Дата публикации: 19.01.2014 3:33:48
Положение было критическое. Власть в городе уже не опиралась на военный гарнизон, события могли привести к полной дезорганизации всего аппарата власти, от руководителя зависит многое, а ему уже не доверяли.
Наша партийная группа, собравшись срочно, избрала меня и Добрынина, как военкома, депутатами-представителями власти на общегарнизонный митинг. Мы выступали с дощатой трибуны, с которой только что бежал Коробицын, и встреченные сначала возбужденными голосами, обратившись к сознательности красноармейцев, добились все же спокойного разговора и по деловому обсудили наши задачи.
Конечно, пока оставался Коробицын на своем посту, престиж власти стоял невысоко. Это сказалось и на настроениях населения старого города, а басмачи совсем обнаглели. В это время была ураза, и по обычаю мусульманское население, которое воздерживалось днем от еды и питья, ночью предается развлечениям: на базарах готовится обязательная «мишалля» (мешалда), очень любимая и русскими, богато торгуют сладостями, всякими яствами, едят до утра и шумно веселятся. Голод и разруха, конечно, все это отодвинули, но традиции оставались. На эту ночную тамашу в старый город съезжались басмаческие шайки и пировали назло открыто, зная, что ночью их никто не потревожит.
А кишлак был мертв, никто не выходил из дома... Отсутствие дисциплины в гарнизоне делало наше положение совсем не безопасным и шатким и до крайности обидным. Мы решили сделать вылазку — погонять басмачей, показать, что и мы, Ошская Красная Гвардия, красноармейский отряд и милиция кое-что стоим. Ревком мобилизовал в старом городе лошадей: мы запаслись продуктами, вооружились и под командой военкома Добрынина выехали в погоню за басмачами.
Разведка донесла, что Халхаджа там громит киргизские аулы, запасается скотом. Через Мабы к вечеру добрались до Малого Талдыка, то есть форсировали путь в шестьдесят километров — но даже хвоста басмачей не обнаружили — были, говорят, неделю назад. Проночевали под открытым небом и на следующий день вернулись обратно, опасаясь, как бы за это время басмачи не напали на наш город. Чувствовалось отсутствие какой бы то ни было надежной связи с населением и доброжелательности с его стороны.
Население жаловалось, что басмачи грабят ежедневно старый город, беспрепятственно проводят ночи в чайханах, особенно привлекает их ураза. Днем мы с милицией проехали по тем местам, где бывали басмачи. Я осмотрел подходы, удобные места для засады, и, считая, что большой отряд не может быть в засаде незамеченным, и заставлять людей, не находящих отдыха на работе, караулить еще ночами, решился на небольшую вылазку: вдвоем со своим секретарем, темной ночью до восхода луны, мы пробрались к урде — главной площади старого города. Вопреки ожиданиям (нам чудились везде басмачи) мы прошли тесными улицами и переулками два-три километра, не встретив ни одной души — город казался необитаемым. Залегли на крышах с двух сторон площади, рассчитав свой удар против того места, где по рассказам, обычно сидит Халхаджа со своими курбашами. Стог гузапаи на крыше помог хорошо замаскироваться.
Я положил перед собой две гранаты с заложенными в них капсюлями, приготовил винтовку (аштскую, трофейную с закаспийского фронта, взятую у пред. Ревкома) и свой наган и приготовился к бою. Взошла луна, все было видно кругом, как на ладони — пустые суфы, завалинки, ворота, площадь... Прождали до рассвета, так и не дождавшись басмачей. Теперь уже не опасно было показаться людям, так как если басмачи не появились ночью, то днем их не будет.
Горячие молодые головы не умеют еще по настоящему предугадать степень опасности — ведь если бы явился Халхаджа, как говорили, со своим отрядом в пятьсот-семьсот человек, то одиночные стрелки так или иначе выдали бы свою малочисленность, и осада могла бы окончиться печально. Но в городе мы нарочито никому не говорили о своей вылазке (кроме двух-трех товарищей, взяв с них слово никому не сообщать о предстоящей операции), имея в виду, что басмачи имеют везде свои уши и всегда знают о любой готовящейся операции.
Но мы выяснили очень многое: первое, несмотря на уразу, старый город ночами ничем не оживлен, он безлюден, подавленный голодом, болезнями, разорением и беззащитностью; второе, басмачи не так уж храбры, чтобы пировать под боком у власти, многое, что говорят об этом, преувеличено; третье, надо ставить вопрос о защите старого, как и нового, города и больше иметь контактов.
После нашей ночной вылазки прекратились слухи о том, что басмача по ночам пируют в старом городе. В тоже время стали доходить слухи, что банда Халхаджи к лету тысяча девятьсот девятнадцатого года увеличилась числом до тысячи пятисот человек, и что киргизы горного района держат его сторону, что басмачи скупают за большие деньги оружие, патроны, разоружили кое-где русские поселки.