Д.М.Милеев. Воспоминания. Истоки басмачества

Дата публикации: 20.09.2015 1:55:01

В далеких от центра уголках, как в заповеднике, держались еще темные силы старого, опиравшиеся на косность, нищету, забитость и произвол богатых и власть имущих. Этому способствовала узкая замкнутость партийцев, большинство которых в этих местах мало думали об идеях революции, а больше думали о своей карьере, о том, чтоб стать недосягаемыми для критики, для «серой массы», для народа, откуда постепенно и вырабатывался культ личности, основанный на утвердившемся всеми способами культе элиты, касты, покрывавшей себя партийным билетом. Бумажка, вместо человека, занимала все более и более жизненные позиции, наступая на демократию, на доверие массам, изолируя власть от народа. Но идея великого будущего, поселенная революцией, жила и зрела в недрах народа, он ждал, он верил в преобразование мира и всей жизни и вышибить у него эту его душу не могли даже размножившиеся чиновники, которые назывались теперь советскими, а по существу огородившие себя старыми бастионами, где бумажка, форма, ярлык, «потемкинские деревни» и витрины призваны были лишь скрыть внутренний смысл этих устоев.

Российский пролетариат эта «бумажка» закружит позднее, в период расцвета культа Сталина, а в Туркестане промышленного пролетариата не было, его было очень мало, он был в особых условиях (Ташкентские жел. дор. мастерские, хлопкоочистительные и маслобойные небольшие заводы, например, в Асаке их было 40, но это были полукустарного типа предприятия — одна-две джины; жел.-дор. рабочие были из «персов», грузчики на жел. дорогах — тоже из «персов» и азербайджанцев), пролетариат был главным образом сельский — и те и другие были неграмотны, и преданны своим обычаям и мусульманству; к русским и вообще европейцам относились как недавно побежденные к победителям; связь с русским народом и с его прогрессивными и революционными идеями только налаживалась. Свои националистические группы были еще очень сильны, и, если легко воспринималась общенародная идея революции, как свобода труда, мечта о лучшей жизни, то это еще надо было показать на конкретных делах; с самого начала среди «деятелей революции» в виде всяких уполномоченных, председателей ревкомов появились авантюристы вроде братьев Кор-ных. Это ими было создано «басмачество» и доказательством тому явилось то, что М.В.Фрунзе быстро ликвидировал это движение и не только военной силой, а политическими методами — сразу на сторону Красной армии перешел Мадаминбек, который немедленно вступил в борьбу с Халхаджой, Муйдыном и Курширматом, которые представляли собой чисто уголовный элемент. Но с отъездом Фрунзе старые методы возобладали, и прежние авантюристы ушли под прикрытие формальных козырей, все более повышавшихся в цене все увеличивающегося бюрократического аппарата.

Наказывались одни — поощрялись другие. Однако партийцев, указывавших на необходимость более гуманного отношения к массам, представляющим собою преимущественно бедноту и слабых середняков — дехкан, было немного и они сами чувствовали, что их все более лишают голоса, и товарищи боятся их поддерживать. Если это в Джалалабаде было в конце двадцатых и начале тридцатых годов среди троцкистов, которыми оказались некоторые партийные работники, то те, которые их сменили, продолжали ту же самую линию, ту же самоизоляцию от масс. Так было в деле Борщ-ского, которого вопреки постановлению съезда Товарищества охотников, поставили во главе этого Товарищества, чтобы его разорить, растратить девять тысяч рублей и поставить на край катастрофы. Так было потом в 32 году, когда несмотря на то, что охотсистема была выведена на прочный путь развития и выполнения планов по всем показателям, меня арестовали, и налаженное хозяйство пошло вновь к распаду и ликвидации; поставлены были вопреки воле массы охотников, выраженной на съездах и собраниях.

Типы, осмеянные Гоголем и Салтыковым, вновь появляются на сцене все в более неприкрытом виде. Разе революция не закрыла им путь навеки? Реставрация старого бюрократического, «привычного» режима, который скоро будет рядиться в чиновничьи погоны и адъютантские аксельбанты? А вместо старых помещиков придут новые, которые будут брать не только оброк, но судить голодных киргизских женщин за сбор колосков на убранном поле и давать за это по семь лет (один из Джалалабадских фактов из судебной практики того времени), а прокурор будет требовать «десять» (!) на основании знаменитого закона от 7 августа. Надо сказать, что в это время был голод и люди не верили, что когда-то они не были голодны.

Одежду и обувь, в которых ходило большинство населения, трудно себе теперь представить; говорили, что нужно строить заводы, т.к. мы — в капиталистическом окружении, и на этом спекулировали — на лучших патриотических чувствах народа, который презирали и над которым издевались.

Хотя крупных кулаков, богатеев и приставов ликвидировали в первые годы революции, но реакция пользовалась каждым случаем, чтобы поднять голову и сорвать реванш.

Среди районного начальства (не говоря о троцкистском руководстве областью, о котором шла речь выше и которых еще не разоблачили) были люди националистического уклона, карьеристы, не стеснявшиеся в средствах, чтобы выслужиться, просто взяточники, многие из которых укрывались за партийным билетом (таков был, например, прокурор района К-ко и др.). но если начальство не брезговало ничем, то и мелкая сошка отлично усваивала методы правления и поставляла своих карьеристов, людей, знавших цену доносов и предательства. Одним из проводников таких методов управления был инструктор райисполкома Б-в, по Арсланбобскому с/совету подобравший себе «актип» (активистов) из местных общественников такого же типа. Этот «актип» местопребыванием своим имел С.Червах, место, славившееся массовым приготовлением бузы. Заседал этот «актип» ежедневно, утро начиналось с поисков бузы. Были свои преданные люди (большинство преданных именно и были активистами), которые знали, где сегодня готова буза. Председателем Ачинского с/совета была Джидегуль, которая втянута была Б-м в эти «заседания». Тут принимались и решения, касавшиеся главным образом содействию в проведении фискальных мероприятий — сдаче налогов, поставок, контрактации. С кого и сколько брать, кого раскулачивать — подсказывали активисты, списки утверждались на заседаниях. Район давал установку, инструктаж — Б-в, ее проводили в жизнь. Сдавалось масло, шерсть, мясо, хлеб, распределялся заем, у очередного «кулака» конфисковывалось имущество; если в описи его имущества значилось, например, одна лошадь, и одна корова, и один ковер, то это значило, что это старый ковер, а новый попал инструктору, а баранов поделили активисты. В кулаки могли быть «подняты» и люди, имевшие всего одну лошадь, но оказавшие в чем-то неповиновение или изругавшие кого-либо из активистов. Актив пользовался привилегиями (иначе он работать не будет), а Б-в и его приближенные, в том числе приемщики и зав.складами, делили сладкий пирог. На ежедневные оргии нужны были деньги — в них участвовали все, в чьих руках были те или иные ключи.

Когда на территории с/совета появлялся «тура» (князь), о котором население стало говорить, что он творит чудеса, проповедует близкий конец Советской власти, говорит, что у власти много людей, проникших туда для ее подрыва изнутри, что восстание близится, что он связан со всеми центрами — и Базаркурганом, и Андижаном, и Ташкентом, и Фрунзе и что никакой донос на него ему не повредит, т.к. доносчика сейчас же уберут его агенты — то к этому «чудотворцу» почему-то часто стал заглядывать сам инструктор райисполкома по Арсланбобу — Б-в, а затем выяснилось, что к нему ездят за советами и басмаческие курбаши Кадыр и др. о выступлении отряда из Базаркургана здесь знали заранее и басмачи уходили подальше в горы. Если кто-либо из населения сообщал отряду о месте нахождения басмачей — местные агенты басмачей, бывшие везде в кишлаках, немедленно сообщали об этом, и басмачи учиняли над ним свой суд, как только отряд удалялся. Отряд только курсировал здесь, а басмачи были везде, ежедневно, ежечасно — на улицах, на заседаниях, на базарах. Аппарат был засорен и бороться с басмачеством было очень трудно. Начальник ГПУ Г. Ф-ц, выехавший в операцию против басмачей и осадивший их в одной курганче, был убит пулей в голову (как говорили — в затылок). Это был чистый, преданный делу работник, чекист, но и он не знал еще, как далеко зашла измена и засоренность аппарата. Рядом с ним были предатели.

После ареста и допроса «Туры» — чудотворца Г.Ф-ц вызвал меня к себе и сказал: «Ты раскрыл очень важное дело. Оно распространяет свои щупальца очень далеко, есть подозрение на связь с заграницей. Но будь осторожен. Помни об этом и днем и ночью. На тебя не раз устраивались засады, тебя предупреждал об этом Н-К-т и я предупреждаю».