Дата публикации: 09.11.2014 3:34:02
С киргизами, которые теперь в Таласской долине стали моими знакомыми, я бывал и на охотах, и в путешествиях — экскурсиях по горам. Они знали мою любовь к лошадям, к охоте, к музыке, к легендам и старались каждый по своему таланту удовлетворить мой вкус. Душа у киргиз поэтическая. Обилие талантов поражает. Например, по дороге на базар, на празднество из среды спутников сейчас же складывается группа импровизаторов. «Кыякчи», уперев свою скрипку в ленчик седла, наигрывает какой-либо певучий мотив, а другие по очереди, состязаясь в остроумии, слагают свои рифмы, осмеивая друг друга или восхваляя уважаемого человека, который едет с ними — для этого они его пропускают вперед. И это состязание может продолжаться не полчаса, не час — а на протяжении десятка — двух километров — пока не приедут к месту торжества. Это состязание можно сравнить с русскими частушками, но если там — десяток-другой куплетов и пение закончено, то здесь оно, подсказанное формой самой жизни, неисчерпаемо, неутомимо, как сама езда в седле, через горы, через долины, на целый день. Если до базара 50 верст, это расстояние не смущает базарчей — у них и лошади выдержат, и сами они не слезут, если нет в этом какой-либо нужды. Для стороннего человека тут имеется одна неприятная черта: все встречные останавливаются, чтобы поговорить, узнать все новости и спросить долги — «алаза-вероза». Сам по себе этот обычай ничего бы, но все лошади привычны к этому настолько, что останавливаются, не спросясь хозяина, — и никакими силами эту лошадь не погонишь дальше, пока не исчерпан разговор.
Начинают они так: лошади останавливаются друг перед другом на тропе; седоки спрашивают друг друга: «Гу, эмалджан-аман да?» — Скотина и душа благополучны? Благополучно ли твое здоровье, твоих детей? (про жену спрашивать неприлично)... Э... как дела? Что слышно? Когда отдашь долг? И т.д. Завершив весь этот ритуал и узнав все, что носится по воздуху, встречные продолжают свой путь, каждый в своем направлении. По дороге, зная наперед, где есть кумыс, сворачивают с дороги и едут туда. За наружные арканы юрты привязывают лошадей, или, стреножив и ослабив подпруги, пускают их на травку. Хозяин встречает, стоя у двери, и, подняв ее полу, жестом приглашает войти. Заходят, более уважаемому из своей среды указывают место на «туре», то есть, прямо против входа, по ту сторону очага, где хозяйка сейчас же стелит что-либо получше — одеяло поновее, ковер, кошму, палас, или, если юрта бедна, просто шкуру козла — и гости рассаживаются. Подается традиционный дастархан — расстилается скатерть, на которую кладут лепешки (киргизы пекут их в казане очень искусно), сладости — урюк, сахар, леденцы, иногда и жареное мелкими кусками баранье мясо или баурсаки. После этого из чанача, подвешенного за камышовой перегородкой, наливается чашка кумыса и предлагается по очереди, начиная с аксакала. Отдохнув и подкрепившись, гости по команде аксакала «аумын», — поднимают руки к бороде, и затем со словами «алла акибар» — проводят ими по лицу и бороде сверху вниз. Выходят, садятся на лошадей; хозяин, стоя у дверей юрты, провожает их почтительно: «Джон болдын», «Хаир», «Амын булынг», «Худо хаир болсын» — опять проводят руками по бороде. Если хозяина нет, хозяйка сама должна все это проделать, если нет и хозяйки, то сынишка, который и в 10 лет чувствует в таких случаях на себе обязанность соблюсти закон гостеприимства. Гостя при этом полагается подсадить на лошадь, то есть, подержать стремя и поддержать под локоть в первую очередь аксакала, то есть, либо самого богатого, либо самого старшего по годам. Если провожающих двое, то один из них держит правое стремя, чтобы седло не съехало на бок. Предлагать деньги за хлеб-соль — это обида для хозяина. Он сам всегда в седле и также пользуется гостеприимством у других, куда бы он сам не поехал.