинин, мазь от ожогов, от чесотки, керосин, бензин, марлю, вату и т.д., то есть то, что берешь с собой в дальнюю поездку. Утром к нам приходили в юрту пить кумыс со всего аула — пили как обычно из одной чашки, которая обходит круг по нескольку раз. Тут мой приятель стал подставлять свою эмалированную кружку отдельно и вызвал к себе неуважение — он ими брезгует. Над ним смеялись. За взрослыми смеялись мальчишки: подседлают ему лошадь так, что на подъеме подпруга рвется, седло скользит на хвост лошади, она поддает задом, и наш неудачник, не научившийся даже седлать за это время, летит под гору к удовольствию ребятишек, собравшихся посмотреть на этот номер.
Ему не стало прохода. Он резко изменил свое поведение и это его окончательно изолировало.
Вместо поправки он начал быстро сдавать, преследуемый мнительностью, потерял сон. Тогда он решил уехать. На прощание я ему убил улара, которого, как он писал, привез в Ленинград и там угощал друзей. Убить его было вовсе не трудно: каждый день на рассвете они появлялись над аулом, рассаживались по скалам, а затем, успокоившись, уходили парами на роскошные луга, покрытые разнотравьем и цветами. Эта царственная птица питается в это время цветами ромашки и других высокогорных трав. Только крайняя ненаблюдательность, послужившая поводом к насмешкам даже со стороны ребятишек, и могла привести к этим курьезным его охотничьим неудачам. Надо было только понаблюдать, куда улары идут отдыхать на дневку. Для этого они искали тень на склонах, обращенных к северу, и там под камнями мирно дремали. Подойти к ним в это время дня можно было на несколько шагов, если, конечно, двигаться осторожно.
Этой осторожности и знаний у него не хватало все эти полмесяца. Убитый улар был крупным самцом, достойным представителем этого семейства «горных индеек», как любовно называют этих птиц за их крупные размеры и нежное, вкусное мясо.
Тяньшанский улар несколько крупнее памирского, в его оперении больше темно-коричневых красок в сочетании с пепельно-голубыми, чем ржавых и красно-серых тонов, как у памирского и южно-гиссарского. А на юго-западе Гиссара — в хребте Ходжа Гургурата, Кетменьганты и далее на юго-запад — эти птицы становятся еще меньше, как кеклики, напоминающие больше цыплят, чем взрослых птиц Тяньшаня.