Д.М.Милеев. Воспоминания. О.К.Д.

Дата публикации: 09.03.2014 3:10:19

Задуманный поход «за опытом» сулил много опасностей. Самое трудное — обезопасить себя на первое время, чтобы я оказался не пойманным чекистом, а «своим» человеком. Я подумал о своей крестной — О.К.Д. — она живет в двадцати пяти верстах от города в своем поместье, говорила мне о том, что Учкурганский минбаша Насреддин будто бы сколотил шайку и пользуется покровительством Мадаминбека — если это действительно так, то рекомендации О.К.Д. и личное знакомство с Насреддином могли бы дать мне нужную обстановку, а что будет дальше этого сейчас предрешить нельзя, главное — увидеть все своими глазами, войти в соприкосновение с народом, а там будет видно, что делать.

Отправившись к О.К. чтобы прощупать обстановку, я сразу попал в горячий котел. Ворота были заперты (чего раньше никогда не бывало!). На стук явились какие-то люди, опросившие меня и в сутолоке побежавшие докладывать О.К., домик которой находился в глубине двора. О.К. осведомившись, велела открыть половину ворот, и, загородив вход своей хилой фигуркой, гордо подняв голову, поправляя пенсне на узкой переносице, сверкая своими черными большими (монгольской, вернее, даже китайской формы) глазами, холодно ответила на приветствие, явно не подавая руки, и ни одним движением не проявляя обычного расположения, разразилась давно видимо накопившимися чувствами неприязни к Советской власти, большевикам-извергам и заявила: «Ты — большевик, а я — мадаминовец!». Дискуссию у ворот надо было чем-то кончать — либо туда, либо — сюда. Я попытался смягчить ее враждебный пыл, сказав, что именно у Мадаминбека есть кое-что от большевиков, нов лучшем смысле слова: Мадаминбек любит народ, именно бедноту. В Сибирь, на каторгу он попал по приговору царского суда за рабочих, причинявших баям страх и убытки, а бедноте — даже выгоду; Мадаминбек — стихийный бунтарь, если бы ему дать образование, он стал бы большевиком, а не монархистом или кадетом. Вы сами боролись против монархии и я всегда следовал Вашему примеру, считая Вас для себя образцом и примером. Вот и сейчас я приехал к Вам за советом, как попасть к Мадаминбеку. С какой целью? Проникнуть туда по заданию ЧК? Нет, на это я не пойду. Мадаминбек для меня — наш герой, и я буду еще его защищать. Я сказал, что напротив, я хочу участвовать в его народном движении против той части большевиков, которые представляют собой не партию с высокими идеалами гуманизма, а проникший в нее преступный элемент, декларированную публику вроде В.К. и других, которые тоже дискредитируют власть народа и не способствуют хозяйственному строительству государства, без которого государство не может существовать.

О.К. в конце-концов сдалась и пригласила к себе. К воротам примыкала постройка, где обычно жили рабочие. Дойдя до ее угла, О.К. кому-то махнула рукой — жест, из которого можно было понять, что она распорядилась кому-то уйти и скрыться. Это насторожило. Но я не подал виду и последовал за ней. По охотничьей привычке обратил свое внимание на следы во дворе: много кованых лошадей прошло в одном направлении — во двор. Я в западне! Наган у меня был спрятан под пиджаком с расчетом, чтобы его сразу можно было выхватить оттуда; я ощутил его дружескую близость и шел за О.К., не оглядываясь, с небрежным видом — красноречивее следов, мне ничто не сказало бы о присутствии здесь басмачей. Когда я оказался уже за маленьким заборчиком, отделявшим домик от остального двора, курганчи, у меня отлегло от сердца — теперь я защищен этим заборчиком и в случае чего могу отсюда вести бой.

Тут сразу как-то неизвестное стало известным; пусть там сидят басмачи, но это те же здешние люди, которых всех я знаю и которые меня знают; он знали меня, что я «мерген», что я на окучке хлопка любого из них обгоню, что я некоторым из здешних обучал лошадей ходить в арбе, что я люблю киргизские песни и все музыканты меня знают, как своего поклонника...

Но обстановка была совершенна новая: О.К. в роли поборника и сообщника Мадаминбека! Этого я пока никак не мог понять. Какая эволюция от тысяча девятьсот пятого года, когда она была заместителем редактора «Ферганки» и как «политическая» подвергалась преследованиям жандармерии. Я прятал ее подпольную литературу, стремился по ее примеру стать настоящим революционером — и вдруг она против революции! Эта смелая самоотверженная женщина, знавшая все иностранные языки (французский, английский, испанский, шведский), высокообразованная — мне она представлялась и «демократкой» и народницей шестидесятых годов, наследницей Чернышевского, Герцена и Белинского, деятеля «Народной воли», бунтарем против царского режима. Как понять весь путь развития человеческих идеалов, когда человек в бурную молодость готов отдать жизнь за то, против чего он к старости будет с исступлением бороться?

К вечеру входят и здороваются, как старые знакомые, семь офицеров — жителей Скобелева — Ф-Г, Мет., Мяс. и другие. Это были все очень симпатичные люди, демобилизованные из армии, вернувшиеся с фронта, теперь бывшие не у дел, подвергавшиеся частым обыскам, прослышавшие, что Мадаминбек приглашает всех «добрых» офицеров к себе, гарантирует уважение их человеческого достоинства. Брат Меш. — Аполлон окончил скобелевскую гимназию в тысяча девятьсот седьмом году; Мас. — имел земельный участок в Шакаркишлаке, и хотя я с ним не был знаком, но друг друга мы знали, старожилы скобелевцы все знали друг друга.

Ночью мы все были посажены вторым классом на лошадей и через Валинскую степь нас повезли в сторону Шарихана, и на следующий день мы были представлены Мадаминбеку.