Д.М.Милеев. Воспоминания. В Джалалабаде

Дата публикации: 05.07.2015 2:28:20

В работе юрисконсульта Окрисполкома мне значительную часть внимания приходилось отдавать отделу местного хозяйства, ведавшему городским строительством и благоустройством. Составление договоров и оформление их лежало на моей обязанности.

Джалалабад, лежавший в пыли летом и непролазной грязи зимой, впервые начал мостить у себя улицы. В ту зиму одна подвода благовещенского крестьянина застряла в переулке перед базарной площадью так, что ее пришлось бросить и откапывать следующим летом, когда грязь высохла; подрядчиком по мостовым был некто Акопов. Местхоз и сам строил своими силами, но его мостовые за одну зиму превращались в колдобины, после чего снова приходилось перестраивать. Гравий возили с русла Кугарта на бричках; обходилось дорого и ненадежно. Но Акопов строил добросовестно и в исполкоме постоянно шла борьба — часть работников стояла за Акопова, часть за то, чтобы учиться самим строить.

В 29 году Акопову уже было отказано и дороги стали сооружать силами местхоза. Строительство домов шло под руководством молодого талантливого архитектора …, высланного из Ленинграда за свои откровенные суждения по поводу каких-то партийных работников. Здесь он жил под надзором ГПУ. Так как он и здесь не стеснялся в выражениях, осуждая промахи и «глупость», то его скоро куда-то перевели, а в будущем, когда Сталинский курс на режим культа личности войдет в силу, его, конечно, сгноят в тюрьме.

Теперь его, как человека, прямо выражающего свои мысли, отвергающего лицемерие, продажность, карьеризм и подлость, ненавидят лютой ненавистью люди, занимающие руководящие посты в Джалалабаде, к тридцатым годам которые, как это выяснится, образуют круг политических заговорщиков — троцкистов, в числе которых окажутся все ответственные работники Джалалабада, в числе 17 человек. В их числе окажутся и уполномоченный ГПУ Г-ко, секретарь Окрисполкома К-н, управляющий Киргизторгом П-в, его заместитель Гр-шин, военком Г-х и другие. Пока они представляют партийную верхушку Джалалабадского округа и вершат все дела от имени партии и Советской власти, судят, карают, строят и проводят плановую политику. Среди них не было ни одного, кого можно было бы, положа руку на сердце, назвать идейным большевиком. Им все равно, что Троцкий, что Сталин — они просто были карьеристами — чиновниками с нужной для этого долей равнодушия к людям, к народу, к делу партии. Они думали, что угадают вперед, если встанут на сторону Троцкого.

И Троцкий раньше Сталина встал на позицию догматизма и высокомерного отрицания авторитета народа: он уже тогда отверг Ленинский взгляд на крестьянство, где тоже происходило классовое расслоение и Советская власть должна была опираться и на рабочий класс, и на крестьянскую бедноту (в союзе с середняком): Троцкий отбросил крестьян и требовал ориентации лишь на рабочих. Троцкий не верил в возможность строить социализм в одной стране — именно из-за неверия в народ; а тогда для него было логичным делать вывод о слабости революции — рабочий класс тогда составлял в России всего 6 миллионов. Ленин видел корни революции в самом народе и выделял в нем наиболее организованные слои, где классовое самосознание уже созрело, а следовательно оно неистребимо. Социалистическая революция должна была, по мысли Ленина, создать условия для того, чтобы революция пошла вглубь и, когда она станет народной революцией, она непобедима (и это доказала Великая Отечественная война, в которой победил революционный народ; даже Сталин, презиравший и не веривший в народ, сказал в 45 году: «Спасибо ему, русскому народу»). Догматизм Троцкого пришелся по вкусу Джалалабадским чинушам, т.к. они не собирались работать во имя народа и все более и более склонялись к администрированию, лишь прикрывая свои действия ширмой формальной партийной программы.

Вскоре в Джалалабаде появился в качестве зампредисполкома Г-к, любитель командировок, мелькавший в Джалалабаде на несколько дней метеором и снова убывающий в командировку в Андижан, Ташкент, Фрунзе и другие города.

Для строящейся электростанции Г-к закупил в Ташкенте оборудование, в том числе, мраморный распределительный щит, который и отправил в смонтированном виде. От щита дошли осколки и перебитое, пришедшее в негодность, оборудование. Среди закупленных предметов оказалось много ненужного, лишнего (как подсчитала комиссия, в расчете запаса на 100 лет). Таким образом, средства были загублены и строительство электростанции приостановилось. Другие действия Г-ка были в том же стиле «работы». В стенгазете Окрисполкома появился фельетон под названием «В одном лукошке», где действия Г-ка квалифицировались как бесхозяйственность, тяжело отражающаяся на выполнении хозяйственных планов. Меня, как редактора стенгазеты и автора фельетона, президиум исполкома, по настоянию Г-ка, перевел в отдел местного хозяйства, хотя там не было должности юрисконсульта. Я отказался и меня уволили.

И тут начался для меня тяжелый 7 месячный период вынужденной безработицы — существования без средств к жизни, т.к. кроме службы я не имел никаких способов заработка. До этого инцидента мне предлагали место юрисконсульта Кирпахтасоюза с высокой зарплатой. Тогда я не пошел, а теперь, обратившись к ним и заявив, что я теперь свободен, получил отказ, и сколько не ходил, от меня все откачнулись, как от чумы. Я подал заявление в г.Фрунзе о зачислении меня в члены коллегии защитников — меня приняли. Я начал практику, но по своему характеру не мог принимать для ведения дела торговцев и подрядчиков, которые все сразу обратились ко мне, предлагая хороший гонорар. Не имея денег не то, что на кусок мыла, но даже на хлеб, я отказывался, т.к. чувствовал, что не по нутру защищать частные дела коммерческого характера; а дела несправедливо обиженных бедняков я вел бесплатно; таким образом, я быстро обнаружил, что совершил ошибку — и послал в Коллегию отказ и от своего звания, и от своих обязанностей. Меня освободили.