Дата публикации: 22.02.2015 2:10:10
Другим человеком со смелыми самобытными взглядами на жизнь был Усман — молодой парень, сосед и родственник Абдурахмана. Когда у нас во дворе опоросилась свинья, он очень привязался к поросятам: помогал их кормить, купать, и очень любил чесать им животы; поросята отвечали ему взаимностью: тут же ложились вверх пузом и, блаженно хрюкая, ждали ласки. Когда за таким занятием его заставали киргизы, плевались и сообщали, что он сам теперь опоганился — он невозмутимо отвечал им, что маленькие — не поганые, потому что они еще дети, а когда вырастут, станут погаными; с человеком тоже так: ребенок он безгрешен, а вырастет и пойдет ругаться, обманывать и заниматься погаными делами. И своих убеждений он не менял.
Усмана я научил считать простым, но уже арифметическим способом, как это делают лесничии в своих работах по таксации леса: четыре точки располагаются по углам квадрата — счет четыре; затем эти точки соединяются черточками — счет восемь; наконец, противоположные углы соединяются накрест и получается фигура (перечеркнутый квадрат) со счетом десять. По количеству таких фигурок легко изобразить сотни. И вот однажды Усман что-то очень долго сидел на корточках возле поросят и затем с мятым своим тельпаком в руке запыхавшийся и с горящими глазами прибежал, выкрикивая: «десять тысяч, десять тысяч!». Оказывается, он сосчитал, что в помете у свиньи было из двенадцати поросят десять свинок. Он помножил это на десять и получил количество голов приплода будущего года 10х10=100; потом он сотню умножил еще на 10, потом еще на 10 и получил то количество скота, которое получится у хозяина, если он будет разводить свиней через три года. Это его привело в такой восторг, что он не находил себе места и пришел к самому общему вопросу — почему арифметика дает человеку возможность хорошо устроить свою жизнь, а люди кругом бедные — русские живут лучше в поселках потому, что они грамотные и свиное сало едят. Мечта стать богатым завлекала его своими радужными перспективами: он сделал себе книжечку из нескольких листов с надписью «дебет» и «кредит» (в канцелярии у меня оказалась такая старая, неиспользованная книга), пришил себе на свою довольно еще новую вельветовую курточку боковой карман, обзавелся огрызком химического карандаша и постоянно носил все это при себе. Усман был отличным математиком. Как жаль, что он был неграмотен. Через некоторое время как раз по кармашку ему пришлось зеркальце: оно перекочевало к нему из моего походного багажа — оно мне было не нужно — т.к. я брился без зеркала, а бритву постоянно возил с собой, т.к. нужно было бриться чрез день-два. Он очень любил смотреться в зеркало, уверяя, что его считают за русского (у него были каштановые волосы и голубые глаза), втайне мечтал о золотом зубе во рту и прическе, однако, эту прическу ему никак не удавалось вырастить и, если одну пятницу он как-нибудь пропускал, то в следующую его обязательно обреет аульный цирюльник, делавший это бесплатно, считая, что хоть этим он может заслужить у бога зачет, чтобы попасть в число праведников.
Усман знал много песен и под свой «четмек» (маленькую самодельную балалайку) вдохновенно их исполнял. Если я бывал дома, он обязательно приходил с балалайкой — это означало, что он готов сегодня много петь и его не надо было уговаривать. Песни были очень мелодичные, например:
«будурман тоудын арджаш
архарлар ужшоб келекалды...»
или
«Кырчи, кырчи, кырчи тал
Кырчи талга джилкын сал...»
На Чылбазаре у меня был еще замечательный артист, Маскара, узбек по национальности, который добывал себе хлеб тем, что по базарным дням готовил плов в компании торговцев-узбеков и занимал их представлениями. Это было забавно, интересно и так увлекательно, что он был нарасхват.